Был на Земле один добрый молодец. Попал он в гости к одной красной девице, а она оказалась не простая, а волшебная. Дала она ему съесть яблочко вкусное. Он съел, а на земле тридцать лет прошло. Ещё съел, ещё тридцать, а с последним, третьим яблочком, накопилось этих лет целых девяносто. Возвращается он в родную деревню, а его никто не признаёт. На том месте, где жили родные матушка с батюшкой, другой дом стоит, и чужие люди живут. Так-то.

– Какой ужас! – оценила сказку Милюль.

– Вот и я говорю, ужас. Ужас и кошмар. Только это не сказка была, а присказка. Ты слыхала такую фразу: «Сказка ложь, да в ней намёк, добру молодцу урок»?

– Слыхала – обрадовалась Милюль – мне нянечка её говорила в конце какой-нибудь сказки, а я каждый раз думала, что за урок такой? Так и не знаю, какой урок, хоть сказок с этим концом помню много.

– Хорошо, что много. Это, знаешь ли, очень полезно в твоём положении. Так вот тебе и сказка после той присказки. Приехала девочка с няней и села на корабль. Легли они спать. Просыпается девочка, а корабль другой и люди вокруг не те. Невдомёк девочке, что минуло уже пятнадцать лет.

– Она пятнадцать лет проспала? – спросила Милюль.

– Для простоты будем считать так – кивнул Алексей Андреевич – пятнадцать плюс шесть, двадцать один год получается. Но это не важно. Через пятнадцать лет всё вокруг изменилось, но не очень. Девочка даже приноровилась легко и при этом встретилась с мальчиком Алёшей, который оказался ей ровесником. Стал Алёша погибать, а девочка спасла его, когда он чуть не утонул.

– Это про меня сказка? – уточнила Милюль.

– Не перебивай, а-то собьюсь! – строго велел Алексей Андреевич – Спасла девочка Алёшу, да и уснула. Просыпается… батюшки! Что за беда? Алёша-то на двадцать один год вырос и числится той девочке почти родным дядей. Ничего не сказала девочка, да и… снова уснула. Просыпается, а уже опять двадцать один год прошёл. Дядя тот ещё подрос, бороду отпустил и стал почему-то папой. Ничего девочка понять не может. Что за чехарда? Снова заснула на двадцать один год. Просыпается. Куда все подевались? Кругом незнакомые люди! Ну, она опять за своё: спит, да спит. А тот мальчик-дядя-папа всё живёт и стареет. Проснулась она ещё через двадцать один год. Смотрит, вот он я, Алексей Андреевич, перед тобой сижу и числюсь тебе уже прадедом, потому что пока ты засыпала, да просыпалась, прошла в твоей жизни одна неделя, а в России целый век.

– И что? – настороженно спросила Милюль – тут и сказке конец?

– Нет, Милюль, не конец, а самое начало. Я не знаю, где ты была и что делала, пока спала.

– Я была лягушкой – призналась Милюль – сначала головастиком, потом лягушонком с хвостиком, потом без хвостика, а перед тем, как проснуться, я прыгнула в этот самый пруд.

– Да ну? – удивился Алексей Андреевич – Этого я не знал.

Рассказанная им сказка, хоть и была страшная и вовсе не сказочная, убаюкала Милюль. Она бы возмутилась, сказала бы этому постаревшему мальчику Алёше, до чего неправильные он придумывает сказки, но сонная мгла всё глубже уволакивала её и потому она сказала совсем иное:

– Я знала. Только я считала себя Царевной-Лягушкой, а вас Кощеем Бессмертным.

– Да я уж давно понял, какой дуб тебя интересовал – ответил Алексей Андреевич, но Милюль уже не было дела ни до сказочного дуба, ни до волшебных персонажей. Из последних сил борясь со сном, она спросила:

– Скажите, Алексей Андреевич, почему я оказалась именно в этой сказке?

– Наверное, так легли звёзды на небе – предположил прадедушка, но ответ не устраивал засыпающую Милюль:

– Что мне делать? Что делать-то? – прокричала она изо всех сил, но еле слышным шёпотом донёсся до уплывающего мира её крик.

