Айями пролистала документы, подготовленные Имаром. И подивилась – стоят печати в нужных местах, проставлены подписи в договорах, заключения вписаны чернилами. И придраться не к чему. Она поняла, что подразумевал Имар, говоря о новом имени. Теперь ее звали Фила лин Семина, упрощенный вариант имени Филавель. Выдуманное ли имя, или документы были выписаны для реально существовавшей амидарейки, Имар не уточнил. Да и важно ли это теперь, когда машина летит стрелою в сторону Даганнии? Правда, имена Эммалиэ и дочки, вписанные в бумаги, остались теми же, видимо, Имар решил, что проверяющие не заострят внимание, потому как ответственным лицом признавалась Айями, то есть, Фила лин Семина, под опекой которой находились малолетняя дочь и престарелая мать. Возраст тот же, семейное положение то же, предыдущее место жительства не изменилось. Филавель лин Семина – повторила про себя несколько раз. Не забыть бы, если спросят.

Она рассказала Эммалиэ о новой легенде в одной из редких остановок, когда амидарейки выбрались наружу, чтобы размять ноги.

- Значит, придется жить под чужим именем в постоянном страхе разоблачения? – спросила Эммалиэ.

- А и пусть. К новому имени привыкну, не оговорюсь, - ответила беззаботно Айями. После пережитого отчаяния в городке, когда она приготовилась к самому худшему, главной задачей для нее стало вытащить дочку из кромешного ада.

А Люнечке было без разницы, как называться, мама – она и на северном полюсе мама.

Следующая станция возникла ближе к вечеру, в сумерках. Покинутое здание без признаков жизни, малочисленный караул и знакомые очертания двух машин с зажженными фарами: одна – для пассажирок, вторая – для сопровождения.

Навстречу вышел даганн в офицерской форме, по количеству черных птиц на погонах Айями определила: старший лейтенант. Взяв протянутую папку, пролистал документы, изучил пассажирок, поставил печать и расписался в путевом листе, подтвердив: первая точка пройдена. Сколько их впереди?

И опять перегруз багажа, новая машина для амидареек и новый водитель. И новая машина сопровождения.

Ехали ночью, в кромешной мгле, а водитель и глазом не моргнул, ни разу не зевнул и вел машину, не шелохнувшись. У Айями ломило бока от сидячей позы, она и так пристраивалась, и эдак, и успевала подремать, но на высоких кочках выпрыгивала из сна и недоуменно оглядывалась, не понимая, где она и куда едет. Эммалиэ тоже пришлось несладко, она ворочалась, потягиваясь и разминая затекшие мышцы, дремала и, так же как и Айями, подскакивала на ухабах, спросонья озираясь по сторонам. Пожалуй, легче всех перенесла поездку Люнечка. Сбросив курточку и ботинки, она расположилась между женщинами и спала, подложив ладошки под головенку.

Сколько времени они ехали, сколько раз пересаживались на станциях, оставляя позади запыленные машины с раскаленными капотами, и забирались в следующий автомобиль? Айями давно перестала считать остановки, а путевой лист меж тем заполнялся.

Кушали на ходу, доставая из сумки, которую взяли с собой в салон, лепешки, печенье, сухари, сахарные кубики. Пили из бидончика, прихваченного из городка. На станциях водители забирали опустевший бидончик и приносили наполненный свежей водой, пригодной для питья.

Естественные надобности справляли в уличных клозетах при станциях, морщились, конечно, от запахов и неприглядности, но время для брезгливости прошло. Зато дочку Айями отводила за угол, боясь, что та провалится в выгребную яму или запачкается испражнениями.

Караульные обращали на амидареек ровно столько внимания, сколько его обращают на насекомых, и невозмутимо прохаживались с оружием наперевес по выверенному маршруту.

Амидарейки же старались использовать любую короткую передышку, чтобы размять ноги и руки, потому как от долгой езды в сидячей позе немилосердно затекало тело.

На одной из станций дежурный, тоже в чине старшего лейтенанта, молча проверил документы, поставил оттиск в путевом листе и со скучающим видом наблюдал за Люнечкой, которая обежала вокруг машины и задрала голову, уставившись в изумлении на громадного человека в военной форме.

- Hudum (пора) – сказал коротко, глянув на часы. Время разминки истекло.

Как убивали время? Думали: о том, получится ли когда-нибудь вернуться в городок, о том, достаточно ли продуктов и вещей взято в дальнюю дорогу, о том, как удалось Имару совершить невозможное, собрав необходимые документы, о том, что Беншамир – его родной город… и о том, что где-то там, за Полиамскими горами, сейчас ужинает Веч вместе с женой и сыном, наверняка он уже возвратился в свой клан из опостылевшей страны.

Если не думали, то напевали песенки, читали стишки, играли в загадки, рассказывали сказки – для Люнечки и принцессы Динь-Дон, глотали пилюли, пили микстуры, меняли повязки на руках – для Айями. Предусмотрительная Эммалиэ не забыла в дорогу и саквояж с лекарствами. Водители не реагировали на болтовню амидареек от слова совсем. Разве что однажды, когда дочка весело рассмеялась, Айями поймала в зеркале взгляд водителя, но тот переключился на дорогу и больше не обращал внимания на пассажирок.

