Гу Ман крепко обнял псину и прошептал:

— Тебе ведь плевать, грязный я или нет, правда?

Фэньдоу завилял хвостом и положил лапы на ноги Гу Мана.

Открыв глаза в этой глубокой темноте ночи, Гу Ман вдруг осознал, что впервые чувствует «несогласие» и «боль» с тех пор, как к нему вернулось сознание. Но он не мог понять, что это за чувства, и знал лишь, что от них ему не по себе, будто он заболел, будто его выпороли кнутом в наказание, и теперь ему очень больно.

Закрыв глаза, Гу Ман погладил Фэньдоу по голове и тихо сказал:

— Фэньдоу, я тоже не презираю тебя за то, что ты грязный.

— Гав-гав-гав!

— Тут мы с тобой братья. Здесь есть еда, — Гу Ман погладил прохладный влажный нос собаки. — Пусть немного больно. Я могу это вытерпеть. Все в порядке.

— Гав! У-у!

Гу Ман прижал руку к груди, пытаясь восстановить вновь сбившееся дыхание:

— Ничего страшного. Всего лишь немного больно, я могу это вытерпеть… Я выдержу…

Стоит только привыкнуть, и боль начнет уходить.

Потерпеть — и все пройдет… все пройдет.

Рано утром следующего дня Мо Си толкнул дверь своей спальни и вышел наружу уже переодетым в роскошное церемониальное одеяние. Каждый год обитатели поместья Сихэ с предвкушением ждали этого дня, чтобы полюбоваться, как впечатляюще и красиво выглядел князь Сихэ в официальном одеянии, но в этом году ожидавшие его появления слуги были потрясены.

Было заметно, что этой ночью Князь Сихэ не сомкнул глаз, и вид у него теперь был весьма неприглядный, можно было даже заметить темные круги под глазами. Он сел за стол, на котором Ли Вэй уже расставил еду. По обыкновению завтрак был сервирован довольно просто: всего два бамбуковых блюда с паровыми булочками, один горшок рисовой каши с рыбой, одна тарелка карася во фритюре и кисло-сладком соусе, маринованная белая редька, поджаренный на кунжутном масле зеленый папоротник-орляк, хрустальный тофу и блюдечко с красочно оформленными разноцветными десертами.

Мо Си какое-то время просто сидел за столом, даже не притронувшись к палочкам для еды.

— Ваша светлость? — бросил пробный камень Ли Вэй.

Мо Си взглянул на пустое место напротив, но так ничего и не сказал. Через некоторое время он набрал тарелку каши и все так же молча принялся есть.

Капли в водяных часах медленно отмеряли время. Казалось, у Мо Си не было аппетита, потому как, съев совсем немного, он отложил палочки и взглянул на Ли Вэя.

— Уже пора. Нужно выдвигаться к восточным воротам, чтобы приготовиться к отъезду. Ты… — он замолк и после натянутой паузы сухо закончил, — вытащи его и пристрой куда-нибудь. Пусть следует за остальной группой людей из поместья Сихэ. Я пойду вперед.

Ли Вэй принял его указ без лишних вопросов, про себя решив, что вчера Гу Ман, должно быть, сделал что-то, что разозлило князя, да еще и весьма сильно. Согласно первоначальному замыслу, планировалось поставить Гу Мана на позицию личного слуги князя, чтобы тот постоянно был под присмотром, но теперь, похоже, Мо Си это больше не устраивало. Раз уж князь запихнул его в группу сопровождающих, постоянно видеть Гу Мана ему было не так уж и нужно, по крайней мере до тех пор, пока тот не учинит неприятностей у него под носом.

Этот человек всего лишь вошел в горячие источники, как же ему удалось так разозлить князя?

От посетившей его мысли Ли Вэю стало немного не по себе, но он вовремя одернул себя и не решился дальше строить догадки на этот счет. Он был довольно умным человеком и знал, что некоторые вещи лучше и вовсе не знать.

Неудовлетворенное любопытство — не самая невыносимая вещь в мире. Сохранение тайны — вот то, что могло стать настоящей мукой.

Таким образом Ли Вэй решил и дальше притворяться слепым и глухим дураком и, отбросив все эти неясные мысли и странные догадки, отправился на задний двор, чтобы, как и было приказано, вытащить Гу Ман из его «логова».

Гу Ман выслушал новое распоряжение, не выказав никакой подозрительной реакции. У поврежденного разума были свои преимущества: ночь прошла, и он стал значительно спокойней. Услышав от Ли Вэя, что ему нужно присоединиться к почетному караулу, он послушался без каких-либо возражений. Однако душа Ли Вэя не могла найти покоя. Проводив его к группе охранников и слуг, что должны были сопровождать процессию, он поговорил с командиром отряда и, снабдив его самыми подробными инструкциями, вручил горшочек с лекарственным отваром, дав наказ:

— Это успокаивающее средство, прописанное мастером медицины Цзяном. Сначала я рассчитывал, что князь сам проследит за тем, чтобы Гу Ман его вовремя принимал, но, похоже, зря. Так или иначе, теперь это ваша ответственность. Если Гу Ман откажется пить, нужно будет его заставить, и это не предмет для шуток.

Капитан согласился и принял горшочек.

Процессия начала свой путь.

