Продумано, казалось, было все.

— Товарищи, все мы отдаем себе отчет в том, что это должен быть необычный самолет, — обратился Туполев к своим коллегам. — Все лучшее, на что мы способны, должно быть воплощено в этом проекте. Технические новинки, последние достижения конструкторской мысли. Самолет будут осматривать иностранные делегации, о нем будут очень много писать в прессе — в том числе и в заграничной. К работе привлечены десятки научных и промышленных предприятий страны.

Одна из идей выглядела особенно будоражащей: проецировать изображение при показе кинофильмов с борта самолета прямо на облака.

Непонятно, правда, получится или нет. Но вышло бы грандиозно…

— У меня вопрос, — подал голос Александр Архангельский.

— Слушаю.

— Как я понимаю, новая машина будет иметь в первую очередь значение агитационной?

— Правильно понимаете.

— И экспериментальной?

— Отчасти.

— А военное значение?

Наступила тишина. Вопрос был из разряда «неудобных».

— Наша страна окружена отнюдь не друзьями, — медленно произнес Туполев. — Любой объект должен быть создан таким образом, чтобы в случае необходимости его можно было, с минимальной доводкой, приспособить для военных целей. Большой пассажирский самолет легко становится грузовым… Или же превращается в тяжелый бомбардировщик. Кроме того, самолет может служить и передвижным штабом. Но эта тема не обсуждается. Пока.

…Заводскую стену пришлось разобрать. Самолет-гигант не проходил в ворота.

Рабочие с энтузиазмом вынимали кирпичи, чтобы освободить проход для чуда техники, которое создали своими руками.

— Навались, ребята! — Десятки натруженных рук выкатили самолет из цеха через пролом в стене.

Титана пришлось разобрать, чтобы доставить в Москву.

И вот «Максим Горький» занял место на Ходынском аэродроме.

— Красавец! — Рабочие, конструкторы, служащие — все любовались своим детищем. Вроде бы, «старый знакомец» — многие трудились над его созданием не один месяц, — но сейчас, когда он стоял, уже полностью готовый к полетам, «Максим Горький» восхищал даже видавших виды пилотов.

Летчик-испытатель Громов качал головой. Неужели ему доверят впервые поднять эту махину в воздух? О таком счастье можно только мечтать!

17 июня 1934 года, Ходынский аэродром

Свершилось!

Восьмимоторный гигант «Максим Горький» оторвался от земли.

Технические новинки, которыми был буквально нашпигован этот чудо-самолет, сейчас не имели значения: ни пневмопочта, ни автопилот, ни собственная типография на борту.

Важно было другое: насколько самолет устойчив в полете, хорошо ли слушается штурвала…

Что совершенно поражало — «Максим Горький» мог взлетать с небольших аэродромов. Длина разбега составляла всего четыреста метров. А ТБ-4 требовалось в два раза больше!

Пилотажно-навигационное оборудование позволяло совершать даже ночные посадки на неподготовленной местности…

Громов летал полчаса, затем посадил гиганта и некоторое время оставался в неподвижности. Не хотелось покидать кресло.

— Чудесная машина, — проговорил он наконец, когда Туполев буквально навис над ним.

— В Москве ожидают челюскинцев, — сказал Туполев, показывая смятую в кулаке газету. — Предполагается большой парад с участием самолетов. Как вы считаете, товарищ Громов, сможете пролететь на «Максиме» над Красной площадью? Вы понимаете, конечно, что означает полет над Красной площадью...

— Пролечу, — уверенно сказал Громов. — Машина не подведет. Действительно хороший самолет.

Туполев громко усмехнулся и отошел. Но Громов видел, что конструктор очень доволен.

20 июля 1934 года, Москва

Анри Жерар уже пятый день знакомился со столицей Советской России. Он считал себя независимым журналистом и готовил большой материал сразу для нескольких журналов.

Сейчас удачное время для такого визита: Советы обещали иностранным журналистам полет на новом, уже знаменитом самолете «Максим Горький». Пусть, мол, весь мир знает о достижениях русской авиации.

