И все же, несмотря на радующие его сердце доходы, Кори Ишкамба не забывал Мирзо Абдуллу и каждый раз перед едой — а еда перепадала ему теперь по нескольку раз в день — он поминал своего обидчика проклятиями и страшной бранью.
На третий год войны трудовой народ был настолько разорен, что люди не находили куска черствого хлеба, который мог бы составить, по распространенному среди мусульман выражению, их куты-лоямут[23].
Спекулянты разбогатели так, что уж не находили товаров, в которые могли бы вложить свои капиталы. Что касается купцов, которые вели торговлю с Москвой, то для них сделались игрушкой золото и бриллианты. Они не нуждались в деньгах ростовщиков. У Кори Ишкамбы на третий год войны дела заметно ухудшились. Он был вынужден все свои деньги вложить в банк и довольствоваться теми небольшими процентами, которые это давало.
Правда, с крупной суммы, которая превышала два миллиона рублей, он даже по банковскому расчету получал немало. Но это не могло насытить его жадную страсть к наживе. Чем больше становилось у него денег, тем больше разрасталась его жадность.
Ему хотелось, как и в предыдущие годы, получать с крупных ссуд по двадцать пять-тридцать процентов. Но теперь это стало невозможно. Как он говорил: «Увы, те дни вода унесла! Кубок разбился, влага пролилась!»
В довершение всего и питание его сильно ухудшилось. Богачи, не нуждаясь больше в его деньгах, не допускали его теперь к своей скатерти. В банке, где он имел текущий счет, его угощали один раз в день — в десять утра — сладким чаем и только. Поэтому он был принужден довольствоваться пловом, которым, согласно условию, его ежедневно кормили те, кто жил в его кельях, да случайными угощениями на свадьбах, если ему удавалось на них попасть, или горячими блинами, которые иногда раздавали беднякам на мазарах набожные люди. И опять Кори Ишкамба начал худеть.
Как-то раз я встретился с ним и спросил, почему он похудел. Обрадованный участием, он стал длинно рассказывать.
— Раньше каждый день по нескольку раз я ел вкусную колбасу, жирный плов, пельмени, сваренные на пару, жареных кур, жаркое из молодых барашков, приправленное помидорами. Теперь из тех домов, где меня угощали всем этим, ушла благодать, хотя их хозяева и стали еще богаче. Уже давно я не смачивал своих губ в этих домах. А ведь, как говорится: «И коровы и бараны жиреют от корма». Как же мне не худеть, когда не находится для меня еды, соответствующей аппетиту! — помолчав, он сказал с признательностью:
— Дай бог всего хорошего банку! Как только прихожу я туда к утреннему чаю, тотчас предо мной ставят стакан и сахарницу, полную сахара. Я кладу сколько влезет, доливаю стакан горячим чаем и напиваюсь всласть. Управляющий не выражает неудовольствия, если я выпью сразу даже три стакана! Он только радуется этому!
— Но ведь теперь денег у вас много, — сказал я дядюшке Кори, — и вы состарились. Не унесете же вы свои деньги в могилу. Почему бы вам не готовить для себя каждый вечер то кушанье, которое захочется, почему не поесть в свое удовольствие.
В ответ он прочел стихотворение, которое сочинил о ростовщиках один из поэтов того времени:
К концу того же 1916 года еще одно обстоятельство стало подрывать силы и здоровье Кори Ишкамбы — это «неуместные», как он говорил, проказы бухарских шутников.
Если они узнавали, например, что Кори Ишкамба положил свои деньги в «Соединенный банк», один из них, подойдя к нему, говорил по секрету:
— Вы слышали, дядюшка Кори? Дела «Соединенного банка» плохи. Говорят, принадлежащие ему крупные суммы попали в руки неприятеля. Не сегодня — завтра владельцы объявят себя банкротами. Будьте осторожны!
Услышав такое известие, Кори Ишкамба бежал в «Соединенный банк», сейчас же забирал оттуда свои деньги и переводил их в «Русско-Китайский (Азиатский) банк».
