Оказалось, обещанное развлечение - на самом деле игра в карты.
- Садись. - Веч притянул на соседний стул упирающуюся Айями. - Будем играть вместе. Мы вдвоем - за одного игрока! - крикнул раздающему, указав на себя и на неё.
- Мы тоже! - крикнул господин У'Крам, ткнув в себя и показав на Оламку.
Их примеру последовали и другие даганны, решившие играть в паре со своими спутницами.
Офицер, раздававший карты, объединил несколько колод в одну стопу. Огромный стол, и участников необъятное количество. Айями и правил-то не знает, и никто не собирается объяснять, какая карта и какую бьет, а какую забирает. Раздали карты, а на них нарисованы непонятные масти и непонятные картинки. Айями чувствовала себя безмозглым болванчиком: набрала огромный веер, а Веч сидел рядом и вытягивал карты из её веера, подбрасывая противникам, или принимал, добавляя карты в веер. Мужчины хохотали, подтрунивали друг над другом, пили вино, курили. Веселье разгорелось с новой силой, пойдя было на спад в отсутствии амидареек. Разговоры велись на даганском, и развлечение подразумевалось для даганнов.
Раз так, решила Айями, повеселимся и мы. И каждую передачу карт сопровождала шуточками в амидарейском стиле - с подковырками, с иносказаниями, то на одном языке, то на другом, и над собой тоже смеялась, вот, мол, какая же я непутевая, не пойму, что к чему в этой игре, и смеялась задорно, и, наверное, раскраснелась от спёртого воздуха в зале.
Вроде бы и Имар смеялся, глядя на неё неотрывно, и амидарейки сдержанно похихикивали в кулачок, и прочие офицеры прониклись атмосферой вечера, и их взгляды жалили и горячили не хуже крепкого даганского вина, а Веч с каждым сделанным ходом наливался мраком как грозовая туча и шуток не понимал напрочь.
Все участники вышли из игры, остались лишь Веч и господин У'Крам. Они же и перебрасывали друг другу карты через стол: Веч - из веера Айями, господин У'Крам - из веера Оламки.
- Ага, вы продули! - закричал господин У'Крам, швыряя несколько карт из веера своей мехрем. А Айями не поняла, почему продули, если у нее осталось не меньше десятка карт в руке, а у Оламки и того больше.
- Чтоб тебя! - хрястнул Веч ладонью по столу, и у того чуть не подломились ножки.
Айями отложила карты в сторону. Тут к ней начал пробираться Имар с противоположной стороны стола, наверное, что-то хотел спросить, но Веч упредил его маневр и потянул даму с места.
- Пошли, потанцуем.
- Из тебя танцор, как из меня музыкант! - крикнул вслед господин У'Крам.
- Ничего, мехрем меня научит, так ведь?
Веч вывел её в центр зала и вдруг поднял на руки, Айями только охнуть успела. Под развязный свист и аплодисменты даганнов. И прикрыла лицо ладонью - все святые, стыдно-то как!
- Ты пьяна, что ли? - спросил зло Веч и втянул носом. - Нет, не пила. Остановись, иначе мне придется вызвать на бохор* половину гарнизона.
- Следовало сидеть возле тебя покорной рабой и ловить каждое слово? - не менее сердито спросила Айями. - Зачем ваш фарс с тостами, если амидарейки не поняли ни слова на даганском?
- Я не подумал об этом, - признался он, помолчав. - И все же, ради Триединого, не лишай сегодня никого из моих товарищей жизни моими же руками.
Сказал обыденно, а у Айями захолонуло сердце. Если потребуется, он убьет, не колеблясь.
Она вдруг ощутила, что устала так, словно целый день стирала в тазу, не разгибаясь.
- Хочу домой. Разрешишь покинуть ваше веселье?
- Хорошо, - согласился он. Как король, не меньше.
Снаружи стемнело, площадь и улица осветились фонарями. Далеко над крышами домов светлела полоса закатного неба. На крыльце Айями вдохнула свежий воздух, прочищая голову от сигаретного дыма, винных паров и громкоголосья даганнов. Наверное, Эммалиэ и дочка ждут и смотрят в окно, выглядывая её. Поодаль солдаты в группке курили, перетаптываясь, и посматривали с любопытством, однако амидарейка вышла из клуба в компании командира, её покровителя, и никто из мужчин не отпустил скабрезности, предпочтя помалкивать, уж больно грозный вид был у господина подполковника.
- Сам поведу. Свободен, - велел тот водителю и уселся за руль. Пришлось Айями устроиться на соседнем сиденье. Хотя отсюда рукой подать до дома.
Доехали молча и быстро. Веч и в гостиницу не завернул, наверное, взвинчен до предела и переполнен раздражением, да и Айями не в лучшем настроении, какие тут нежности?
- Постой, - сказал он, когда Айями взялась за ручку дверцы, чтобы выйти. - Я связан присягой, понимаешь? Военному человеку нельзя ее нарушать, это дело чести.
- Ты о чем?
- О будущем твоей страны.
- А-а, ну да, - Айями снова взялась за ручку.
- То, что мы, даганны, скоро уйдем из города, ты уже догадалась.
- Только слепой не заметил ваших сборов, - хмыкнула она.
- С уходом гарнизона станет опасно жить в городе.
