- Он делает все возможное, - сказала в другой раз Мариаль. – Ее посчитают мертвой и не арестуют. ...

- Он делает все возможное, - сказала в другой раз Мариаль. – Ее посчитают мертвой и не арестуют. И Люню не отберут.

- Хвала святым, - пробормотала Эммалиэ с облегчением. – А что господин А'Веч?

- Его отправят под конвоем в столицу. Завтра.

- Из-за Айями? – судорожно выдохнула Эммалиэ.

- Не только. Погибли даганны, много раненых. Пожалуйста, прошу, не в передачу кому-либо. Это закрытая информация, не для третьих ушей.

- Конечно-конечно, - закивала горячо Эммалиэ. - Не знаешь, выжил кто-нибудь из отряда?

- Двое или трое. Их отправят в лагерь.

А Эммалиэ и поинтересоваться о судьбе "племянника" не осмелилась, она и так узнавала от осведомительницы больше, чем полагалось знать. Как не спрашивала и о том, каким образом девушка разузнает о подробностях разбирательства в комендатуре. Сама догадалась по рассказам Айями, что её напарница получает сведения от своего покровителя, и, возможно, рискует, выведывая секретные данные. По большому счету, Мариаль могла бы теперь не работать, однако исправно уходила каждое утро в комендатуру, чтобы добывать новости. И за это Эммалиэ была ей бесконечно признательна.

- Тебя тоже допрашивали? – спросила она у Мариаль.

- Формально. Спросили, общалась ли я с Айями помимо работы, и упоминала ли она в разговорах о партизанах. Я и ответила, что общение ограничивалось пределами комендатуры, и о Сопротивлении мы не разговаривали, - ответила та весело.

- Спасибо тебе, - поблагодарила искренне Эммалиэ, про себя признав, что во многом девушка похожа на Айями, дерзостью и рисковостью, наверное, и горячностью, разве что помладше своей напарницы и чуточку поробче. Такая же молодая, безрассудная и наивная.

Слова Мариаль подтвердились.

На следующий день Эммалиэ увидела из окна с десяток машин на площади. На крыльце комендатуры показался господин А'Веч, следом вышла толпа даганнов, все при высоких военных чинах, и они начали рассаживаться по машинам. Господин А'Веч тоже был в военной куртке и в фуражке с кокардой, и не закован в наручники. Он и покурить успел перед отъездом. Может, не все так страшно, как сказала Мариаль, может, обойдется, и господин А'Веч отбрешется от обвинений? К изумлению наблюдательницы, в последнюю машину с чемоданами на багажнике загрузилась Оламирь, зябко кутавшаяся в пальто с меховым воротником, несмотря на теплую погоду. С обеих сторон кавалькаду машин взяли в тиски бронемобили, каждый с пулеметным гнездом в крыше, и растянувшийся караван тронулся прочь от комендатуры.

Надо же, испугалась крыска Оламка и побежала с тонущего корабля. А ведь не далее как пару дней назад неожиданно наведалась по-соседски. Видимо, она и сама не привыкла ходить в гости и оттого хамоватую наглость свою растеряла. Однако Эммалиэ не пустила незваную гостью дальше порога. Небрежно поздоровалась и замолчала, выжидая.

- Что, соседка, говорят, в городе была облава, и Айка проходит свидетелем у даганнов?

- Не твое дело. - Эммалиэ притворила дверь, сузив щелочку.

- А сколько их погибло, даганнов-то? Айку на допрос, что ли, не вызывали?

- Откуда мне знать, сколько погибло? Всё, не до тебя мне, некогда, - попрощалась нелюбезно.

- Обращайся, если что, помогу, пособлю, - выдала вдруг Оламка.

- Ты? – изумилась Эммалиэ. – Нет уж, спасибо.

А через три дня поинтересовалась вечером у Мариаль:

- Оламка тоже уехала?

- Да, после гибели господина У'Крама высказала пожелание отправиться в столицу. Многие уезжают, и из нашего подъезда тоже, - ответила та.

- И ты?

- И я. – Смутилась девушка. – На днях. Мы уезжаем с мамой.

А Эммалиэ заметила некстати под расстегнутым пальто гостьи блузку навыпуск и в натяг на животе.

- С завтрашнего дня перестанут ходить патрули и освещаться улицы. Запаситесь водой, если понадобится, возьмите у нас ведра и тазы. Скоро её отключат. На днях даганны уйдут из города. Загляните с Люней к нам и выбирайте все, что может пригодиться в хозяйстве. Все равно мы многое оставим здесь, - сказала Мариаль напоследок.

Об этом Эммалиэ и поведала коротко. Айями слушала, стоя возле окна. Перебирала складки у занавески, пропуская ткань между пальцев, и смотрела на улицу.

- Значит, Мариаль уехала?

- Позавчера. Приходила попрощаться, передавала тебе привет.

- И куда же уехала?

- В Даганнию.

- Вот как. Выходит, и господин В'Аррас уехал? И Имар?

- Да. Много даганнов уехало, почти никого не осталось в городе.

- И Риарили?

- О ней не знаю, - растерялась Эммалиэ. – Наверное, и она тоже.

Айями потрогала батарею, та была горячей.

- В подвале остался котел и запас аффаита, - пояснила Эммалиэ. – Я хожу вниз утром и вечером, подбрасываю в топку.

