Ной улыбнулся и встал по центру гостиной. Он указал пальцем в потолок, в драматичной позе Джона Траволты.

Мы замолкли, не зная, чего ожидать.

Джексон включил CD-проигрыватель и нажал кнопку.

Гостиную заполнила диско-версия песни "Мы желаем вам Весёлого Рождества".

Они демонстрировали уморительную хореографию, и я беспомощно хихикал. Они оба так искренне и так естественно играли на публику, что не засмеяться было невозможно. В другой жизни Джексон Ледбеттер мог бы быть поющей под фонограмму дрэг-квин*. Ной подражал его движениям настолько точно, что это было поразительно. Наблюдая за ними, можно и не понять, что Ной не слышал ни звука.

*Дрэг-квин — мужчины-исполнители, которые переодеваются в женскую одежду для выступления в своих шоу.

Посреди песни они прожестикулировали некоторые слова и подбодрили нас прожестикулировать слова им в ответ.

Затем они сделали несколько бальных движений, щедро присыпанных дурачеством.

Они получили заслуженный взрыв аплодисментов, когда закончили.

Мама передала ещё эгг-нога, и водка начала пробираться мне в голову. К тому времени, как мы попали на Всенощную, я с трудом мог пройти по прямой линии.

Глава 72

Визит от Санты

На следующее утро меня разбудил Ной, его глаза говорили, что уже Рождество.

Вставай! — настойчиво прожестикулировал он.

Я лежал в объятиях Джексона Ледбеттера в "главной спальне" в нашей новой квартире, чувствуя его тёплую кожу своей спиной.

Я покачал головой.

Нет, я не хотел вставать.

Пожалуйста? — умолял он.

Я снова покачал головой. Предыдущим вечером я выпил слишком много водки и теперь расплачивался за это.

Я затянул Ноя на кровать и прижал к себе. Он терпел это около минуты. Затем сел и скинул с нас одеяло.

Джексон вздрогнул и проснулся.

Уже Рождество! — счастливо прожестикулировал Ной. — Вставай!

— Который час? — спросил Джексон.

Был едва ли шестой час утра.

— Ты, должно быть, шутишь, — простонал он.

— Ты теперь родитель, — сказал я. — Вставай и выполняй свои обязанности. Моя голова меня убивает.

Ной ущипнул меня за щёку, стараясь заставить открыть глаза.

Я вылез из кровати и от холода накинул банный халат.

В объединённой гостиной/столовой Джексон поставил очень большую ёлку, совершенно точно задушенную рождественскими украшениями и гирляндами. Под ёлкой было больше двух дюжин подарков, и Ной был вне себя от предвкушения узнать, что там. У него были подарки от Джексона, мамы, Тони и Кики, мистера и миссис Уоррен, а также от меня.

Он был готов лопнуть.

Я уже сделал кофе, — нетерпеливо сказал Ной, когда увидел, что я направляюсь на кухню.

"Благослови его маленькое сердце", — подумал я. Я налил себе и Джексону кофе и отнёс его в гостиную. Мы сели на полу перед ёлкой, пока Ной разрывал упаковки своих подарков. За короткий срок Ной обнаружил набор комиксов, пару «Найков», о которых неоднократно просил, несколько новых маек, свитеров и джинсов, очень дорогую железную дорогу от бабушки и дедушки, фигурку Железного Человека, которую я нашёл в магазине в центре города, и, последнее, но определённо не менее важное, новый Xbox One, за счёт Джексона. Это шло вдобавок к различным рождественским подаркам и всему остальному, что включало новый фильм о Супермене.

Санта Клаус в этом году расстарался.

— И есть кое-что ещё, — сказал Джексон, доставая очень маленькую коробочку и протягивая её мне.

— Мы договорились, что не будем ничего друг другу покупать, — отметил я. Я был уже в долгах из-за своей бестолковости, и даже еще не пытался купить что-нибудь действительно милое для мужчины моей жизни.

— Это не рождественский подарок, — сказал он, его глаза блестели.

— Мой день рождения только в феврале, — отметил я.

— Это не именинный подарок.

— Что это?

— Открой и узнаешь.

Это была коробочка для украшений. Это-то я знал. Она была слишком маленькой для чего-то другого. Но что за украшение? И зачем ему покупать мне что-то настолько дорогое, когда он знает, что я не смогу ничего купить в ответ?