Айями стойко терпела неудобства, посчитав их мелочью в сравнении с тем, что ожидало её семью в городе, не приедь Имар. И как могла, скрашивала досуг дочки, когда та начинала капризничать.

Покуда ехали, пейзаж оставался неизменным для средней полосы – перелески, рощицы, заросшие бурьяном поля. Время от времени вдалеке меж деревьев мелькали остовы разрушенных зданий, наверное, руины населенных пунктов, подвергшихся артобстрелам в войну.

- Здесь проходил фронт, и шли тяжелые бои. Земля не скоро забудет запах пороха и крови, - сказала Эммалиэ между делом.

А Айями возблагодарила святых за то, что солдатам в бронемобиле не пришлось использовать патроны по назначению.

Слева от тракта тянулась насыпь без рельсов и шпал – всё, что осталось от железной дороги. В ночи не было видно ни зги, и только свет фар освещал укатанную колею и машину сопровождения впереди. Пару раз погода ухудшалась, дул ветер, набегали тучи, накрапывал дождь, однажды автомобили попали в ливень, и водителю пришлось снизить скорость. Дворники ходили как заведенные по лобовому стеклу, сгоняя потоки воды. Дождь кончился также быстро, как и начался, и в салон просочились запахи влажной земли и молодой травы.

Глядя из окна машины на окрестный ландшафт, Айями восхищалась размахом, восторгалась просторами. И плакала без слёз. Амидарея огромна и неохватна, свободного пространства – хоть ложкой ешь, но скоро и поля, и рощи, и реки, и озера, и города, сохранившиеся после войны, станут риволийскими.

На рассвете пятого дня пассажирки прибыли на конечную станцию. Там было людно, и Айями растерялась, успев отвыкнуть в поездке от скученности народа. Даганны в военной форме, представлявшие преобладающее большинство, занимались делами, ни один не прохаживался вразвалочку с ленцой. В меньшинстве оказались амидарейцы, точнее, амидарейки с детьми. Они сидели на чемоданах и периодически посматривали в одну и ту же сторону. И друг с другом не переговаривались, предпочитая проводить время в обособленном ожидании.

С утра было прохладно, изо рта шел парок от дыхания, и Айями набросила платок на голову, заодно утеплив полусонную дочку.

Водитель вынул из багажника чемоданы и сумки, и машины укатили на стоянку, где было припарковано не меньше десятка таких же автомобилей, и помимо них бронетранспортеры и грузовики. В отдалении виднелись стреловые краны, они работали, несмотря на раннее утро, перегружая рельсы со шпалами на железнодорожную платформу.

Айями растерялась: куда идти дальше? Повертев головой, увидела неподалеку пути, а на них поезд, точнее, его хвост. Амидареек отделяло от поезда одноэтажное здание с решетчатой оградой. Паровоз пыхтел, выпуская клубы черного дыма в ожидании команды, чтобы потянуть за собой вагоны.

- Сейчас узнаю, что и как, - сказала Эммалиэ и отправилась к молодой амидарейке с усталым лицом, возле которой крутился мальчик лет шести. Люнечка увязалась следом.

Та что-то ответила и указала рукой в нужном направлении.

- Нам туда, - подтвердила Эммалиэ, вернувшись. – Сначала проверка документов, потом досмотр. Впереди граница.

В помещении станции одну из комнат отвели под пункт проверки документов. Пожилой капитан с заметной проседью в волосах и в кустистых бровях принял папку с бумагами. Айями впервые увидела даганна в возрасте Эммалиэ и поэтому пялилась на него как на чудо. Мужчина пролистал документы, изучил каждую бумажку без спешки, тщательно проверяя печати и подписи. Айями вдруг вообразила, что сейчас он достанет из-за стойки альбом с фотографиями известных преступников Амидареи и найдет её лицо. Сверит оригинал, стоящий перед ним, с картинкой и подует в свисток: внимание тревога, поймана опасная преступница!

Искусала губы в кровь, ожидая, когда ей вернут документы, поставив еще одну печать в путевом листе, причем проверяющий заметил и забинтованные руки, и изболевший синяк на лице, но и глазом не моргнул. Наверное, и не такое видывал.

Послышался паровозный гудок, и ожидавшие амидарейки засуетились и заторопились к одинокому зданию на перроне, таща за собой чемоданы и детей. Айями и Эммалиэ, подхватив баулы, побрели следом, и дочка, не отпуская ни на миг свою куклу, уцепилась за ручку чемодана.

Поначалу очередь казалась большой, а ожидание - долгим, в действительности же досмотр произошел быстро, видимо, даганны торопились, и на тщательную проверку у них не оставалось времени. На стене помещения висели плакаты: "Предъявить кладь к досмотру!" и "Предъявить документы!".