Ну конечно, он сделал все, что в его силах, возможное и невозможное. Благодаря ему Айями жива и рядом со своей семьей. Правда, даганны сняли водяные насосы в подвале и увезли в известном направлении, но они итак тянули до последнего по указанию сверху. Хотя бытовые неудобства – сущая мелочь по сравнению с участью, которой Айями удалось избежать.

- Айя, скажешь, что случилось в тот день? Зачем ты пошла к Айрамиру?

- Да, конечно. – Айями потерла лоб, вспоминая, и от напряжения на лбу выступили бисеринки пота, а перед глазами поплыло. Рухнув на табурет, она прижала руки к вискам, потому как память о событиях того дня обрушилась с невиданной силою, ослепляя пульсирующей болью в затылке.

Перед глазами возник стакан с дурно пахнущей жидкостью.

- Вот, держи. Не отворачивайся, нужно обязательно выпить лекарство. И не истязай себя, расскажешь, когда захочется.

Эммалиэ не стала говорить о заключении даганского доктора, регулярно приходившего для осмотров. И о том, как она замиранием сердца ожидала царственного вердикта от хваленого эскулапа.

- Не помрет. Выдюжит. Жить хочет, а это немаловажно, - сказал тот в пустоту. И не поймешь, то ли сам с собой общается, то ли утешает Эммалиэ. – Как выспится и проснется, проверьте хватательный рефлекс. Тогда уж точно пойдет на поправку. Пусть напьется вволю, организм обезвожен. Из-за контузии и сотрясения мозга возможны головокружения, задержка в осмыслении, заикание. Могут вознинуть дезориентация, заторможенность, головные боли. Готовьтесь к повышенной нервной возбудимости и перепадам настроения: к немотивированной агрессии, к апатии, к истерикам. Со временем симптомы пройдут. Рекомендую тяжести не поднимать, физические нагрузки организовать по минимуму, пока не зарастут трещины в ребрах. Препараты кальция и витамины пусть принимает регулярно.

Эммалиэ в присутствии даганского доктора держалась скованно, но внимала инструктажу с благодарным уважением, признав в бесстрастном флегматичном великане сведущий медицинский авторитет. Заметив Люню, он поманил девочку, и та доверчиво подошла, отлепившись от Эммалиэ. Доктор приподнял пальцем её подбородок, отвел головенку с куцыми косичками влево, вправо, нажал на ушные козелки, оттянул веки. Хмыкнул и, не сказав ни слова, ушел, чтобы больше не вернуться. Потому как тоже уехал в Даганнию.

В пределах квартиры Айями передвигалась черепахой, избегая резких движений. И с осторожностью поднималась с кровати или с табуретки, уравновешивая тяжесть тела рукой. Он и рада была бы бегать, но боль в грудине не отпускала, напоминая о себе при каждом удобном случае. Эммалиэ строго следила за тем, чтобы лечение не прерывалось, и больная послушно подчинялась, выполняя предписанные процедуры.

Люнечка с непоседливостью жизнерадостного ребенка скакала по комнатам вприпрыжку, изредка, правда, отвлекалась от игр и забиралась на подоконник, с тоской глядя на улицу, потому что оказалась лишена прогулок из-за чрезвычайных обстоятельств, приключившихся с мамой. Но недолго тосковала и переключалась на другое интересное развлечение.

- Как вы с ней справлялись? – спросила Айями, наблюдая, как дочка расставляет игрушечный столовый сервиз, копируя действия бабушки.

- Мы с ней поладили, - улыбнулась Эммалиэ, раскладывая столовые приборы и тарелки к обеду.

С мудростью зрелой женщины она не стала делиться откровениями о том, легко ли ей пришлось или чуть сложнее с маленьким неугомонным ребенком. Люню не пугал вид гематом и кровоподтеков, она быстро привыкла к ним, как чему-то само собой разумеющемуся, и с любопытством ребенка, незнакомого с природой их происхождения, расспрашивала, откуда, где и как мама заполучила нехорошую бяку. Эммалиэ спокойно объяснила, что бяки называются синяками, что мама упала, ушиблась и теперь болеет, и нужно её лечить, что маме требуются покой и послушная дочка. Люня тоже помогала в меру своих детских сил: обтирала и смазывала, а когда ей надоедало, переключалась на увлекательное занятие – игру с новой куклой, коробку с которой принес даганский солдат. Волшебная кукольная красавица занимала все мысли Люнечки.

Слова Мариаль сбывались одно за другим.

Однажды утром уехали даганны. Выстроили танкетки, бронетранспортеры и грузовые машины на площади, споро в них загрузились и покатили неторопливой лентой по центральной улице к выезду из города. Вот как девять месяцев назад дикие варвары оккупировали городок, так же и сейчас они покидали место, ставшее для них временным обиталищем. И, наверное, кричали "Хей!" от радости, но до форточки не долетело ни звука, кроме урчания двигателей и чихания из выхлопных труб.

Гусеницы громыхали по брусчатке, перекатывались толстые шипованные колеса, вминаясь в мостовую. Как и предрекал Веч, снег почти стаял, и остатки его в виде грязных кучек лежали на обочинах и на тротуаре. Солнце забиралось теперь высоко на небосвод и грело день ото дня всё жарче, и набухли почки на деревьях в ожидании последнего толчка, чтобы выпрыснуть наружу клейкие зеленые листочки. Айями открыла форточку шире, и в комнату ворвался порыв теплого ветра, заставив протянуть руку, словно возможно поймать неуловимое.