Вопрос касался самых основ бытия, в том числе и ее бытия часовой кукушкой. Например, прямым следствием в ее случае был бы вопрос – прошел бы час времени, если бы она, по истечении этого часа, не стала бы кукукать, как предписано? Ежели нет положенного явлению шума, то состоялось ли явление?

Как всякий честный мыслитель, она решила проверить теорию практикой. И при наличии слушателей пару раз пропускала свои ку-ку. Результат оказался удивительным – явление отсутствия явления действительно наблюдалось. Король в эту пару раз пропустил ужин, кушал потом остывшее и очень по этому поводу сердился. Совершенно очевидно, что непрокукуканный час исчезал. Так кукушка экспериментально доказала, что она, кукушка, создавала время или же его уничтожала. Что с одной стороны ей польстило.

С другой стороны, однако, выяснились и побочные эффекты пропажи времени. Рассерженный король вызвал мастера-часовщика, с целью найти неисправность и починить часы. И все бы ничего, но этот грубый пролетарий с бездуховным равнодушием намеревался большой отвёрткой развинтить кукушку и смазать ее внутренности, полагая ее механической. И не то чтобы кукушка имела хоть какое-то понятие о своих внутренностях, но она предпочла избежать разборки, резонно полагая, что чтобы там не получилось в результате операции, прежней собой она не будет уже точно. А поскольку она себя вполне устраивала, то ей пришлось изрядно побегать, прежде чем мастер отказался от попыток ее поймать.

Так кукушка на практике познакомилась с тем, что в фило-софском журнале называли «диалектикой», и в результате пришла к некоторому синтетическому ответу на исходный вопрос шума в глухом лесу. Для себя она сформулировала его так: если в лесу есть слушатели, то деревьям и кукушкам не следует выёживаться, а лучше делать все как полагается. А вот если слушателей нет - то шуметь или не шуметь остаётся свободным выбором деревьев и кукушек. Заодно это ответило и на ее тайный внутренний вопрос, постулируя возможность существования через самонаблюдение, что окончательно ее успокоило.

Так, наконец, мы пришли к тому моменту, когда кукушка выглянула из часов, никого не заметила, и решила в этот раз не куковать.

Маркиз Карабас ходил плавно, осторожно и тихо, как провинциальный турист в столичном музее, которому все вокруг внове, но страшно что-нибудь потрогать или нарушить шумом святость покоев искусства. Правда, некоторые в замке называли его манеру ходить вкрадчивой - медленно или быстро, но копна его соломенного цвета волос успела между тем побывать во всех закоулках замка, и люди, которые пугались, внезапно обнаружив возле себя кого-то, кого не ожидали обнаружить возле себя - не скупились на негативные оценки его манеры передвижений. Маркиз на людей не обижался и отвечал только широкой извиняющейся улыбкой.

Вот и сейчас он уже успел интересом осмотреть половину зала, включая фрески на потолке, и оказаться за креслом тётушки, но под ним не скрипнула ещё ни одна дощечка паркета. Пожалуй, тетушка могла бы и вовсе его не заметить, если бы не ожидала его появления.

- День добрый, молодой человек. – сказала тетушка куда-то в воздух перед собой, не прекращая вязать.

- Скорее добрый вечер, тетушка графиня, - сказал маркиз.

Тетушка бросила быстрый взгляд поверх очков в сторону окна.

- У нас это скорее все же день.

- У вас? - переспросил маркиз. Перестав прятаться, он обошел тётушку кругом и стал присматриваться к креслу напротив. Со скрипом он повернул его так, чтобы с него были лучше видно окна и вход в комнату, и, наконец, с явным удовольствием уселся. – «У вас» это там, где солнце стоит выше?

- Нет. Это там, где спать ложатся позже.

- Далеко, должно быть.

- Не близко, - согласилась тетушка.

Маркиз излучал молодость, здоровье и деревенское простодушие. Чужая одежда была слегка маловата, белоснежная рубашка не сходилась на волосатой груди, воротник врезался в загорелую шею, а рукава с кружевными оборками ему пришлось закатать по локоть. Зелёные глаза из-под золотистой челки смотрели открыто и доверчиво, но ничего более не выражали, сколько в них не смотри. Странные были глаза. Как освещённая сцена театра, в который никто не пришел, даже актеры.

- Вяжете? - вежливо поинтересовался маркиз, пытаясь все же завести разговор. – Достойно уважения, редкое хобби для потомственной аристократии. Я, честно признаться, и сам всегда симпатизировал лейборизму.

Он все присматривался к тому, что вяжет тетушка, и от любопытства даже слегка вытянул шею. Что-то его беспокоило в этом вязании.

- Занятие медитативное. Не мешает размышлять, - пожала плечами тетушка.

- Размышлять? О чем же?

Маркиз понял, что разговор завязался, закинул ногу на ногу и даже стал покачивать носком сапога. Сапоги были его размера, из мягкой жёлтой кожи с отворотами.

- О разном.

- Ну например.

- Например, - тетушка на секунду прервала вязанье и посмотрела на него поверх очков, - почему люди верят истории, в которой лжец рассказывает, как он врал другим людям.