Конечно, это не оставалось тайной для шутников. Кто-нибудь из них снова подходил к Кори Ишкамбе и повторял о «Русско-Китайском банке» то, что его товарищ вчера говорил о «Соединенном».
Кори Ишкамба с той же поспешностью переводил деньги в третий банк. Благожелатели советовали ему вложить свои капиталы в Государственный банк: уж он-то будет стоять прочно, как сама Российская империя. Но в Государственном банке платили меньше проценты, чем в частных банках, и Кори Ишкамба не мог пойти на такие убытки.
Но в конце концов частным банкам так надоели эти «операции» Кори Ишкамбы, что они отказались принимать от него деньги, и он был принужден вложить весь свой капитал в Государственный банк.
Однако прошло немного времени, и до Кори Ишкамбы стали доходить слухи, что и Государственный банк накануне краха. Каждый раз, когда в газетах появлялось сообщение о поражении царских войск на фронте, шутники и озорники, преувеличивая эти вести во много раз, передавали их Кори Ишкамбе, советуя ему остерегаться и беречь деньги: ведь очень может быть, что и Государственный банк лопнет. Тогда все капиталы, «собранные потом и кровью», пропадут!
Но как мог ростовщик остеречься? Если даже банку грозит крах — он ничего не в состоянии предпринять. Из страха перед ворами и грабителями он не мог держать деньги дома или в келье какого-нибудь караван-сарая. Куда же ему было деньги девать, если не в банк?
Наконец Кори Ишкамба начал понимать, что над ним просто смеются. Он начал расспрашивать, что пишут в газетах, хотя раньше, как правоверный мусульманин, избегал даже приближаться к тому месту, где их читают. Он недоверчиво слушал тех, кто передавал ему газетные сообщения, и стал просить грамотных людей читать ему вслух, чтобы слышать известия собственными ушами.
Постепенно в газетах стало появляться все больше сообщений, говоривших о близком крахе. Уже и без шуток озорников они начали приводить ростовщика в ужас. Он рассказал о своих страхах управляющему Государственным банком и спросил у него совета:
— Если, не дай бог, царское правительство потерпит полный крах, то что тогда мы с вами будем делать?
Управляющий его тешил{38}:
— Царское правительство крепче камня, прочнее гранитной скалы! Государством правят министры его царского величества, а они — умнейшие люди в мире. Поэтому, даст бог, с государством не приключится никакой беды. В турецких газетах пишут враги государя-императора, они распространяют всякие сплетни и ложные сообщения. Верные вести можно найти только в русских газетах! — Немного помолчав, он добавил: — Да и не каждой русской газете можно верить. И среди русских газетчиков немало заклятых врагов священной особы государя-императора. Не верьте ни уличным слухам, ни сообщениям разных газет. Приходите прямо ко мне, я каждый день буду читать вам надежные известия, которые сообщают самые солидные русские газеты!
После этого разговора Кори Ишкамба стал являться в банк к открытию. Он шел в кабинет управляющего, и тот громко читал ему вслух любую попавшуюся газету. Но, вместо того чтобы переводить то, что там написано, он сочинял от себя вести, которые могли бы успокоить слушателя. И Кори Ишкамба говорил успокоенно:
— Бог даст, никакой беды не случится с государством русского императора, защитником и опорой нашего банка. Пусть ослепнут глаза врагов его величества, пусть отвалятся их языки, несущие всякие небылицы! — И он шел от управляющего в чайхану банка, накладывал в стакан побольше сахара и, заливая его горячим чаем, пил медленно, смакуя.
Насладившись чаем, ростовщик выходил на улицу и, увидев, что где-нибудь около лавки читают газеты, подходил, слушал, какие в них сообщаются известия, а затем уверенно опровергал их, рассказывая, с сильными преувеличениями, то, что сам слышал от управляющего банком. Но те, кто читал газеты, возражали ему: