Изменить стиль страницы

— Как я выгляжу? — произнесла Эллисон, жестами демонстрируя своё тело как продающая себя на показе девушка.

— Потрясающе, но с каких пор ты звонишь в звонок? — спросил Бен. — Дверь была не заперта, и у тебя всё равно есть ключ.

— Мы должны вести себя должным образом, — сказала Эллисон со своим лучшим английским акцентом, проскальзывая в дом. — Ты же знаешь, мы на свидании.

— Ну, мне ещё нужно надеть туфли и проверить причёску. — Бен нашёл одну туфлю в коридоре, прежде чем обыскать гостиную в поисках второй. — Боже, ты потрясающе выглядишь, — произнёс он, оглядывая Эллисон, пока завязывал шнурки. — Думаю, по сравнению с тобой я как-то скромно одет.

— Хм, — Эллисон рассматривала его сквозь ресницы, которые были длиннее, чем за день до этого. — У тебя ещё есть тот спортивный пиджак?

— Думаю, да, он чистый. Но серый с розовой рубашкой? Это не из разряда восьмидесятых?

— Ты в нём хорошо смотришься, и там, куда мы идём, люди будут одеты ещё более разноцветно.

— Хотел бы я, чтобы ты сказала мне, где это, — пожаловался Бен.

— Но это бы разрушило наше тайное, романтическое и таинственное свидание!

— Прекрати это так называть, — нахмурился Бен.

— Мне нужно свидание! — надулась Эллисон. — Их никогда не бывает, когда ты замужем.

— Обсуди это с Брайаном, — сказал Бен, скрываясь в спальне, чтобы найти свой пиджак.

— Знаешь, тебе тоже не помешало бы свидание, — проговорила Эллисон, когда он вернулся. — Прошло два года, — как можно аккуратнее добавила она.

Бен накинул пиджак, стараясь сделать так, чтобы он хорошо сидел у него на плечах. Мужчина внезапно остановился и пригвоздил Эллисон к месту взглядом.

— Ты ведь не это делаешь, да?

— Что? — слишком небрежно спросила Эллисон.

— Нет, — сказал Бен, начиная снимать пиджак. — В таком случае, забудь.

Эллисон закатила глаза.

— Я ни с кем тебя не свожу.

— Никакого свидания вслепую?

— Ни вслепую, ни вглухую, ни в ампутированную, ни в какую-либо другую. Только я и ты выходим вечером в город. Обещаю.

Бен смотрел на неё ещё мгновение, прежде чем почувствовал удовлетворение. Он взглянул на фото Джейса в рамке на краю стола. Снимок в полный рост демонстрировал Джейса, с иголочки одетого в униформу стюарда, каждая деталь была безупречна: от белого накрахмаленного воротничка до остроносых туфель.

Бен улыбнулся. Он устал от того, что имя Джейса служило синонимом печали. Он больше не будет пятнать память о нём. Джейс ушёл с его пути, чтобы сделать его счастливым, и не будет доволен, что Бен хандрит. Остались только воспоминания, которые они создали вместе, и в эти дни Бен изо всех сил старался найти в них радость.

— Готов? — подтолкнула его Эллисон.

— Ага.

Роли были немного изменёнными для традиционного свидания. Эллисон не только сидела за рулём, но и за всё платила. Бен был счастлив подчиниться, так как последнее время у него было туго с деньгами. Еда где-нибудь вне дома ценилась высоко, но тем не менее он был ошарашен её выбором заведения для ужина.

Ресторан должен был быть каджунским, но то, как при этом в нем сочетались мексиканская кухня и караоке, было за гранью понимания. Бен и Эллисон были одеты слишком нарядно, учитывая шумную энергетику обеденного зала, но, по крайней мере, он был рад, что не увидит никаких полных надежд романтиков, ожидающих за столиками. Зная Эллисон, она выбрала этот кабак только для того, чтобы они смогли спеть вместе, против чего он не возражал. Они выбрали себе жирную еду, а затем бросили её ради сцены, где вместе пропели множество своих любимых песен.

Они продолжили петь в машине на пути к своему следующему пункту назначения. Бен подозревал, что они заедут в пару клубов, но Эллисон повезла их в центр ко Второй улице. Она нашла свободное место для парковки, ведя себя так, будто только что выиграли в лотерею. Бену пришлось усмехнуться, завидуя её энтузиазму. Они вместе прошли несколько кварталов, пока не дошли до художественной галереи, где туда-сюда сновали люди.

— Поэтому нам нужно было изобразить модников? — спросил Бен.

