— Тебя подвезти?

— Ох, да что за хрень! — бормочу я себе под нос, прежде чем неохотно повернуться. По-видимому, я не схожу с ума, меня реально преследуют. — Я нечего не имею против автобусов, — говорю я, чувствуя некоторую гордость за то, что не поддался ему... снова.

Самоуверенная задница поворачивает голову, а затем наклоняется, чтобы открыть пассажирскую дверь.

— Мои кожаные сиденья не заставят тебя вонять весь день старой мочой.

Я не хочу, но все же иду к нему. Это похоже на то, как будто он разорвал связь между моим мозгом и моими мышцами, когда трахал меня на прошлой неделе, потому что я, кажется, потерял весь контроль над своим телом. Где гордость, которую я почувствовал всего несколько секунд назад? Да она исчезает в ту же секунду, как я сажусь в его претенциозную машину. Это серебро и черная кожа с большим количеством гаджетов и технологий, чем в чертовом НАСА. Если бы я не знал о нем больше, я бы предположил, что это сверкомпенсация за маленький член.

Но я знаю, что он далеко не маленький, и моя задница сжимается от одного воспоминания. Мне нужно перестать думать об этом прежде, чем мой член увеличится еще больше, поэтому я протягиваю руку и включаю музыку, чтобы отвлечься. Это работает до тех пор, пока его рука не ложится на спинку моего кресла, поддерживая его, когда он поворачивается к заднему стеклу и выезжает со стоянки. Его кожа так близко к моему лицу. Это та же самая рука, которой он обхватывал мой член, и я не могу перестать думать об этом, вспоминая, как хорошо это было.

Он снова кладет руку на руль, и я замечаю цветовые вспышки на его запястье, где манжета пиджака слегка задралась. Меня удивляет, что у него есть татуировки. Он такой утонченный и деловой. Внезапно я понимаю, что хочу узнать, есть ли у него еще, полный «рукав» или два полных «рукава». Есть ли они у него на груди, спине, ногах…

— Если ты продолжишь так смотреть на меня, я могу начать верить, что ты не ненавидишь меня так сильно, как тебе бы хотелось.

Дерьмо. Я отрываю взгляд от его руки и отворачиваюсь, чтобы не видеть его, даже случайно краем глаза. Он так чертовски высокомерен, и это заставляет меня хмуриться, глядя в окно. Какого черта я в его машине? Опять! Я решаю, что, когда вернусь домой мне придется попрактиковаться перед зеркалом, говоря ему: «Отвали, ты самоуверенный, дерзкий ублюдок».

Мы едем в тишине, прерываемой лишь небольшим взрывом моего невеселого смеха, когда из динамиков начинает звучать «Странный» в исполнении группы Radiohead.

— Думаешь, я странный? — насмешливым тоном спрашивает он.

Среди всего прочего.

— Ты должен признать, что это немного странно — вот так ждать у моего дома. Ты даже не знаешь меня.

— Ты работаешь у меня. Я забочусь о своих сотрудниках.

— Ты сделал это не поэтому, — мои слова звучат как обвинение, и крошечная часть меня хочет, чтобы он согласился.

— Так почему же, по-твоему, я это сделал?

Я не могу видеть, так как не позволяю себе смотреть на него, но могу представить самодовольное выражение его лица.

— Потому что ты снова хочешь меня трахнуть.

— И это тебя бесит?

Нет. Но я хочу, чтобы было так.

— Да.

— Что ж, можешь расслабиться. Я не насильник. Это не произойдет, пока ты этого сам не захочешь.

— Этого не случится, точка.

— Потому что я твой босс?

— Нет. Да. Частично, — я взволнован, и это заставляет меня ненавидеть его еще больше. Он выбешивает меня, и я даже не могу понять, как, черт возьми, он это делает.

— Отчасти потому, что я твой босс, — повторяет он. — А другая часть?

— Потому что... потому что... — Господи, Тео, возьми себя в руки.

— Потому что?

— Из-за таких комментариев! Ты высокомерная, наглая, хрен знает, что о себе возомнившая, самоуверенная, покровительственная, высокомерная задница…

— Ты уже говорил «высокомерная».

Я киплю так неистово, что моя кровь начинает бурлить в моих венах, и, похоже, я впадаю в детство, пыхтя и скрещивая руки на груди.

Я планирую молчать всю оставшуюся дорогу, всю оставшуюся жизнь, когда он рядом, но любопытство берет верх, когда он сворачивает на дорогу, которая не ведет к «Холден-Хаус».

— Куда ты едешь?

— «Коста» (прим. — сеть кофеен в Англии). Мне нужен кофеин, чтобы поддерживать уровень наглости. Хочешь?

Черт.

— Нет.

Пожав плечами, Джеймс сворачивает на боковую улицу и паркуется у обочины. Он выходит, не сказав больше ни слова, а я втягиваю в легкие столь необходимый мне кислород. Все выходные мне снились эти его проклятые глаза, история, которую они рассказывали, демоны, которыми они обладали... но теперь я даже не могу заставить себя посмотреть в них, потому что каждый раз, когда я это делаю, я забываю вести себя как нормальный человек.

Когда я вижу Джеймса, возвращающегося к машине, я хватаюсь за возможность сделать еще один глубокий вдох, зная, что через несколько секунд полноценное дыхание станет роскошью, правом которого я перестаю обладать, когда он рядом. Мои глаза закатываются при виде двух высоких стаканов в его руках. Как будто его единственная цель в жизни — насолить мне.