Конечно, полет этого самолета над Красной площадью, о котором трубили советские газеты, произвел впечатление разорвавшейся бомбы. Анри читал об этом, но до сих пор не мог поверить.

Неужели они решились не только построить такой гигант, но и пустить его в полет над головами собственных граждан? Отчаянные люди. Впрочем, чего ожидать от русских… А он сам, Анри Жерар, — разве не отчаянный тип, если собирается прокатиться на этом чуде советской техники?

…Агитсамолет оказался огромным. Больше, чем мог вообразить Жерар. Семьдесят два пассажира и восемь членов экипажа! Невероятно.

А отдельные каюты внутри самолета! Буфет! Телефонная станция! Киноустановка! В полете можно смотреть фильмы, печатать собственную газету и делать радиопередачи! Они назывались «Голос с неба».

 Жерар записывал и технические детали: двойное управление, четырнадцать топливных баков. Масса пустого самолета — почти тридцать тонн. Максимальный вес — пятьдесят три тонны. Размах крыла — шестьдесят три метра.

Газетные и журнальные статьи захлебывались от восторга. Похоже, Советы действительно ухитрились создать шедевр!

Правда, максимальная скорость «шедевра» — всего двести шестьдесят километров в час… Но ведь это, в конце концов, не гоночный самолет и не истребитель!

17 мая 1935 года, Москва

Начальник ЦАГИ товарищ Харламов кивнул на стакан чая:

— Угощайтесь, товарищ Благин.

Летчик Николай Благин обхватил горячий стакан ладонями. Он был хмур.

— Опять летать с «бандурой»? — прямо спросил он. — Я ведь просил меня отстранить. Я хочу просто испытывать новые самолеты, а не заниматься выкрутасами.

— Следите за языком, Николай Павлович, — остановил его Харламов. — Полеты «Максима Горького» имеют огромное значение для авторитета нашей страны. Завтра полетит кинооператор. Ваша задача — лететь рядом на И-5, чтобы показать разницу в размерах между обычным истребителем и нашим чудо-гигантом.

— Ясно, — сказал Благин.

— Николай Павлович, — заговорил после паузы Харламов, — вы опытный летчик, летали на «Муромцах», закончили высшую школу военлетов, работаете в  ЦАГИ, стали ведущим летчиком-испытателем при ОКБ Туполева... Летали, как мне сообщают, на всех типах самолетов. Думаю, если поручить вам деликатное и сложное дело, вы справитесь.

Благин насторожился.

— А что если показать несколько фигур высшего пилотажа вокруг нашего гиганта?

— Вы прекрасно знаете, что это запрещено, — ответил летчик.

— Но вы бы справились? Задача сложнейшая.

— А потом меня посадят за воздушное хулиганство, — ровным тоном произнес Благин.— Особенно учитывая мое происхождение.

Хотя Благин служил в Красной армии восемнадцатого года и был членом партии большевиков, ему время от времени напоминали о том, что отец его был полковником царской армии.

— Гарантирую — ничего с вами не сделают, — заверил Харламов. — Продумайте завтрашний полет. Желаю вам удачи.

18 мая 1935 года, Москва, район поселка «Сокол»

Вокруг самолета-гиганта царила веселая суета. Пассажиры занимали места.

Это были сотрудники завода ЦАГИ с семьями. В качестве поощрения передовикам производства было позволено совершить полет на чудо-машине, над созданием которой они работали.

Командир корабля Иван Михеев улыбался перед камерой. Его немного смущало общее внимание.

Ничего он так не любил, как полеты. Когда-то, будучи простым авиамехаником, он переделал старый одноместный «Моран-Же» («Морже», как называли этот самолет в русской армии) в двухместный: хотел научиться летать, а нужна была тренировочная машина.

Стоя под громадным крылом «Максима Горького», Михеев, Благин и Рыбушкин уточняли задачу.