— Поэтому ты так стараешься быть хорошим отцом? — спросил он.
Я никогда не думал об этом в таком ключе.
— Или, может быть, поэтому Билл так сильно переживает за Ноя, — добавил он.
— Может быть, — согласился я.
Ной подошёл и встал передо мной. Я обнимал его, положив руку поперёк его груди, пока мы смотрели на могилу.
Дед стоял рядом с мамой, глядя на могилу вместе с ней.
— По крайней мере, безбожный дятел, наконец, заткнулся, — наблюдательно отметил деда.
— Я знаю, папа, — с грустью сказала мама.
Она повернулась посмотреть на нас, утешаясь нашим присутствием.
— Что же, — произнёс я, глубоко дыша, — с этим разобрались ещё на год.
Мы попрощались с тётей Мэри, дядей Роуландом и их детьми.
Пойдем навестим твою маму, — прожестикулировала мама Ною.
Мы снова расселись по машинам и проехали по городу на кладбище баптистов, где была похоронена Кайла, её могила всё ещё была довольно свежей. Ной нёс цветы, которые мы в то утро купили в «ФудВорлде».
Он не был счастлив. Он положил цветы на могилу своей матери, а затем встал между мной и Джексоном, держа нас за руки.
Билл открыто посмотрел на нас, пока мы стояли с Ноем между нами. Я думал, что брат может разозлиться, но вместо этого он одарил нас слабой улыбкой.
— Мы все должны будем заботиться о нём теперь, когда его матери не стало, — сказал Билл.
— Должны, — сказал я.
— Я знаю, что ты позаботишься, Вилли, — ответил он. — Я знаю, что вы оба позаботитесь о нем.
Наши взгляды встретились на долгое мгновение, прежде чем он отвернулся.
Глава 68
Протест
Пятнадцатого сентября, в день рождения Джексона, я устроил Ноя и свою гитару на заднем сидении «Джипа» Джексона, и мы поехали к зданию администрации Ассоциации Американской Семьи, которое было в паре кварталов от главной западной улицы в Тупело, недалеко от моей работы. Мы припарковались у скейтпарка и спустились по кварталу.
На нас с Ноем были футболки «Гей-Прайд», несмотря на прохладу дня.
У Ассоциации Американской Семьи был комплекс больших зданий, располагающихся по обе стороны улицы. С надлежащим разрешением на протест от департамента полиции, которое нам всегда доставал Джордж, мы могли ходить вверх и вниз по улице, как и по смежным тротуарам, хоть и не могли перекрывать никакое движение, ни автомобильное, ни пешеходное, чтобы перейти от одного здания к другому. Мы должны были продолжать двигаться. Мы не могли "собираться в группы" или "нарушать спокойствие".
— Я никогда не был на таком, — нервно произнёс Джексон.
— Мы тёртые калачи, — сказал я.
— Ты не боишься?
— А почему я должен?
— Ты не боишься за безопасность Ноя?
— Что они сделают десятилетнему мальчику?
Мы встретились с Джорджем, который доставал плакаты для протеста с заднего сидения своего внедорожника. К нам присоединились Жасмин и её спутница Лиза. Мы развернули плакаты и ждали, пока придут остальные, но, когда наступил час дня, наши ряды доросли только до шестнадцати человек.
— Шестнадцать счастливчиков, — живо произнесла Жасмин.
— С чего-то надо начинать, — добавила Лиза, передавая плакаты.
Наше количество насчитывало три пары лесбиянок, несколько гетеросексуальных сторонников, ещё один гей, кроме меня и Джексона, и трое детей.
— Я позвонил журналистам, — сказал Джордж. – Вдруг приедут, кто знает.
Обычно они не приезжали, но мы ничего не сказали.
Я заметил присутствие полиции в виде двух удобно расположенных патрульных машин, сидящих в них офицеров, глядящих на нас через солнечные очки.
— Ты готов? — спросила меня Жасмин.
— Думаю, начнём с Дилана, — сказал я, чувствуя себя необъяснимо нервным.
Я надел на шею ремень гитары и провел последние приготовления.