Я закусил губу и открыл коробочку.

Это было кольцо.

Простое, но, тем не менее, очень красивое золотое кольцо. Массивное, тяжёлое на вид, явно дорогое.

— Что это такое? — спросил я.

— Я хочу, чтобы ты вышел за меня замуж, Вилли Кантрелл, — сказал он.

— Чего?

Он встал на колени, забрал коробочку из моих рук и протянул мне кольцо.

— Ты выйдешь за меня?

Я нервно рассмеялся, думая, что это просто шутка, но он был очень, очень серьёзен.

— О чём ты? — спросил я.

— Ты выйдешь за меня замуж, Вилли Кантрелл?

— Ты же знаешь, мы никогда не сможем пожениться, — взволнованно произнёс я.

— Мы можем поехать в Бостон и заключить гей-брак в любое время, когда захотим, — отметил он. — Поэтому я спрашиваю еще раз: ты выйдешь за меня? Ты будешь моим мужем остаток моей жизни? Ты позволишь мне быть отцом Ноя?

Должно быть, это водка замедлила мой мозг, или Рождество и наблюдение за тем, как счастлив Ной, но это застало меня врасплох, это внезапное предложение, эта внезапная серьёзность.

Мы, конечно же, шутили о том, чтобы пожениться. Временами мы даже говорили об этом всерьез. Но до меня никогда не доходило, что мы можем на самом деле пожениться, можем пройти к алтарю в церкви и принести свадебные клятвы. И до меня определённо никогда не доходило, что кто-то такой, как Джексон Ледбеттер, захочет сделать такое со мной, из всех возможных людей, которые так добровольно бросились бы в ноги янки.

— Я не знаю, что сказать, — признался я.

— Нет, знаешь, — ободряюще произнёс он.

— Ты хочешь пожениться? — недоверчиво спросил я. — В смысле, действительно пожениться?

— Я люблю тебя, но иногда ты такой глупый, — с улыбкой сказал он. — Конечно, я хочу пожениться. И если ты скажешь "да", я буду самым счастливым человеком во всём мире, и я всегда такой рядом с тобой и Ноем. Ты увидишь. Ты никогда не пожалеешь о том, что будешь моим мужем. Я тебе обещаю.

— Это совершенно новый уровень ухаживаний, — сказал я.

— Это то, что надо, — сказал Джексон. — Теперь в игре я рискую по полной, так ведь?

— Но я не могу этого сделать, — сказал я, отталкивая кольцо.

— О чём ты?

— Это, должно быть, какая-то шутка, — ответил я.

— Это не шутка. Я люблю тебя. Это так сложно понять?

— Мы не можем пожениться. Это даже незаконно.

— Законно в некоторых штатах, — отметил он. — И когда-нибудь это будет законно и здесь.

Еще немного, и я расплачусь. И это не будут слёзы счастья.

— В чём дело? — спросил Джексон, пододвигаясь и кладя руку мне на колено.

Ной тоже заметил моё несчастье и подобрался ближе, глядя на меня с замешательством.

Что такое, папа?

Я вытер глаза, пытаясь скрыть слёзы, чувствуя себя до одури шокированным.

— Что такое? — надавил Джексон.

Я убил настроение момента. Убил насмерть.

— Знаю, я выхожу и борюсь за права геев, — сказал я, — но я борюсь за младшие поколения. За детей. Я борюсь там не за себя. Я никогда не ждал никаких прав, не в моей жизни.

— Какого чёрта? — произнёс Джексон.

— Я знал, что ты не поймёшь.

— Я пытаюсь, — сказал он. — Но не улавливаю.

— Здесь, на юге, ничего не меняется, — сказал я. — Ты этого не понимаешь? Ничего никогда не меняется. Для таких людей, как ты, в Бостоне или в Лос-Анджелесе, или в Нью-Йорке нормально говорить о гей-браке, о равноправии и обо всём остальном, но здесь этого никогда не произойдёт. Не с нами. Не с такими людьми, как я.

— Это куча дерьма, — довольно раздраженно произнёс Джексон.

— Просто это так, — сказал я. — Мы ещё даже не закончили чёртову Гражданскую войну. К тому времени, как мы доберёмся до однополых браков, мы оба уже будем давно мертвы и забыты, а люди будут жить на планете Юпитер.