На втором этаже окликнул - ни здрасте, ни как дела:
- Так ты не передумала?
- Конечно, нет, - ответила Айями, обернувшись с лучезарной улыбкой.
Веч смотрел с недоверием и с прищуром, выискивая в её лице объяснение подозрительному смирению.
- Ну ладно. Ступай.
- Благодарю, - ответила Айями, присев в реверансе, и направилась в комнату переводчиц.
И не видела, как тот поднял брови в удивлении, а потом направился на третий этаж с лицом, на котором явственно читалось: "О, Триединый, что за испытание свалилось на мою голову, и чего следует ожидать?"
Веч встретил ее на пороге школы. Бывшей школы. Галантно помог выбраться из машины, помог снять пальто и, придерживая за талию, провел в бывший торжественный зал. В этом городе всё стало бывшим, и неизвестно, станет ли прежним с отбытием даганнов на родину.
Клуб, после первого и единственного посещения им Айями, не изменился. Те же диваны и столы, составленные из парт, тот же рассеянный свет нибелимовых* светильников, та же полузадушенная пластинка в патефоне. На столах закуски и вино, много вина, много фужеров. И немало офицеров, почти весь командный состав, со своими спутницами. И Оламирь здесь, и Мариаль, и другие амидарейки: соседки по подъезду и прочие, знакомые на лицо, но не по имени. И Имар здесь, в компании сотоварищей, хохочет, эмоционально жестикулирует, что-то рассказывая.
В помещении многолюдно и душно. Офицеры все как один в военной форме, а амидарейки одеты скромно, им неуютно, они зажаты. Видно, у женщин закрепилось в памяти место, куда они пришли однажды продать себя, и не от большого желания, а по большой нужде. Зато Оламирь вырядилась в вечернее платье, дополнив наряд яркой губной помадой и высокой прической. Разве что неестественно бела лицом, наверное, извела не одну баночку пудры перед выходом "в свет". И смеется громко и вызывающе, когда ее покровитель что-то шепчет на ухо. Другие офицеры оглядываются с изучающим интересом, видать, аппетитная комплекция и броская красота Оламирь их привлекает больше, чем сухощавые фигуры и невзрачная внешность прочих амидареек.
Быстро же оклемалась Оламка от недавней хвори, наверное, выпила не один литр лечебной микстуры. Интересно, какие отговорки она придумала для господина У'Крама, объясняя свою немощь. Видно, ей страсть как не хочется ехать в Даганнию с приплодом от чужака, там она будет одной из многих, а здесь - единственная.
Даганские мехрем расставляли подносы с закусками, наливали вино в бокалы. Молча, незаметно, выверенными привычными движениями. И ни словом, ни жестом не показывали, что им противно видеть своих соплеменников в компании чужеземок.
Веч протянул полный бокал.
- Это слабое вино, - сказал со смешком, заметив замешательство Айями. Наверное, как и она, вспомнил тот вечер в клубе.
И правда, багряный напиток оказался приятен на вкус и аромат и не бил одуряюще хмелем в голову.
- Тогда вино было крепче? - спросила она со смущением.
- Намного крепче, - ответил Веч серьезно. - Иначе ты не пошла бы со мной наверх.
Сказал - и привел Айями в смятение. Тот вечер стоит того, чтобы вспоминать о нем как можно реже. А лучше бы вообще забыть.
- Почему ваши женщины странно одеты? Необычная обувь, одежда... Почему напудрены и в париках? Неудобно, наверное. Жарко, - спросила Айями и осеклась. Не ляпнула ли лишнего?
Но Веч охотно объяснил:
- Потому что мехрем из дома встреч - свободные женщины и скоро поедут домой. Обувь скрывает их истинный рост, парики и краска на лице скрывают внешность, безразмерная одежда прячет тело. Наши женщины вернутся в Даганнию и без стыда посмотрят сородичам в глаза. Они приехали сюда по доброй воле, чтобы заработать, и вернутся домой не с пустыми руками. У нас нет насилия и принуждения. Мехрем из дома встреч никто не осудит, контракт держит ее имя в тайне. А если какая-нибудь вдовая даганка задумается о ребенке, ей выплатят дополнительное пособие, и она уедет в Даганнию до окончания контракта.
- И отец признает ребёнка? - спросила Айями, наблюдая, как даганка, несмотря на неудобное одеяние, ловко огибает столы с подносом в руках.
- Тут дело полюбовное. Как правило, даганки не претендуют на признание отцовства, но если родитель введет его в свой клан, это похвально. У нас никто не показывает пальцем на одиноких женщин с детьми. Неважно, есть у ребенка отец или нет. Наоборот, женщина, взявшая на себя ответственность за рождение младенца и воспитание в одиночку, достойна уважения. Ведь сейчас всё зависит от женщин, точнее, от того, как быстро восстановится население Даганнии.
Айями чуть не поперхнулась вином от воодушевления в прозвучавших словах. Наверное, и Веч успел приложить руку, точнее, другую часть тела к восстановлению численности населения.
Даганны шутили, смеялись, курили, накачивались вином. Расселись со своими спутницами за столами и начали произносить тосты. На даганском. Учитывая, что из присутствующих женщин разбирались в чужеземном языке только переводчицы, салютование бокалами и солидарные выкрики "Хей!" заставляли настороженных амидареек испуганно вздрагивать. И Оламирь не понимает в разговорном даганском, - с удивлением заметила Айями, обратив внимание на скучающую красотку.
