— Кто из вас Мухсин? — спросил гость, взяв в руки вексель.

— Я! — откликнулся дехканин.

— Ты брал у господина Кори триста шестьдесят рублей. А теперь Кори требует свои деньги. Ты должен сейчас же выплатить долг.

— Я получил от господина Кори наличными деньгами двести десять рублей и выдал им вексель на триста шестьдесят рублей. Сто пятьдесят рублей — это проценты за год и расходы по оформлению векселя, — возразил Мухсин. — Как же теперь, когда прошло всего два месяца, с меня требуют уплатить долг, в который входят проценты за целый год?!

— Много не разговаривай! — оборвал его гость. — Уплатишь ты немедленно триста шестьдесят рублей или нет? Ответь одним словом!

— Как же я могу уплатить через два месяца сумму, в которую вошли проценты за целый год? — повторил свой вопрос Мухсин.

— Когда ты давал вексель, в нем не было написано, на какой срок. По такому векселю господин Кори имеют право потребовать с тебя долг не только через два месяца, но и на другой день! Хорошо еще, что они два месяца с тебя ничего не требовали. Это большая любезность с их стороны. А уж раз они теперь требуют, ты должен уплатить сейчас же!

— Неужели, продержав деньги всего два месяца, я обязан платить проценты за целый год?! — не унимался Мухсин.

— Нас не касается — будешь ты платить годовые проценты в два месяца или не будешь! Наше дело получить с тебя по этому векселю сегодня же! Таков закон!

— Таков закон русского царя! — закричал арбоб Рузи. — Это тебе не закон шариата, не закладная, оформленная в канцелярии казия! Там ты мог, подмазав муфтиев взяткой, подать встречный иск и завладеть тем, что принадлежит другому! — Тон арбоба был полон злорадства.

— Разве можно сравнить документ, узаконенный печатью великого императора, с какими-то заключениями законоведов. Этот документ и через камень пройдет! — прибавил к этим словам наиб.

— Что это за несправедливость, что это за... — чуть не плача заговорил Мухсин.

— Закрой свой рот, а не то лишишься языка! Ты осмеливаешься называть несправедливыми законы императора! Вот я сейчас прикажу, чтобы тебе вырвали язык! — пригрозил наиб.

— Нечего тратить попусту время. Раз долг не возвращен, надо продать имущество должника с торгов! — сказал высокий рыжий гость.

После того, как порешили землю и все добро Мухсина продать с аукциона и таким образом выручить триста шестьдесят рублей, были вызваны один за другим Сафарали, Пулод и другие должники, на их имущество были также назначены торги.

Последним была очередь Тимура. Тимур всего за неделю до того получил у Кори Ишкамбы в долг тысячу тенег, к которым были приписаны проценты за два года. Вексель ростовщик взял у него на две тысячи двести тенег, то есть на триста тридцать рублей.

Когда его вызвали и задали ему те же вопросы, Тимур принялся кричать и вопить, как безумный:

— Не буду я платить проценты за два года через неделю! Я убью и того, кто купит мою землю, и самого себя!

Гость прикрикнул на Тимура:

— Замолчи ты, деревенщина! Знаешь, кто перед тобой? Я переводчик кази-калона по делам, связанным с векселями, а это — судебный исполнитель Каганского суда. Такие дикари, как ты, не заслуживают культурного обращения. С такими надо действовать также по-дикарски! — И, ударив Тимура несколько раз своей нагайкой, он приказал людям наиба тащить его в каталажку.

После опроса всех должников, из которых никто не смог уплатить свой долг, вся компания — судебный исполнитель, переводчик кази-калона, наиб со своими людьми и Кори Ишкамба — отправились на поля осматривать земли должников, чтобы определить их стоимость для продажи с аукциона, а затем провести и аукцион.

На аукцион собралось много народа, но, кроме арбоба Рузи, никто не смог принять участие в торгах. Поэтому земля, каждый танап которой стоил две — две с половиной тысячи тенег, была продана Рузи по четыреста — пятьсот тенег за танап.