Он держит один стакан в сгибе руки, пока открывает дверь, а затем протягивает его мне.

— Карамельный латте.

— Я же сказал, что не хочу, — выплюнул я, уставившись на стакан. Я не собираюсь брать его из чистого ребячества, но Джеймс не двигается, и я подозреваю, что он не сдвинется с места, пока стакан не будет в моей руке. Итак, твою ж мать, как обычно, я сдаюсь и беру кофе.

Он скользит на свое место, и я отказываюсь смотреть на его улыбку, но точно уверен, что она есть.

— Но на самом деле ты хочешь. Просто упрямишься.

Он прав, но так не должно быть. Он не должен был так хорошо читать меня, когда даже меня не знает. Это раздражает. Он раздражает меня.

Это чувство немного утихает, когда я делаю глоток приличного кофе первого за последние недели, но затем он все разрушает, открывая рот.

— Так что же заставило тебя перейти в издательскую отрасль?

— Любопытство. Страсть… — пожимая плечами, говорю я, стараясь придать своему голосу безразличие.

— Ты любишь читать?

— И писать, — Вот черт! Зачем я ему это сказал? Без сомнения, он думает, что я взялся за эту работу только для того, чтобы попытаться продолжить свою карьеру. Это даже не самая главная моя цель. Меня не особенно волнует, что он подумает, по крайней мере, это то, что я говорю себе, но я не хочу, чтобы он знал что-нибудь обо мне. Он будет использовать это только в своих интересах. У него уже есть какая-то непостижимая власть надо мной, и я не хочу давать ему еще больше способов это делать.

— Ты что-нибудь опубликовал?

— Пока что три романа, — Черт возьми, прекрати болтать, придурок! — Но это всего лишь самиздат.

— Ты так говоришь, словно это обесценивает твои достижения. Писательство требует силы, целеустремленности, уникального ума, который способен видеть мир по-другому и облекать это видение в слова. Никогда не недооценивай себя, Теодор.

Его голос звучит так искренне, что я нарушаю клятву, которую дал себе, и смотрю на него. Я ничего не могу поделать. Его глаза устремлены на дорогу, но в них есть что-то, что интригует меня, заставляет заглянуть глубже. Мне кажется, я вижу уязвимость, темноту, но я заставляю себя не обращать на это внимание. Я не знаю этого человека и никогда не узнаю. Он слишком меня бесит. Я чувствую, что из него вышел бы хороший персонаж, и, возможно, я мог бы написать о нем, но он бы в конечном итоге стал счастливым до конца своих дней, а он абсолютный мудак, чтобы заслужить это.

— Они могут оказаться мешком дерьма после всего, что ты читал, — говорю я. Я чувствую себя слишком довольным в его присутствии и пытаюсь исправить это, изображая из себя придурка.

— Сомневаюсь в этом.

— Ты их даже не читал.

— В этом нет необходимости. Я вижу твою страсть. Я чувствую это. Я увидел это, когда впервые встретил тебя, то, как ты смотрел на меня.

— Я не помню, — я откровенно вру. — Я был пьян.

— Ты все помнишь, — говорит он с той неумолимой уверенностью, которая вызывает у меня желание ударить его по лицу. Нет смысла спорить. Мало того, что он прав, я помню и не думаю, что когда-нибудь забуду, но в этот момент мы заехали на парковку.

— Твоя машина все еще здесь, — замечает он, кивая на нее.

— Не только высокомерный, но и проницательный. Это талант.

— Хочешь, я позвоню в сервис, чтобы ее забрали?

— Я не идиот, — огрызаюсь я, и это мгновенно вызывает у меня чувство вины. Он ведет себя нормально, а я веду себя как гигантский хер. — Я уже все уладил, — но я не могу себе этого позволить прямо сейчас. Надеюсь, мой брат одолжит мне денег, чтобы ее отбуксировали сегодня днем к моему дому, и я отремонтирую ее, когда получу зарплату.

Когда мы выходим из машины, в кармане Джеймса звонит телефон, и я благодарен за то, что меня прервали. Он отвечает коротко: «Холден», и продолжает говорить всю дорогу до здания. Я не слушаю, что он говорит, слишком занятый попытками разобраться в тревожных чувствах, плавающих в моей груди.

Все еще разговаривая по телефону, когда мы входим в «Холден-Хаус», Джеймс приветственно машет рукой, прежде чем продолжить путь к лифтам. У меня все еще половина стакана кофе, но, чувствуя сильное напряжение, я бросаю его в мусорное ведро и быстро поднимаюсь по лестнице на свой этаж, перепрыгивая через две ступеньки. Я не бегаю так много, как раньше, и мне необходимо сжечь часть энергии, которая захватывает мое тело, когда Джеймс гребаный Холден рядом.

Я направляюсь прямо к своему столу и смотрю на компьютере первое поручение в списке заданий на этот день. Мне нужно написать предложения нескольким дистрибьюторам для нового клиента дебила Майка и до обеда отправить их по электронной почте.

Кстати, о Майке...

— Мне нужно, чтобы ты отнес это администратору, когда у тебя появится минутка, — говорит он, ставя на мой стол лоток с запечатанными конвертами.