— Давайте встанем в линию за Вилли, — громко сказала Жасмин, беря на себя управление. — Помните: протест — мирный. Мы поём песни, дружелюбно себя ведём, держим плакаты. Мы никому не вредим. Мы не собираемся спорить или цепляться к кому-то. У нас есть совершенно законное право здесь находиться.
На дороге между зданиями Ассоциации Американской Семьи почти не было движения. Там находилось всего несколько людей. Но смысл был не в этом. Смысл был в том, чтобы показаться на их пороге и дать понять, что в Тупело, Миссисипи, есть куча гомосексуальных людей и их сторонников, которым не нравилось, что в прямом эфире их называют фашистами, ворами и лжецами, умственно отсталыми, угрозой обществу, культуре и общественному здоровью. Мы человеческие существа, и мы хотели, чтобы они видели, кого постоянно поливают грязью в эфирах своего радио.
Возможно, это стремление было бессмысленно, но всё равно.
Я начал петь.
— Как много дорог должен пройти мужчина, прежде чем вы назовёте его мужчиной?
Остальные тоже начали подпевать, особенно в припевах.
Это был третий прямой протест против ААС, который мы устраивали. Мы устраивали и другие демонстрации, включая одну против "трубопровода от школы до тюрьмы", как это называли в Миссисипи, в ней речь шла о школах настолько резких в своей дисциплине к темнокожим студентам, что многие оказывались в тюрьмах даже из-за весьма незначительных преступлений.
По прошествии примерно пяти минут протеста, подъехало ещё больше машин, и вышло еще больше наших сторонников, будто они жаждали посмотреть, действительно ли мы собираемся это делать. Через тридцать минут нас было около пятидесяти, мы ходили вверх и вниз по улице, и пели, мирно протестуя.
Я был удивлён, увидев внедорожник Билла и Шелли, припаркованный ниже по улице. Они вышли, встав с Джошем и Эли на тротуаре, наблюдая за нами.
Затем приехали операторы с WTVA и WCBI, поспешно устанавливая своё оборудование, чтобы снять происходящее.
Я пустился петь новую энергичную версию песни "Времена меняются". Мы все питались энергией от растущей толпы.
Пока пел, я смотрел на здания ААС и заметил несколько их работников, которые стояли у окон, наблюдая за нами. Некоторые даже вышли на улицу и встали перед зданиями.
Приехали ещё две машины копов, и теперь все офицеры вышли и заняли свои позиции, следя за всеми нами.
Жасмин поторопилась к телевизионным станциям операторов, чтобы дать импровизированное интервью.
Всё это время Джексон твёрдо шагал рядом со мной, держа за руку Ноя и нервно оглядываясь. Ему, очевидно, было неловко здесь протестовать. Казалось, его нервозность росла вместе с ростом числа людей.
Придите, матери и отцы со всей земли,
Не критикуйте то, чего не понимаете...
Я пел изо всех сил, спел всю песню три раза, чтобы растянуть. Но я уставал от ходьбы, и когда оператор с WCBI показал, что хочет снять, как я стою смирно, я был рад подчиниться, хоть и не совсем рад, что меня снимают.
Я предложил песню собственного сочинения, которую мы использовали раньше во время маршей.
Когда-нибудь будет свобода, — спел я, что повторили другие, собираясь вокруг, осторожно, чтобы не перекрывать проходы между комплексами зданий.
Когда-нибудь будет радость...
Когда-нибудь мы построим мир...
Которым сможем все наслаждаться..
Когда-нибудь будет счастье...
И мир в наших душах...
Когда-нибудь будет свобода...
В конце этой тяжёлой, тяжёлой дороги.
Это была простая песня в стиле негритянских джазовых напевов*.
* Спиричуэлс – это духовная песня афроамериканских рабов, которая стала одной из составляющих джаза. Главным моментом в формировании спиричуэлсов сыграло принятие христианства рабами, привезёнными на Юг США из африканских стран.
Чем больше мы её пели, тем сильнее она становилась. Кто-то начал медленно хлопать, и вскоре это звучало как евангельские псалмы, прямо там, на улице. Пока пел, я видел, как Билл, Шелли и их дети присоединились к толпам, объединяясь с нами.