— Угу, — кивнула Эллисон. — Будешь жвачку?

Бен взял у неё подушечку жвачки с подозрением.

— Никаких свиданий вслепую? — снова спросил он.

Эллисон широко улыбнулась, и Бен понял, что уже слишком поздно. Но всё равно закинул жвачку в рот. Бен окинул взглядом людей, которые стояли рядом с галереей, ища кого-то, кто казался особенно ожидающим или нервным. Но никого не заметил.

— Мы здесь для того, чтобы посмотреть на искусство, — невинно произнесла Эллисон.

Бен заглянул в ближайшее окно и снова отвернулся, прежде чем посмотрел второй раз. На картине на ближайшей стене был изображён бульдог, ограниченный холстом, сияющим радужными цветами. Эмоции пробежали через его организм, скопившись в груди и уютно там устроившись, будучи были обрадованы снова оказаться дома после стольких лет.

— Хочешь зайти внутрь? — мягко спросила Эллисон.

— Не знаю, смогу ли я с этим справиться, — признался Бен.

— В любом случае, я тебя заставлю, — прошептала девушка.

— Ладно, — Бен нервно рассмеялся. — Он... Нет, не говори мне. Давай просто посмотрим на искусство.

Они бродили по галерее, Бен пытался сосредоточиться только на картинах, но его голова поворачивалась каждые несколько секунд в попытках увидеть художника. Он узнал несколько картин с дней их юности. Другие он никогда раньше не видел, это были кусочки жизни, частью которой он не был. Одна была крайне проста: нарисованная пальцами лягушка на какой-то коробке, что заставило Бена рассмеяться, несмотря на его нервозность. А затем шёл портрет Эрика, теперь завершённый и великолепный в своей красе. Его окружала небольшая толпа поклонников.

Звук реверберации (Прим.пер: Реверберация — это процесс постепенного уменьшения интенсивности звука при его многократных отражениях) микрофона, похожий на скрежет зубов, раздался на всю галерею.

— Эта штука включена? Воу! Слишком громко. Извините.

Бен чуть не побежал на звук этого голоса. Остальные посетители галереи двинулись вместе с ним, заполняя коридоры и мешая его попыткам добраться туда первым. К тому времени, как Бен добрался до главного зала, тот уже был наполовину заполнен. Бен встал на носочки, напрягаясь, чтобы увидеть необходимое за людьми впереди. Пожилой мужчина прямо перед ним передвинулся к своей жене, а затем полная дама отодвинулась в сторону, вероятно, чувствуя лучи лазера, которыми Бен мысленно стрелял из глаз.

И там стоял он. Тим Уаймэн. Он превосходно выглядел. Его толстоватый живот исчез, узкая рубашка не скрывала слишком уж идеальное телосложение, которое было у Тима до встречи с Райаном. Его чёрные как смоль волосы немного отросли и в беспорядочной причёске обрамляли серебристые глаза, которые больше не казались уставшими. Вместо этого в них блестел свет, который Бен видел только в их самые личные моменты. Эти глаза изучали толпу, но прежде чем они нашли Бена, полная дама вернулась на место, загораживая его.

— Эм, я действительно рад, что вы все решили прийти сюда, — начал Тим. — Я не очень хорошо умею произносить речи, так что потерпите меня.

Публика рассмеялась. Бен начал пробираться к краю толпы, разыскивая проход вперёд.

— Картины, которые вы видите здесь, создавались практически двадцать лет. Я уверен, что большая часть из вас видела моё главное достижение, картину под названием «Лягушка отправляется в плавание на лодке».

Зрители снова рассмеялись.

— Она была написана, когда мне было восемь, и это моя самая первая картина.

Бен, наконец, прорвался вперёд, но находился слишком далеко сбоку, за гранью бокового зрения Тима. По крайней мере, теперь он мог видеть его, нервно переминающегося с ноги на ногу и бормочущего в микрофон.

— Я обязан этим искусством многим людям. Конечно, объекту каждой картины. Моей собаке Шиншилле или Эрику, который был для меня отцом, героем и много кем ещё. Даже незнакомцам, например, пожилой женщине, которую я увидел лежащей на траве в парке, когда она смотрела на облака и хихикала как маленькая девочка над тем, что там увидела, — Тим сделал паузу, снова исследуя толпу. — Меня вдохновило множество людей, но только один дал мне мужество показать свои рисунки другим. Надеюсь, он сегодня где-то здесь, и, заканчивая эту неловкую речь, я хотел бы, чтобы вы все поаплодировали ему, а не мне. Спасибо, в первую очередь, Бенджамину Бентли.