- Да, нелогично.

- Как минимум.

- Возможно, все дело в парадоксе лжеца, как называл его один мой друг из стран, где солнце стоит высоко. Признание во лжи выглядит правдой, и сам рассказ, включающий признание, стало быть правдив. Ведь если оно ложно, и он не лжец, то опять же все остальное в рассказе, кроме ложного признания - правда.

- В то время как он лжет все время. Независимо от того, совпадает ли время дня с его ложью о времени дня.

- А что за история?

- Интересная история. В той истории все держалось на тайной, без свидетелей, подмене одного человека другим. После чего похититель перенимал титул и владения. Но вот что странно. Зачем ему нужно было менять фамилию владельца на свою? Это разрушало весь план. Подмена становилось явной, наследство отменялось и открывалось следствие, куда же делся предыдущий хозяин прежнего имени. Однако история рассказана именно так.

Маркиз перестал раскачивать ногой, и посерьезнел.

- И как вы это объясните?

- Возможно, что он врал. И не было того, первого человека.

- Откуда же имение?

- А это следующий вопрос. И следующий ответ.

- Что-то у вас все появляется ниоткуда.

- И исчезает в никуда. В истории необходимо участвует существо со способностью к превращениям. Как фокусник со шляпой, откуда можно достать что угодно или что угодно бесследно спрятать. Оно сшивает весь сюжет истории. Более того, у нас в истории даже два таких существа, что явно избыточно, даже не учитывая, что второй был съеден первым, и предъявлен быть не может. И если, как мы уже поняли, это существо не тот владелец замка, которого не было - то кто он?

- И кто он? - Маркиз уже совсем потерял свою уверенность, сел прямо, и все смотрел на вязанье в руках тетушки, как будто оно его гипнотизировало. Тетушка подняла очки на лоб, хорошенько рассмотрела результат вязания, и снова спустила очки на нос.

- Как думаете, маркиз - а был ли кот?

- Я думаю, и да, и нет, - медленно ответил маркиз.

Кукушка в часах отложила журнал «Вопросы Философии», услышав нечто знакомое. Она уже где-то что-то встречала, про котов, которые «и-есть-и-нет».

- А зачем коту - сапоги? Мало того, что выдают в нем не кота, так ведь еще и неудобно, - продолжила тетушка.

Маркиз попытался спрятать свои ноги под креслом, но понял, что уже поздно. Он как-то поник и задумался. Тетушка молча продолжала вязать.

- Это якорь, - сказал, наконец, маркиз. Потом поморщился, видимо не находя слово исчерпывающим, и пояснил:

- Если постоянно прыгать из образа в образ, из личности в личность, врать и меняться под ситуацию - то как потом понять, кто ты на самом деле? Что в тебе настоящее, а что забытая выдумка, с тех пор много раз измененная? Кто ты? Нужна точка отсчета, исходный пункт, образ или вещь того, настоящего тебя, от которого ты числишь ложь, и к которому всегда сможешь вернуться, держась за него, как за якорь. Одна одинаковая вещь, во всех обликах.

Тетушка кивнула:

- Понимаю. Но это не оправдание.

- А разве нужно оправдание?

- А разве нет?

Маркиз ворохнулся в кресле, но, встретив предупреждающий взгляд тетушки, снова обмяк.

- Но кто же вы сами, графиня-тетушка? Король уверен, что вы вдова его покойного четвероюродного брата, графа, с которым в детстве они однажды запускали воздушного змея, сделанного из важных государственных бумаг, чье имя он забыл, стесняется спросить и вообще побаивается, что это откроется, потому что территориальный спор до сих пор не улажен. Принцесса полагает, что вы не то тетушка, не то племянница ее покойной матушки, и, кажется, ее крестная. Половина слуг уверены, что вы добрая фея, а половина слуг клянется, что вы злая колдунья. И зачем вам очки, если вы смотрите или поверх них, или под ними?

- Другие пусть отвечают за себя, а вы за себя. Вам так не говорили в детстве?

- Я сирота.

- Я тоже.

- И что вы, наконец, вяжете? Я никак не могу рассмотреть.

- Оно таким и должно быть.

Тетушка растянула на пальцах свое невидимое вязание. Видимо, оно было довольно большое.

- Почти готово.

- Но разве они не заслужили?

- Чем?

- Они глупы, жадны и тщеславны.

- Разве?

- Да. Они уверены, что им положено счастье. Просто так, ни почему, без какой либо их заслуги. Вселенная должна их обслужить и выдать со склада готовое. Как раз такое, какое им нужно, будь то вещь или человек. Ведь я не крал ничего. И даже не обманывал. Люди сразу и навсегда верят тому, во что они уже и до этого верят. Я просто повторил им их же собственный обман самих себя. Где-то должен родиться и попасть к ним человек, единственной целью существования которого будет делать их счастливыми? Влюбленный раб, великан и мышка, их ласковый и нежный зверь? Так вот же он! Берите! Я продал им их же иллюзии за их же собственный счет.