Автору есть что сказать:

Отправляю партию ножей~ Никакого маленького театра, это испортит настроение~ Целую, всех люблю ~

Глава 57. Я поддержу тебя

Возглавляемое государем шествие выглядело очень величественно и торжественно. Прибывшие со всех концов страны чиновники и знать выдвинулись из столицы на восток в направлении Бездны Призыва Душ.

Дорога к месту проведения церемонии должна была занять около трех суток. В сумерках первого дня они остановились на берегу реки Фушуй[1]. Слуги принялись разбивать лагерь и ставить шатры, в то время как знать позвали в императорский шатер на вечернюю трапезу.

[1] 凫水 fúshuǐ фушуй «плывущая утка».

Когда Мо Си вошел, большая часть приглашенных уже была внутри. Столы в поддерживаемом магией огромном шатре ломились от еды. Когда служанка провела его к отведенному для него месту, Мо Си огляделся и натолкнулся на взгляд Мужун Ляня, сидевшего прямо напротив него. Как и все прочие участвующие в церемонии представители знатных родов Мужун Лянь был одет в роскошные церемониальные одежды сапфирово-голубого цвета, украшенные вышивкой с изображением летучей мыши. Идеально ровно повязанная сине-золотая налобная лента еще сильнее оттеняла болезненную бледность его лица.

Поместье Ваншу и семья Мо были потомками самых известных героев государства. Предки Мужун Ляня были прославлены и благословенны, поэтому, несмотря ни на что, он имел полное право носить эту налобную ленту. Однако у большинства присутствующих здесь потомков героев в сердце была своя мерка, так что многие из них прекрасно понимали, кто достоин славы своих героических предков, а кто оскорбляет пролитую предыдущими поколениями кровь.

Дождавшись, когда все соберутся, государь объявил:

— После дня пути вы наверняка устали. Накрыть столы.

Дворцовые служанки, держащие в руках блюда с яствами, одна за другой вплыли в шатер и, изящно опустившись на колени перед назначенным им дворянином, начали расставлять блюда и разливать вино. Хотя во время путешествия еда не отличалась разнообразием, четыре холодных, четыре горячих и одно основное блюдо были мастерски приготовлены и красиво оформлены.

Четыре холодных блюда включали хрустальную свинину[2], нарезанные соломкой хрустящие овощи[3], сладкий корень лотоса с османтусом[4] и рыбную нарезку[5] с соусами для макания. В четыре горячих блюда входили четырехжаберный окунь[6] в луковом соусе, креветки с угрем, приготовленные на пару крабы в кислом соусе и поджаренный озерный лотос с овощами. Что касается главного блюда — это было фирменное блюдо шеф-повара: приготовленные на пару маленькие пирожки-баоцзы с икрой и мясом краба[7].

[2] 水晶肴肉 shuǐjīng yáo ròu — мясо со свиных ножек в прозрачном холодце.

[3] 拌脆三丝 bàn cuì sān sī — побеги бамбука, белый редис и сельдерей, нарезанные тонкими полосками и приправленные красным перцем.

[4] 丹桂甜藕 dānguì tián ǒu корень лотоса, фаршированный сладким рисом и цветами османтуса.

[5] 霜天鱼脍 shuāngtiān yúkuài «тонко нарезанная рыба под небесным инеем» — тонко наструганая сырая рыба.

[6] 葱油四鳃肥鲈 cōngyóu sìsāiféilú — четырехногий (четырехжаберный) окунь [Trachidermus fasciatus] в луковом соусе.

[7] 蟹粉小笼包 xièfěn xiǎolóngbāo — пирожки на пару (баоцзы) с начинкой из мяса и икры краба.

После того, как вчера Мо Си подрался с Гу Маном, настроение у него было весьма скверное. Он не мог ничего есть и выпил больше чарок вина, чем обычно.

На самом деле ежегодную церемонию поклонения умершим в Чунхуа стоило бы называть не «поминанием», а «отчетом» перед предками, в котором их потомки докладывали сколько в этом году было выиграно сражений, какие новые виды духовного оружия были созданы, процветает ли страна и царит ли в ней всеобщее благоденствие.

Если бы прошедший год не задался, то атмосфера церемонии была бы торжественной, но скорее траурно-гнетущей, если же весь год Чунхуа процветало, то церемония была похожа на формальное утешение для духов предков и павших героев, после чего все на пиру чувствовали бы себя раскованно и весело.

— В этом году мы восстанавливали силы после войны. Хотя были взлеты и падения, его все равно можно считать хорошим.

— Ха-ха, точно, на восточной границе мы даже смогли вернуть себе часть утраченной земли, это ли не счастливое событие.

Неподалеку Юэ Чэньцин как обычно вился вокруг своего Четвертого дяди, донимая его излишней заботой:

— Четвертый дядя, четвертый дядя, это же твой любимый сладкий корень лотоса. Если этого будет мало, я отдам тебе свой!

Его отец Юэ Цзюньтянь недавно вернулся в столицу и, конечно же, тоже приехал, чтобы участвовать в церемонии. Когда он увидел, как сын заискивает перед Мужун Чуи, его гордость неизбежно была задета. Дважды кашлянув, он бросил на сына предостерегающий взгляд.

Наблюдая за этой сценой, Мо Си невольно вспомнил о том, как Гу Ман впервые присутствовал на подобной церемонии. Тогда старый император только-только дал ему высокое назначение и, будучи в приподнятом настроении, даже, в качестве исключения, позволил ему участвовать в мероприятии доступном лишь для приближенных государя и высшей знати.