- Открыть чемоданы! – велел старший лейтенант на амидарейском с ужасным акцентом.

Наскоро пошерудил рукой по тряпкам, вынул Люнечкины сапожки, сунул палец в один сапожок, сунул в другой, проверяя. Вытряхнул на стол содержимое сумок и саквояжа, переворошил мелочевку. Пролистал документы, пересчитал по головам и вернул папку.

- Gofor! Следующий! – крикнул, потеряв интерес к Айями и её семье. И обыскивать не стал, посчитав неопасными.

Женщины наспех побросали вещи в сумки и, закрыв чемоданы, выбрались через противоположную дверь наружу. К поезду.

У перрона стоял длиннющий состав, а пассажирских вагонов оказалось всего два, остальные - платформенные, с грузами, спрятанными под плотным брезентом. Неужели это последний поезд в Даганнию? Наверное, будут и другие, ведь Имар заверил, что вернется на родину позже. С ним возвратятся и последние даганны, и граница будет запечатана. А может, они вернутся на машинах.

Даганны экспроприировали пассажирские вагоны у "Амидарейских железных дорог", о чем гласила полустертая от времени табличка. Вагоны были старыми, посадочные места устроены в виде скамеек, установленных по обе стороны от прохода. Сиденья располагались навстречу друг другу и отгораживались невысокими сетчатыми перегородками – занимай с удобством любой уголок, но без матрасов, подушек и одеял, потому как даганны утруждали себя организацией комфортной поездки. Сущая пустяковость, потерпим и приспособимся, не впервой, - решила Айями.

Пассажирок в полупустом вагоне оказалось не так уж и много, как думалось вначале, гораздо больше чемоданов и сумок, чем людей. Женщины не спешили знакомиться, предпочтя уединение отгороженных закутков. Оно и понятно, не в отпуск на курорт собрались, повод-то нерадостный, чтобы делиться впечатлениями от поездки с незнакомыми попутчицами. Зато Люнечка пребывала в восторге и изучила все уголки в вагоне, успев познакомиться со стеснительным мальчиком, которого первым увидела на станции. Да и Айями впервые оказалась в поезде, прежде она не ездила по железной дороге и теперь с интересом осматривала внутреннее убранство. Сиденья обшарпанные, пол щербатый, краска островками, но окна целые и без щелей, сквозняком не тянет. Как долго этот вагон перевозил амидарейцев, прежде чем попал в руки захватчиков? Должно быть, откатал не одно поколение соотечественников по железной дороге.

Раздался второй и более долгий гудок. Вагон дернулся, но не тронулся. Люнечка припала к окну, и Айями тоже. На перроне показались амидарейки с детьми, не успевшие вовремя пройти досмотр на пропускном пункте. Они в испуге заторопились на поезд, но офицер, наблюдавший за посадкой в вагоны, что-то им сказал и махнул рукой, показывая на состав, стоящий на соседних путях. Женщины притормозили и, поставив чемоданы на перроне, расселись, чтобы отдышаться.

Разные женщины, и помоложе, и постарше, с малолетними детьми и с подростками. Две амидарейки находились на заметном сроке беременности, и неказистые плащики не скрывали выпирающие животы. И у каждой беженки своя нужда и свой страх – остаться в стране, бывшей им когда-то родиной, а теперь ставшей чужой. И опасной.

Раздался третий долгий гудок, вагон снова дернулся, и поезд, наконец, тронулся, постепенно набирая ход.

Вагон проехал мимо свежевырытой траншеи, уходящей прочь от железной дороги. Вкопанные в траншею столбы, окрашенные в желто-черный цвет, соединялись колючей проволокой, и полоса из разрисованных столбов уходила вдаль к горизонту. С левой стороны от траншеи ковырялся в глине трактор, выравнивая грунт, неподалеку возвышалась свежесрубленная дозорная вышка. Граница! – осенило Айями. Новая граница между Даганнией и… Риволией! Рядом судорожно вздохнула Эммалиэ, она тоже догадалась о назначении проволочной конструкции.

Не сразу улеглось волнение, не сразу успокоились нервы, и наступило затишье, навалилась апатия. Люнечка прописалась у своего нового приятеля и унесла туда куклу – для знакомства. Эммалиэ, раскрыв чемодан, аккуратно раскладывала вещи, разворошенные досмотрщиком. Задвинула сумку с продуктами под сиденье, взглянув искоса на Айями и поймав понимающий взгляд: перед отъездом из городка, несмотря на суматоху и спешку, Эммалиэ успела засунуть под обивку чемоданного днища риволийский стилет, и он благополучно пересек границу. Айями, устроившись у окна, смотрела за проплывающие за окном окрестности, по-прежнему безжизненные. Ни жилья, ни людей, лишь деревья, кустарники и трава. Когда-то эта территория принадлежала Амидарее, теперь это земли победителей.

Вспомнились некстати амидарейки с детьми, оставшиеся на перроне, их расстроенные лица, и среди них женщина в возрасте со строгим учительским лицом и с двумя мальчишками-погодками подросткового возраста. И Айями вдруг сказала то, что свербело в голове все эти дни, не сумев сразу оформиться в полноценную мысль:

- Кажется, я знаю, кто риволийский шпион.

