Конечно, некоторые этнографы могли бы заподозрить, что это ничто иное, как старинное языческое жертвоприношение, просто иначе риторически оформленное. Но нет, изменение риторики тут означает многое. Да, они делали то же самое – кого-то убивали. Но они не договаривались с богами с позиции слабых, они им мстили за своеволие с позиции сильных. Те, кого их предки боялись и почитали, они поставили ниже себя, в своем самомнении. В своем воображении они теперь и стали теми «злыми духами», которых боялись их предки. Теперь потусторонний мир должен был поставлять им подношения, иначе они накажут его, убив кого-нибудь среди его паствы. Кого-нибудь, кто недостаточно сильно, с их точки зрения, враждебен миру духов. Миру предков. Миру, который они считали своей собственностью.

- Мне некого попросить о помощи, кроме тебя, - сказала девочка в конце своего рассказа.

- Да мне то что, с их отношения друг к другу или воображаемых побед над воображаемыми духами?

- Этого, боюсь, не изменить, но можно спасти того мальчика.

- Он - тот, о ком я подумал? - спросил человек из леса.

Девочка кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

- Я помогу тебе, - сказал человек после короткого размышления. – Но эта помощь может однажды дорого обойтись тебе.

- Я согласна, - ответила она.

На следующее утро в городские ворота зашел человек в яркой и пестрой одежде, играющий на дудочке какую-то веселую мелодию. Он встал на главной площади и сказал:

- Я ловец крыс. Я могу избавить ваш город от них. Я пройду по улицам, играя на дудочке песню, и все крысы уйдут за мной.

Он был весел и добродушен, горожане собрались вокруг него, разглядывая его красивую одежду и рассуждая, стоит ли ему верить. Пришел даже мэр городка.

- Что ты хочешь за это? - спросил мэр.

- Немного или много, смотря как посмотреть, - сказал веселый человек.

- Сколько это в золотых дукатах?

- В дукатах это не измеряется. Я прошу у вас одного ребенка. Мне нужен ученик, которому я передам свои знания. Но не любой, а конкретный, на которого я укажу. Он вам точно не нужен. Это чужой ребенок, он сидит в тюрьме, вы приговорили его к смерти. Если я, своей игрой на дудочке, уведу из города всех крыс – вы освободите ребенка и отдадите его мне.

Горожане посовещались. В чем тут подвох? Предлагать решение одной проблемы, в награду обещая решить другую проблему? И они обратились к ловцу крыс, едва скрывая свою радость:

- Мы согласны.

Человек внимательно посмотрел в глаза мэра и каждого из горожан, стоявших возле него. Потом кивнул:

- Я вижу, вы говорите искренне, и действительно готовы заплатить эту цену.

Он пошел по всем улицам городка в своей пестрой одежде, что-то играя на дудочке.

- Постой, - кто-то из темноты прервал рассказчика. - Крысы не различают цветов, и одеваться пестро нет никакого смысла для ловца крыс.

- Правильно, - согласился рассказчик. - Значит, он был так одет не для крыс.

- Крысы и звуки иначе воспринимают, - добавил кто-то из другого угла. - У них диапазон слуха сдвинут в сторону ультразвука.

- И это правильно, - снова согласился заказчик. - Его песню людям не было слышно. Но крысы слышали ее прекрасно, и изо всех углов и щелей, и домов и сараев за ним потек настоящий серый поток крыс. Они собирались вместе и текли за ним по улицам, как серый ручеек, послушные только им слышимым звукам. Человек обошел весь город, собрав за собой целую армию крыс, вышел из городских ворот, увлекая за собой крысиное войско, привел его к реке и зашел по пояс в воду. Крысы пошли за ним, сотня за сотней вступая в волны. Река уносила их прочь, но они отчаянно работали лапками, пытаясь плыть против течения, к источнику столь привлекательных для них звуков, предпочитая умереть, но не переставать слышать их. Они уставали, их мех постепенно намокал, они залезали друг другу на головы, топя своих товарищей. В реке клубился уже целый меховой рой из крыс, водовороты увлекали их на дно, и в конце концов на поверхности не осталось ни одной живой крысы. Они погибли все до последней, и ни одна не попыталась спастись, оставшись на берегу.

Изумленные горожане наблюдали эту картину, стоя на берегу реки. И как только последние крыса ушла на дно, они разразились радостными криками и аплодисментами.

- Ну что же, я выполнил договор, - сказал им крысолов, выйдя на берег. С его мокрой одежды на землю капала вода. - И хочу получить свою плату.

- Постой, - возразил мэр. - Какая плата? Кто-нибудь испытывает желание заплатить ему?

Горожане стали переглядываться, искать в душе желание заплатить, и все отрицательно качали головами - никто из них такого желания не испытывал.

- У меня такое частенько бывает. – Признался один горожанин. - Да честно сказать - все время только так и бывает. Допустим, к обеду так проголодаешься, что готов отдать целый золотой талер за хорошо прожаренную баранью ножку и кувшин доброго вина. Прямо вот честно готов. Представляю, как после обеда отдаю дукат, и эта картина не вызывает у меня никаких плохих эмоций. Преспокойно его мысленно отдаю. Но после обеда думаю, думаю - нет, ну вот ломаного гроша не дам ни за ножку, ни за кувшин. Разве что в лоб могу дать, так мне противно даже и смотреть на еду. Как же я отдам талер, за столь противные мне вещи?

Горожане одобрительно зашумели, все они испытывали то же самое.

- Ну вот видишь! - разве руками мэр. - Оказанная услуга ничего не стоит. Не вернешь же ты крыс назад, мы сами видели, что все они утонули.

- Но ведь этот мальчик все равно вам не нужен, ведь вы собрались его казнить!

- Ну и что, что он не нужен нам? Как оказалось, он нужен тебе. Так что ты нам за него дашь?

- Я уже дал, я выполнил свою часть договора.

- Договор был тогда. Когда были крысы и они нам портили жизнь. А теперь их нет и договора нет.

- Значит, вы его нарушили.

Мэр задумался, а потом сказал:

- Нет, это ты его нарушил. Ты обещал сыграть для крыс песню. А кто-нибудь слышал его песню?

Горожане подтвердили, что никакой песни не было слышно.

- Ну вот! - торжествующе сказал мэр. - Крысы сами ушли, испытав непреодолимый приступ любви к водным процедурам, ты тут не при чем, значит, и платить не за что.

- Вы и не должны были ничего слышать, ведь музыка была для крыс, а крысы хорошо слышат в ультразвуке. Это тоньше комариного писка.

- Не знаем мы ничего про ультро-мультро, и знать не хотим. Ступай подобру-поздорову, пока мы не переломали тебе кости и не бросили в тюрьму!

Когда крысолов пришел к старому вязу у ручья, девочка была там.

- Ну что ж, я оказалась права, раз ты пришел без него? - горько сказала девочка.

Крысолов промолчал.

- Теперь ты согласен, что надо сделать по-моему?

Крысолов сел на камень, о чем-то думая, а потом предложил:

- Может, я уведу из города всех взрослых? Это легко. Ведь они самовлюбленны, это их грех.

Он стал насвистывать на дудочке какую-то мелодию. Девочка сначала молча слушала, потом встала, и уже собралась куда-то идти, но в последний момент ухватилась за ветку вяза:

- Нет, я не пойду. Моей помощи ждут.

Крысолов перестал играть:

- Видишь, это страшная песня.

- А мне она показалась красивой, - призналась девочка. - Она навевала мысли о том, что я самая прекрасная девочка на свете, я лучше всех людей, я достойна править миром, а, значит - его и получу. Там пелось «отвергни унылую жизнь этих убогих простых людей, иди и возьми весь мир, избавься от человеческих чувств, презирай этот мир, и ты станешь его королевой».

- Сделать так? Они поверят.

- Нет, - покачала головой девочка, - я не хочу оставлять детей без матерей, мне жаль их. Я знаю, это страшно. Я хочу оставить матерей без детей.

- Разве это не одно и то же?

- Конечно, нет. Это две разных разлуки - когда ушел ты и когда ушли от тебя.

- Куда мне их увести?

- Уведи их, - девочка недолго раздумывала, - уведи их в прекрасную сказку.

- Нет ничего страшнее прекрасной сказки, - попытался возразить крысолов, качая пером на своей шапке. - Чем ужаснее правда, тем больше требуется ложь, чтобы ее скрыть. Чем привлекательная сказка, тем ужаснее скрытая под ней правда.

- Мне все равно. - Девочка была тверда. - От осинки не родятся апельсинки. Плохие дела вызывают плохие следствия. Жестокость должна получить жестокость.

- Ну что ж, - сдался крысолов, - главное, сама не забудь свои слова.

На следующий день, рано утром, в городские ворота зашел крысолов. Он был в своей серой, неприметной одежде. Дудочка была та же, но песня другая. Теперь ее слышали люди. И вслед за ним со всего города стали собираться дети. Они шли за ним толпой, завороженно слушая мелодию, в которой чудилось им - все взрослые глупцы, абьюзеры и не умеют жить. Обрети свободу от взрослых! Мир полон радостей, игр и сладостей, их только надо взять. Отринь замшелые правила, ты не обязан им подчиняться. Ты достоин лучшего на свете и значит оно уже твое. Ты родился для счастья, и если его нет – значит, кто-то его у тебя украл. Все, что мешает тебе, должно быть сломано. Иди и возьми то, что тебе положено!

Никакие запоры не могли остановить детей, они выбирались на улицу и шли за крысоловом, не слушая взрослых. Они шли за ним послушным ручейком, и к нему присоединялись все новые дети. Так крысолов вывел из города всех детей. Они шли вдоль реки, потом свернули в долину ручья. В одном из холмов открылись чудесные врата, за которыми был виден цветущий солнечный сад, и все дети ушли туда. Даже дочь бургомастера ушла с ними. Не пошли только два мальчика. Один был глух, а другой слеп. И не потому они удержались, что получили только половину соблазнов - для них и половины было больше, чем они когда-нибудь мечтали. А потому что не верили второй половине. Эта вторая половина мира, ту, что они видели или слышали - всегда их подводила злыми сюрпризами, и они не доверяли ей. А еще не пошли одна девочка и мальчик. Мальчик хотел уйти во врата, но его удержала девочка. Она что-то ему сказала, и он не пошел вслед за всеми.