Гу Ман был в невероятном восторге от того, что ему оказали подобную честь. Его место было рядом с Мо Си, и, не в силах унять волнение, он весь пир только и делал, что болтал с ним без остановки. Тогда он вел себя в точности как Юэ Чэньцин, радостно комментируя каждую мелочь:

— Эта рыба такая вкусная. Слышал, повара нарезали карпа только что выловленного прямо из речки Фушуй. Попробуй. Ну как, тебе нравится?

Закрыв глаза, Мо Си сделал еще один большой глоток крепкого вина.

До самого конца пира он так и не прикоснулся к стоявшей на его столе тонко наструганной сырой рыбе.

Вернувшись в свой шатер, Мо Си собирался сразу же лечь спать, но увидел у входа в шатер расхаживающего на ветру туда-сюда командира его отряда сопровождения. Заметив Мо Си, он тотчас же поспешил поприветствовать его и смущенно пробормотал:

— Мой князь!

— Что случилось? — подняв на него взгляд, спросил Мо Си.

— Я… управляющий Ли приказал мне присматривать за Гу Маном и проследить, чтобы он вовремя принимал лекарство, но когда я пошел искать его, то не смог найти. В палатке его нет и он даже не ужинал с нами, так что я не знаю, куда он мог деться…

Пропажа Гу Мана не слишком взволновала Мо Си. Благодаря надетому на Гу Мана рабскому ошейнику Мо Си чувствовал, что тот не покидал лагерь и находится где-то неподалеку.

— Дай мне склянку с лекарством и можешь идти отдыхать, — со вздохом сказал он.

— Но… но вы… вы собираетесь лично заняться подобным пустяковым делом[8]?

[8] 鸡毛蒜皮 jīmáo suànpí цзимао суаньпи «куриный пух и чесночная шелуха» — обр.: о мелком, пустяковом деле, которое и выеденного яйца не стоит.

Мо Си не хотелось утруждаться и что-то объяснять, поэтому он просто повторил:

— Можешь идти.

После такого ответа, насколько бы неуместным это ни казалось, командир отряда сопровождения не посмел бы продолжать настаивать. Почтительно передав Мо Си склянку с лекарством, он выполнил повеление господина и ушел.

Поздней ночью у реки Фушуй дул очень холодный и колючий ветер. Чтобы окончательно протрезветь Мо Си какое-то время стоял неподвижно, после чего начал обход подконтрольной ему части разбитого на берегу лагеря.

Как и ожидалось, Гу Ман по-прежнему был здесь. Свернувшись калачиком, он уснул между корнями метасеквойи.

Мо Си долго смотрел на него, после чего медленно склонился и встал перед ним на одно колено. Гнев после вчерашнего еще не совсем утих, поэтому их общение все еще было крайне неловким и натянутым. После долгого молчания Мо Си наконец произнес:

— Просыпайся. Возвращайся в свою походную палатку и спи там.

Он действительно не понимал, зачем Гу Ману было убегать и спать под деревом на холодной земле, укрываясь небом вместо одеяла, когда для него была установлена палатка.

— Проснись.

Он позвал несколько раз, но Гу Ман даже не шелохнулся. Мо Си немного разозлился и толкнул его.

Кто же знал, что от этого толчка Гу Ман упадет на землю, словно соломенное чучело. Проникающий сквозь игольчатые листья лунный свет осветил его залитое болезненным румянцем лицо… В туманной ночной дымке изначально бледная кожа, казалось, горела и плавилась. Судя по всему, Гу Ман пребывал в забытьи: глаза его были плотно закрыты, ресницы едва заметно дрожали, со слегка приоткрытых влажных губ срывалось сбивчивое дыхание, брови страдальчески сошлись над переносицей.

— Гу Ман? — потрясенно позвал Мо Си.

Он поднял руку, чтобы пощупать лоб, который оказался на удивление горячим.

Поспешно подхватив горевшего в лихорадке бессознательного Гу Мана, он дотащил его до небольшой походной палатки. К счастью палатка Гу Мана находилась в отдалении от походной резиденции самого князя Сихэ и большинство его сопровождающих уже спали, так что никто не стал свидетелем этой сцены. Приподняв полог на входе, он затащил Гу Мана внутрь и уложил на постель.

Придя в сознание, Гу Ман открыл затуманенные болезнью глаза и, все еще мало что осознавая, взглянул на Мо Си.

Будто внезапно что-то сообразив, он попытался повернуться и встать с походной койки, но Мо Си одной рукой быстро прижал его обратно к постели и, подавив волнение в груди, процедил сквозь стиснутые зубы:

— Ложись. Что ты творишь?

Гу Ман прикусил влажную нижнюю губу. Казалось, что еще немного и вся синева в его глазах превратится водяной пар и начнет переливаться через край. От того, что он видел, сердце Мо Си вдруг забилось сильнее. Невольно сжав пальцы в кулак, он выпрямился и поспешно увеличил дистанцию между ними.

Однако Гу Ман продолжал смотреть на него этим зачарованным взглядом. Хотя, возможно, смотрел он вовсе и не на него. Тусклый свет в его глазах все четче фокусировался на налобной ленте Мо Си.

Несмотря на свое болезненное состояние, он открыл рот, чтобы что-то сказать, но стоило губам разомкнуться, и он совсем растерялся, не зная, что именно только что хотел произнести.

Гу Ман снова закусил нижнюю губу и через мгновенье вновь попытался встать. Мо Си быстро прижал его обратно:

— Ты куда это собрался?

Тело Гу Мана горело в лихорадке, в голове царил хаос. Упорствуя, он схватился за подол одежды Мо Си и снова попытаться сползти на пол.