- Почему? Мы наладим прежнюю жизнь, - сказала Айями. Знала, конечно, что фантазирует, но Веч не знал, что она знала. - Запустим школу, ратушу, библиотеку...
- Прежней жизни не будет, - перебил он.
- Почему же? - усмехнулась Айями.
- Потому что твоя страна проиграла в войне. А проигравшие платят по счетам сполна, - ответил он жестко. - Чуда не случится, Аама. Поедем со мной.
Айями вспомнила вдруг не к месту: вот так же прошлым летом она оказалась в машине даганского офицера и ударила его. Голодранка из побежденной страны залепила пощечину доблестному даганскому воину, которого видела второй раз в жизни. А сейчас они сидят рядом, и за эти месяцы пройдено немало шагов, прожито немало дней, и их двоих связывает гораздо большее, чем в первый день знакомства.
- Я подумаю. До свидания... Веч.
Эммалиэ отворила дверь раньше стука, словно ждала в прихожей, прислушиваясь к шагам на лестнице. И обняла, прижала к себе, поцеловала в лоб, расцеловала щеки.
- Вернулась, слава святым, вернулась.
Наверное, переживала и молилась, чтобы Айями не натворила глупостей.
- Что бы со мной стало? - улыбнулась та и отшутилась: - Благодаря вашим молитвам мне хватило ума вовремя остановиться.
- Полно тебе. Я уж думала, не увижу тебя, напугалась твоей решительности. Раздевайся. Ужинать будешь? Люня уснула минут десять назад, не дождалась. Кое-как утыркала её в постель. Ну, как прошел вечер?
Как прошел? Терпимо. Учитывая, что даганны с огромной скоростью сворачивают свои кибитки и направляют их в сторону Полиамских гор. Учитывая, что вечер прошел в компании вражеских офицеров, возможно, убивших в войну мужей амидареек, что пришли сегодня в клуб в качестве содержанок тех самых убийц.
Разве не издевательство? Изощренное унижение.
Оставалось надеяться, что развлечение в даганском клубе для узкого круга приглашенных амидареек прошло незамеченным для горожан. С переездом на центральную улицу оборвались все связи с соседями и знакомыми, и те лишились пищи для сплетен и пересудов - не подглядеть, не подслушать, не перемыть косточки. Но и узнать о том, что происходит в городе, теперь не у кого. Приходится вариться в собственном соку и обсуждать новости с напарницами. Но и у тех один источник - их покровители.
- Даганны привезли вчера троих убитых, - сообщила Мариаль утром по пути на работу. Важные разговоры велись по дороге домой или обратно, а в комендатуре переводчицы обсуждали незначащие вопросы, памятуя об установленном прослушивании.
- Своих или наших? - спросила обеспокоенно Айями. Если даганны привезли тела сотоварищей, значит, станут рыть землю в поисках убийц. Начнутся повальные облавы и обыски, поэтому нужно предупредить Зоимэль.
- Наших. Армейских.
Сердце тревожно екнуло. Одним убитых мог оказаться Айрамир.
- Произошла перестрелка? - допытывалась Айями.
- Представляете, нет. Дозорная служба обнаружила тела на брошенном хуторе. Убиты недавно.
- Их разрешат опознать?
- Конечно. Тела доставили к храму, для упокоения. Вы кого-то разыскиваете? - взглянула Мариаль с любопытством.
- Да, мой брат пропал без вести в войну, - ответила Айями, на ходу придумав объяснение.
Мариаль неловко промолчала. Неизвестно, что лучше: мучиться неопределенностью, надеясь, что близкий человек выжил в котле сражений и бродит по этой земле, или раз и навсегда удостовериться, что его нет в живых. Минуло достаточно дней после капитуляции, но немалое количество вояк до сих пор хоронятся по укромным местам и пробираются малозаметными тропами в родные места.
Нужно успеть опознать убитых, пока Хикаяси не устроила жатву. Обычно Эммалиэ ходила в храм с нерадостной целью, но сегодня настал черед Айями. Стойкая женщина Эммалиэ, смелая, решительная, а подкосила ее неожиданная хворь: сезонное недомогание, помноженное на разочарование в тех, кого считала подругами. Расклеилась Эммалиэ, то ли давление поднялось, то ли наоборот, упало, одолели слабость и головокружение. Какое тут прогулки с Люнечкой и кошеварство, отлежаться бы.
Айями, растревожившись, решила отказаться от работы, чтобы приглядывать за близкими кровиночками - малой и старой.
- Сбегаю в госпиталь, может, Зоимэль даст какое-нибудь лекарство.
Но Эммалиэ отказалась:
- Не суетись. В последние годы каждую весну так мучаюсь. Чаем крепким с рябиной отопьюсь, не впервой. Денек-другой, и выправлю здоровьишко. А Люне дам альбом с карандашами или клубок ниток, пусть балуется.
- Оставайтесь дома, а я схожу на опознание, - сказала Айями решительно. И на слабое сопротивление Эммалиэ, мол, нелегкое это дело - провожать мертвых в последний путь, напомнила о пережитой процедуре в комендатуре.
Согласилась Эммалиэ, скрепя сердце.
- В храме не задерживайся, Хикаяси* не молись. Погляди на мертвых и сразу уходи, - наставляла, повязав траурный платок на голову Айями, как полагается, и освятила напоследок.
- Мам, а можно нам с тобой? - мешалась под ногами Люнечка, завидев сборы.