После окончания торгов переводчик обратился к наибу:

— Сейчас мы едем в селение Харгуш и там тоже решим дела с векселями, а на обратном пути опять заедем к арбобу Рузи. Пусть они заканчивают расчеты между собой и ждут нас. — С этими словами он сел вместе с судебным исполнителем в коляску, и они отправились в селение Харгуш.

Когда гостей проводили, Кори Ишкамба сказал арбобу Рузи:

— Теперь надо закончить наши расчеты!

— А какие еще между нами расчеты? Вы при помощи векселя получили с должников данные им только вчера деньги с процентами за год и за два, а я получил в собственность землю, о которой мечтал всю жизнь. Как говорится: «Письмо закончено, засим привет». Какие же тут еще остались расчеты?!

— Так вы же земли, которые стоят тридцать тысяч тенег, при помощи векселей получили за двенадцать! Вот я и хочу произвести расчет по этим восемнадцати тысячам!

— Эти деньги заработаны мною честно, — ответил арбоб.

— Никак не вами! — возразил Кори Ишкамба. — Разве не обещали вы в присутствии наиба, что доход, который будет получен с помощью векселей, мы поделим пополам.

— А другие расходы вы не принимаете во внимание?

— Какие еще расходы?

— Я не считаю расходов на угощение, — сказал ар- боб Рузи. — Но разве не следует дать что-нибудь наибу с его людьми, которые своим присутствием помогли нам?

При этих словах арбоба Рузи наиб изъявил согласие кивком головы. Кори же, не считая возможным отрицать в присутствии наиба необходимость дать что-нибудь ему, промолчал. Тогда наиб присоединился к разговору:

— И переводчику, и судебному исполнителю тоже ведь необходимо дать на водку.

— Разве недостаточно с них коньяка, который они здесь выпили? — спросил Кори Ишкамба.

— Нет, недостаточно! — сказал наиб. — Слышали, они ведь сказали, что на обратном пути заедут к арбобу, предупредили, чтобы мы закончили свои расчеты. Разве непонятно, что им нужно приготовить деньги.

— Оказывается, вы хорошо их понимаете, — мрачно проговорил Кори Ишкамба.

— Конечно, понимаю! — согласился наиб. — Разве не говорит пословица, что «волчий язык понимают волки».

— Хорошо, пусть на все эти расходы уйдет тысяча. А что с остальными семнадцатью тысячами?

Наиб увидел, что ростовщики сцепились не на шутку. Он сам подсчитал всю выгоду, которую получили Кори Ишкамба и арбоб Рузи, и разделил пополам, установив между ними «волчий мир».

Как-то раз, в сезон поспевания первых дынь, наш товарищ по медресе, сын дехканина из Шуркуля, пригласил нас отправиться на бахчи в кишлак полакомиться. Один из приглашенных нашел арбу, другой — достал лошадь. Но упряжки у нас не было. Вместо подпруги и чересседельника мы пустили в дело веревку, кто-то притащил старый халат, из него мы скрутили что-то вроде хомута. Владелец старого халата сел в седло, взял обязанности возницы. Остальные пятеро, в том числе и я, влезли на арбу, и мы отправились.

Скоро стало ясно, что наш возница лошадью управлять не умеет. Натыкаясь то на ворота, то на глинобитные стены, он с трудом вел лошадь с арбой по узким извилистым улицам Бухары и наконец все же вывез нас за городские ворота. Немножко подучившись управлять лошадью, пока мы ехали через город с его неудобными закоулками, наш товарищ, как только очутился на ровной, широкой загородной дороге, стал править гораздо уверенней. Когда же, миновав находившуюся за Самаркандскими воротами площадь Машки Сарбаз, мы выехали на дорогу к Шуркулю, наш возница стал действовать свободно и ловко, будто прирожденный арбакеш^{35}. Придя в восторг от того, как хорошо овладел новой специальностью, он уселся боком и, обернувшись к нам, забавлял нас шутками и остротами. Иногда, подхлестнув лошадь камчой, он заставлял ее ускорять шаг, а сам в это время громко распевал.

Наша дорога обходила площадь Машки Сарбаз с запада. Площадь и дорогу разделяла широкая, наполненная водой канава. С восточной стороны находился эмирский загородный сад, называемый Дилькушо.