— Гу Ман! — рявкнул Мо Си.

Собственное имя похоже смогло вернуть его в сознание. Гу Ман весь сжался и ссутулился так сильно, что, казалось, еще немного, и его тело сломается пополам. Он выглядел невероятно убого, как комок грязи, судорожно цепляющийся за край кровати, пытаясь перекатиться и шмякнуться на землю.

Но Мо Си остановил его и заблокировал ему путь.

Оцепенев, Гу Ман какое-то время сидел на месте, тупо пялясь перед собой, а потом внезапно пробормотал:

— Отпусти, дай мне спуститься… Прошу, дай мне спуститься… вниз…

— У тебя лихорадка. Ляг нормально.

— Отпусти меня, мне нужно спуститься… Я не хочу… не хочу быть здесь…

Сердце Мо Си одновременно болело и ненавидело, тосковало и горело от гнева. Не в силах это терпеть, он одним толчком заставил Гу Мана вернуться в сидячее положение, после чего попытался его уложить. Вот только Гу Ман решительно не желал его слушаться. На этот раз он сначала крепко вцепился в полы его верхней одежды, а после и вовсе уткнулся горячим лбом в живот Мо Си.

— Я не хочу здесь спать…

Шея, что никогда не желала сгибаться, на этот раз, казалось, может сломаться в любой момент.

Гу Ман просто рухнул на него. Сгорая в лихорадке, в момент прояснения сознания он хотел оттолкнуть Мо Си, однако, почувствовав в своих руках что-то очень теплое, словно человек, тонущий в ледяном озере, из последних сил вцепился плывущую рядом корягу. В итоге его толчок превратился в беспомощное объятие.

Обняв Мо Си за талию Гу Ман еще сильнее вжался лицом в его живот и хрипло пробормотал:

— Твоя постель… слишком чистая…

— Что? — ошарашенно переспросил Мо Си.

— Я такой… грязный… — у Гу Мана перехватило дыхание.

Казалось, Мо Си безжалостно ударили тупым мечом прямо в грудь. Сердечная боль была просто невыносимой.

Вцепившийся в него человек продолжал дрожать и бормотать обрывки непонятных фраз. Возможно, из-за боли, лихорадки или страха перед чем-то еще ему неизвестным, Гу Ман обнял его еще крепче и срывающимся голосом проскулил:

— Не знаю… Не знаю, как спать… не хочу… запачкать… поэтому… отпусти меня… дай мне уйти…

— Куда ты хочешь пойти? — тихо спросил Мо Си.

Этот вопрос поразил Гу Мана. Широко распахнув глаза, он не смог удержаться от жалобного всхлипа и почти прорыдал:

— Я… я и этого не знаю…

Мо Си будто горькой оливкой подавился. Он опустил голову, чтобы взглянуть на Гу Мана сверху вниз и на какое-то время просто лишился дара речи.

— Я уже запятнан, весь покрыт нечистотами. Я не знаю, куда мне мне следует пойти. Я не знаю, куда я должен пойти…

Сердце Мо Си болезненно пульсировало. Под этим углом он мог смутно разглядеть щеку Гу Мана, на которой до сих пор алел след от вчерашней оплеухи… А ведь он совсем не сдерживал себя и ударил со всей силы.

«Ты знаешь, насколько ты грязный?!»

Звук собственного голоса звонким эхом отозвался в ушах.

Сожалел ли он?

Нет… Нет, его сердце давно превратилось в камень. Он не сожалел.

Вот только…

Вот только он и сам не знал почему, но перед его взором вдруг возникло это сияющее открытой улыбкой лицо, каким оно было в те давно минувшие годы, когда оба они были еще так молоды.

Тогда между ними еще не зародилась нежная и страстная любовь. Они были просто братьями по оружию и не более того.

Тогда Мо Си попал в засаду и, оказавшись в окружении глубоко во вражеском тылу, отчаянно сражался, ожидая подкрепления.

Он так долго ждал, что под конец уже начал мечтать о смерти. А потом мир вокруг окрасился кроваво-красной киноварью и ему на помощь примчался боевой собрат Гу, его спаситель в сияющих на утреннем солнце серебряных доспехах, в которых отражалось небо.

Быстро спешившись, Гу Ман крепко обнял своего раненого младшего собрата по оружию. Мо Си с ног до головы был покрыт ядом боевого зверя королевства Ляо, его пересохшие губы несколько раз открывались и закрывались, прежде чем он смог хрипло выдохнуть:

— Отпусти…

— Братишка!

— Не прикасайся ко мне… Все мое тело… грязное… Это отравленная кровь… — задыхаясь, пробормотал Мо Си. — Я очень грязный и могу запачкать тебя, отравить и навлечь на тебя беду. Мы с тобой просто сражаемся вместе, нас ничто не связывает, так зачем… зачем тебе страдать вместе со мной?

И что же тогда ответил ему Гу Ман?

Это покрытое пылью времени старое воспоминание, которое он так долго пытался выкинуть из памяти, словно очередной приступ безумия, захлестнуло его и перелилось через край его разума.

— Не бойся. Твой старший собрат останется с тобой, — ответил тогда Гу Ман. — Теперь всегда рядом будет тот, кто не побоится смерти и вытащит тебя, даже если ты отравлен, грязен, окровавлен.

Все хорошо, я не боюсь. Раз уж я выбрал этот путь и вышел на поле боя, то не рассчитываю вернуться целым и невредимым. Не важно, кто ты: дворянин, раб или простолюдин. Мы с тобой братья по оружию и на этой войне разделим одну судьбу. Так что я буду жить и умру с тобой.