И такое пренебрежение к амидарейкам было оскорбительно.
Веч поднялся, постучал вилкой по бокалу, и в зале наступила тишина.
- Скажу слово. Нынешний Бейрихен* мы пропустили, но скоро наверстаем упущенное и, слава Триединому, встретим немало Бейрихенов на родной земле.
Со своих мест поднялись и другие офицеры.
- Слава Триединому! - гаркнули хором и залпом выпили содержимое бокалов.
А амидарейки не поняли, о чем тост, и неловко молчали, опустив глаза. И почти не пили, и мало ели. Оно и ясно, что неясно, чему радоваться.
И на том спасибо, что даганны позаботились, расставив блюда с пресными закусками отдельно от тех, что сдобрены огненными специями.
- Кроме вина ничего нет? - спросила Айями.
- Чаю, например? - рассмеялся Веч, и другие офицеры поддержали шутку. - Нет, сегодня здесь пьется только вино.
- И никакого сахша*, - сказал многозначительно господин У'Крам. - Мочилки* нам как раз и не хватало.
Айями поднялась с места.
- Ты куда? - спросил Веч на даганском.
- Посижу на диване. Вы продолжайте, беседуйте о своем, я не помешаю, - ответила с лучезарной улыбкой на амидарейском. - Мариаль, составишь мне компанию?
- Конечно, - кивнула та с благодарностью и поспешила следом, оставив пустой стул между господином помощником и другим офицером.
Веч нахмурился, однако не возразил. Тосты продолжали сыпаться, видимо, по даганским правилам каждому участнику надлежало сказать своё слово. Даганны желали процветания своей стране, народу, кланам, сородичам, здоровья родителям, матерям, женам и детям, и прочая, и прочая.
- Отвратительно, - сказала Мариаль. - Они выставляют амидареек последними идиотками. Зачем позвали? В качестве дополнения к сытному ужину? Поесть, напиться и отвезти в гостиницу?
- Мариаль! - изумилась Айями. Неужели напарница сердится? Непохоже на неё. Обычно Мариаль сдержанна и тщательно подбирает слова, избегая, по ее мнению, неприличностей.
- Да, представьте, меня это коробит! - воскликнула Мариаль, наверное, громче, чем следовало, потому что кто-то из даганнов оглянулся. И Веч в том числе. Насупленный, недовольный.
- Пусть развлекаются, ихний бог им судья. Лучше расскажи, случалось ли с тобой что-нибудь эдакое в школе, - предложила Айями. - Помню, в седьмом классе на перемене в наш класс залетел воробей, и мальчишки начали стрелять по нему из рогаток. Перебили все плафоны, разбили стекла в книжном шкафу, графин с водой, вазу с цветами, но так и не попали в воробья. Шуму было - не передать. Вызывали родителей в школу, беседовали, песочили...
- Да-да, помню, я училась в младших классах, - оживилась Мариаль. - Про ваш класс ходили легенды. Но и наши мальчишки вытворяли будь здоров. Поймали школьного кота, помните - завхоз держал, чтобы тот ловил мышей - привязали к бедняге самодельный парашютик и сбросили с чердака.
Айями рассмеялась, развеселившись, напарница поддержала смех.
- Нет, не помню. Я, наверное, уже закончила школу. А кот был молодой и глупый, не знал, что мальчишек нужно бояться больше огня.
Они опять засмеялись и прикрылись ладошками, чтобы не отвлекать даганнов.
И пошло-поехало. Вспоминали, хихикали, прыскали, смеялись. Незаметно и другие амидарейки подтянулись, заняли соседний диван. Сначала слушали, улыбались, потом смеялись, потом тоже рассказывали - как кто-то где-то когда-то и с кем-то. И нашлись общие темы для воспоминаний, и общие знакомые, и общие интересы, оставшиеся там, в мирном прошлом. И Айями, слушая истории, почувствовала запахи и звуки школьных лет: аромат сдобы из столовой, пыльные географические карты из книжного шкафа, скрип мела по доске...
- Что ты вытворяешь? - раздался тихий голос с еле сдерживаемой яростью. Это господин подполковник зашел за спинку дивана и склонился к уху Айями.
Оказывается, почти все амидарейки собрались дружной компанией, тут же затесался и Имар, он присел на диванный подлокотник и смеялся вместе с рассказчицами, и несколько офицеров подвинули стулья, чтобы лучше слышать и вникать.
- Ничего особенного, - ответила Айями ровно. - Вы веселитесь и мы тоже, как умеем. Разве запрещено?
- Пойдем. - Он протянул руку и объявил: - Будем играть в данакаш*.
- О! - соплеменники поддержали затею громкими хлопками, а господин подполковник едва ли не силком повел Айями, хотя ее упрямство было и незаметно сторонним наблюдателям. Увлек туда, где сдвинули столы и установили стулья.
Видимо, намечается захватывающее мероприятие, сродни даганской мочилке, - подумала сердито Айями. Ну и развлекался бы с товарищами, я-то причем? Нам было весело на диване, а он с легкостью всё разрушил, - подумалось с тоской.