Эммалиэ замерла, перестав перекладывать вещи. Оглянулась – не слышит ли кто. Не слышали и не слушали, потому как сиденья по соседству пустовали. А Айями продолжила:

- Я долго думала, почему она оставила меня в живых. И вас с Люней. Кроме нее никто не знал о том, что написано в агитке. А я показала ей.

- Постой, какая агитка? – Присела рядом Эммалиэ.

- Листовка, которую я взяла в кабинете… Веча, - сказала с запинкой Айями. – Там было написано, что даганны заключили соглашение с нашими союзниками и продали им нашу страну – с территориями, с людьми. Понимаете, продали нас как баранов! Как скот! - сказала с надрывом.

- Тише, тише. - Эммалиэ притянула её к себе, поглаживая по волосам как маленькую девочку.

- Это правда, даганны подтвердили, поставили плюсики на полях… - пояснила сбивчиво Айями. – В агитке был призыв к неравнодушным идти на восток, а не на север, как хотел Айрамир. И я решила отнести агитку, пока он не рванул из города. И показала агитку ей…

- Зачем?

- Она сказала, что нужны веские основания… И велела путать следы, не меньше часа.

- За час можно многое успеть сделать, - сказала Эммалиэ. – В том числе, донести даганнам.

- Она спросила, знаете ли вы об агитке, я сказала, что никто не знает, кроме меня, и это вас спасло. Она решила, что меня прикончат – если не свои, то даганны уж точно. В отряде тоже были ее люди, но Айрам их вычислил и убил одного из них. Второй – командир отряда, он и слушать меня не захотел и науськал мужчин на драку и на избиение. Меня бы зарезали там, если бы не Айрамир, и дело с концом.

- Тише, милая, - успокаивала Эммалиэ. - Дрожишь как осиновый лист, сейчас опять начнется приступ.

- Она решила подстраховаться и сдала отряд даганнам, и меня заодно. Не самолично, конечно, донесла, но вот как, не знаю. Мы должны были полечь там все до единого. А я выжила, вот напасть. Пока болела, даганны не пускали её ни ко мне, ни к раненым. И опять для неё неизвестность: кто из партизан выжил и расколется ли под пытками. А еще боялась, вдруг меня допросят, а я возьму и проболтаюсь обо всем, что знаю.

- Так вот почему приходила Оламка! Она через Оламку выведывала! Неудачный выбор, однако. Вдруг это Оламка с её подачи выдала отряд даганнам? Сообщила невзначай своему покровителю, и понеслось, - осенило Эммалиэ.

- И такое возможно. Она и после отъезда даганнов пришла лишь для того, чтобы удостовериться: вы ничего не знаете, а от меня уже не будет вреда, не сегодня-завтра вздернули бы на ближайшем суку и слушать бы не стали. Ну, а вы бы с Люнечкой остались… наверное... И обвинила меня в предательстве, чтобы отвести подозрения от себя.

- Айя, девочка моя, - Эммалиэ укачивала её как ребенка. - Представь, господин У'Крам мог не погибнуть, и осведомительницу бы допросили об источнике информации.

- Значит, она придумала для Оламки достоверное объяснение, чтобы господин У'Крам поверил. На худой конец, устроила бы Оламке… отравление, например, или кровотечение по-женски с летальным исходом, чтобы та не проговорилась. И ниточка бы оборвалась.

- Из партизан кто-нибудь мог выжить и дать показания.

- Они бились насмерть и живыми бы не сдались. Благодаря командиру.

- Ты могла бы не пострадать, и тебя бы допросили.

- Поэтому она и поседела от переживаний, но не за погибший отряд, а за себя. И молилась, чтобы я не выжила.

- То есть, решила махом угробить прорву людей из-за какой-то бумажки?

- Потому что риск того стоил. "Нужно пожертвовать пешками, чтобы сохранить ферзя" - помните слова Айрама? Эта бумажка могла наделать немало шума и осложнить ей жизнь. У нее все шло по плану, а тут вдруг неожиданный поворот в сюжете.

- Ох, Айя, голова бедовая, куда ж тебя занесло? - пробормотала Эммалиэ, гладя ее по голове. – Невероятно. Поверить не могу в то, что ты рассказала.

- А ведь она отговаривала меня, призывала пойти домой, одуматься. А потом нас обоих бы, не мешкая… Так же, как и отряд сдала, так бы и от нас избавилась. Без раздумий. Хику* – удобное объяснение любой непонятной смерти.

Молчание было долгим.

- Надо рассказать господину Л'Имару о твоих предположениях, как представится возможность, - сказала, наконец, Эммалиэ. – Вдруг получится доказать твою непричастность и оправдаться?

- Что бы я ни сказала и как бы ни оправдывалась, теперь не имеет значения. Меня обнаружили в партизанском убежище, и за убитых даганнов мне полагается смертная казнь, - сказала Айями просто, как если бы рассказывала, по какому рецепту варила кашу. – И о чем я скажу даганнам? О том, что они и так скрывали от нас? "Вы продали мою страну тем, кто предал мою страну"… Или об агенте риволийцев? Зоимэль уже не достать, а на моей стороне домыслы и богатая фантазия, к тому же, бездоказательная. А даганны давно спелись с союзниками, недаром те приезжали в город, и их принимали с радушием, помните? Поэтому даганнам плевать на их интриги теперь уже на чужой земле.