Столь же туманно и неразборчиво прозвучал ответ не то Кощея Бессмертного, не то Алёши Поповича:

– Делай то, чего тебе больше всего нужно и не забывай, кто ты такая…

* * *

– И кто же я такая? – спросила Милюль. Дрёма свалилась с глаз. Теперь она могла говорить внятно, не пытаясь прокричаться сквозь ватную сонливость. К ней вернулись ясность мысли, необычайная живость и лёгкость во всём теле. Под лапками и под животом пугающе сочилось тепло от чего-то большого и мягкого. Она шевельнулась, чтобы освежить картину окружающего пейзажа…

«Ужас! Как меня сюда занесло?»

Изо всех сил Милюль прыгнула и уже в полёте досматривала кошмарную окружающую среду, которую она так мудро и быстро сообразила покинуть. В огромном мрачном судне, через борт которого она перелетала, находились гигантские тёплые млекопитающие! Одно из них, с которого она спрыгнула, судя по всему, спало, или отдыхало. Второе шевелилось, издавая страшные рокочущие звуки. Слава богу, этот кошмар остался позади. Навстречу ей стремительно надвигалась гладкая поверхность бескрайнего зеленоватого моря. Милюль стукнулась мордой об воду. Вода разлетелась миллионами мелких брызг, но тут же опомнилась, побежала обратно и, приняв Милюль в себя, сомкнулась над головой.

«Так со мною бывало и не раз» – вспомнила Милюль, двигаясь по гладкой дуге в зеленоватом пространстве, насыщенном пузырьками и мутью. Подёргивая ластами, она поплыла прямо, подальше от того огромного лайнера, на который забросила её злодейка-судьба. Вода постепенно выталкивала Милюль наверх и вскоре она совсем всплыла. Ноздри и глаза оказались над поверхностью, но Милюль продолжала двигаться вперёд, мощно дрыгая ластами. Плыла недолго. Вот уж и берег, где можно отсидеться в высокой траве и привести мысли в порядок. А мыслей образовалось великое множество, но разрозненных, не связанных между собой и даже ненужных: «Что за лайнер? Какое отношение я имею к лайнеру? Как я там оказалась? Кажется, я садилась на лайнер вместе с нянечкой и большой белый мужчина предложил мне посидеть на гранитном льве. Это не мысль, а нелепая, ненужная глупость. Мусор. Долой его! Какая там следующая мысль?.. Пока я сплю, в России проходит двадцать один год… полная околесица!»

Сидя в прибрежных зарослях, Милюль перебирала глупости, в изобилии хранящиеся в памяти и не находила ничего путного.

– Я здесь! – раздалось откуда-то справа.

– Я тут! – ответили с другой стороны.

– Вот я! Вот я! – это уже издалека, а потом снова, совсем рядом:

– Я здесь!

Милюль подумала, подумала, да и крикнула:

– Ну и что?

Орущие умолкли, видимо, соображая: «Действительно, что?» Ничего не решив, они принялись орать то же самое с удвоенной силой.

– Какое однообразие – подумала Милюль про глупых крикунов. Они же орали, надрываясь до усёру и соревнуясь, кто кого перекричит.

«Надо делать то, что мне больше всего нужно» – зацепила Милюль очередную мыслишку, валявшуюся на поверхности сознания, и обрадовалась гениальности открытия. Мыслишка эта, конкретная и ёмкая, лучше всех прежних подходила к ситуации. Более того, она была красивой и требовала детального изучения:

– Чего же мне нужно? – спросила себя Милюль и попробовала перебрать варианты ответов:

– Не мешало бы отрастить хвост, как в юности? Хорошо, но не обязательно. Посмотреть на этих, которые орут? Любопытно, конечно, но какой смысл, если они такие тупые? Пожрать? Это – да. Это всегда хорошо, но ответ не соответствует гениальности вопроса. О! – вспомнила Милюль – Я давно мечтала добраться до моря! Я хотела слушать шум прибоя, забегать в воду с песчаного берега и ощущать солёную упругость. Вот, чего мне нужно! С другой стороны, кажется, я моря достигла. Вот оно, напротив меня. Много воды. Милюль пошевелилась, чтобы разглядеть «много воды» получше. Ровное зеркало лежало перед нею. В некоторых местах его поверхность была выщерблена островками ряски. Огромные листы и стебли кувшинок выпирали вверх далеко впереди. Дальше, за ртутной полированной неподвижностью угадывался противоположный берег, дыбящийся множеством циклопических растений. Вдруг совсем рядом, в секторе осмотра, всплыла здоровенная, утыканная бородавками рожа и радостно заорала: