побывавших здесь, следы краски были еще заметны. Шельбаум замерил расстояния между пятнами и сравнил их с цифрами, напечатанными на фотоснимке. Они совпадали.

— Все точно, — мрачно сказал он. — Свою работу они вы

полнили добросовестно.

Когда они поднимались наверх к вилле, Шельбаум размышлял над проблемами, которые предстояло разрешить. Для себя он их сформулировал так. Первая: было ли это самоубийство? Вторая: кто погиб первым, Фридеман или его жена? Само собой, напрашивался еще один вопрос: какая связь существует между двумя смертями?

— Вы так и не знаете, что это был за ключик, который ваш

дядя носил в кармане отдельно от других? — спросил он.

— К сожалению, не имею ни малейшего представления.

Шельбаум посмотрел на часы.

— Я охотно продолжил бы беседу, — сказал он. — Но позд

но. Не смогли бы вы завтра утром навестить меня в отделе?

Там, возможно, для вас будет не так уютно, — добавил он, за

метив тень, пробежавшую по ее лицу, — но там я такой же че

ловек, как и здесь.

Она молча кивнула.

* * *

Когда инспектор Нидл вошел к Шельбауму, тот, разложив перед собой фотографии, протоколы и прочие документы, разглядывал их, покачивая головой.

— Дело становится запутанным, Алоис, — сказал Шельба

ум. — Нам так и не ясно, что за человек был Фридеман. Про

чтите-ка вот это место из акта обследования. Впрочем, оно не

имеет никакого отношения к причине его смерти.

Нидл взял заключение и негромко прочитал:

...Шрам на внутренней стороне левого предплечья свиде

тельствует, по всей видимости, об удалении хирургическим пу

тем куска кожи... — Он поднял голову. — Что это может

означать?

Это может означать, — мрачным голосом повторил обер-

комиссар, — что до разгрома нацистов он был эсэсовцем. Им на

калывали группу крови на внутренней стороне левого предпле

чья, чтобы в случае ранения не ошибиться и спасать их в первую

очередь. Потом многие пытались освободиться от этого опозна

вательного знака, чтобы избежать разоблачения.

112

Вы думаете, он был военным преступником? — нерешитель

но спросил Нидл.

Этого я не утверждаю. Но, во всяком случае, его отноше

ниях ССА наводят на эту мысль.

Услышав такой отзыв об организации, к которой принадлежал старший полицейский советник Видингер, Нидл почувствовал себя не в своей тарелке. Он перевел разговор на другую тему.

Как обстоит дело с причиной смерти его самого и жены?

Она задушена, он повесился, — коротко бросил обер-комис

сар. — Можете забрать этот хлам с собой и на досуге почи

тать. Маффи надо также проинформировать.

В таком случае все становится ясным, — произнес Нидл. —

Убийство и самоубийство.

Вы не видите одного, — с огорчением заметил Шельба

ум. — Фридеман не убивал своей жены... Да, забыл, — до

бавил он, — у вас ведь своя версия.

Возможно и вы заблуждаетесь. — сказал Нидл. — Легко

склоняешься к тому, во что веришь сам.

Вот как? Тогда поясните мне, как же погиб этот Фриде

ман, — с иронией попросил Шельбаум. — Посмотрите-ка еще

раз повнимательней на фотоснимок, особенно вот на этот. —

Он достал фотографию, на которой четко выделялись следы

краски на досках причальных мостков.

Инспектор пристально вглядывался в снимок.

Если, допустим, вы вешаетесь, — сказал Шельбаум, — то

к месту, где предстоит самоубийство, вы идете не спеша, мелки

ми шагами. Самоубийцы не торопятся. Ну а Фридеман? Он бе

жит длинными прыжками к причальным мосткам. Я еще раз

замерил. Такие шаги делают только, когда бегут...

Если это так... — пробормотал Нидл.

Это так. Последнее желтое пятно удалено от конца мостков

на добрых восемьдесят сантиметров. Если я вешаюсь, то ста

новлюсь на самый край, накидываю на шею петлю и шагаю впе

ред. А что делает этот Фридеман? Он, точно выстреленная раке

та, бросается головой в петлю, и... конец.

Технически это невозможно, — возразил Нидл. — Петля

ведь не могла быть открытой в форме круга. Она висела

сомкнутой.

Что вы говорите, Алоис? Здесь просто какой-то трюк...

Никакого трюка, — сказал Нидл. — Здесь возможно со-

Еершенно простое объяснение. Фридеман действительно прошел

до конца мостков, возможно, даже пробежал, чтобы быстрее по

кончить с собой. Он встал на край, точно так, как вы сказали,

просунул голову и завис...

Шельбаум взглянул на него.

А где же последнее пятно краски? Почему его нет?

По-видимому, он на что-то наступил, что смазало краску.

И это что-то потом исчезло и пока не найдено.

Вы хотите разыграть меня? — раздраженно спросил Шель

баум. — Исчезло и не найдено? Что же это такое могло быть?

К примеру, листочки с дерева, — ответил Нидл. — Осень

же. Ветер сдул их в воду.

Шельбаум опустился на стул.

— Конечно, может быть, вы и правы, — сказал он устало. —

113

Но по всему, что мы знаем, Фридеман не относится к типу са« моубийц, — заметил он. — Нет, Алоис, здесь что-то не так.

В кабинет постучали, В приоткрывшуюся дверь просунул голову Маффи и сказал:

Господин Ланцендорф желает говорить с вами, господин

обер-комиссар.

Немного поздновато, но все же давайте его сюда, — про

ворчал Шельбаум. — Будет лучше, если я с ним останусь с

глазу на глаз, — обратился он к Нидлу. — Послушайте из со

седней комнаты, а я переключу микрофон.

Нидл покинул кабинет. Вошел Петер Ланцендорф. Он, казалось, был переполнен чувством мрачной решимости. Шельбаум предложил ему стул, а сам незаметно нажал кнопку микрофона.

Вы были у фрейлейн Фридеман, — начал Ланцендорф, —

а наутро вызываете ее сюда. Позвольте узнать причину?

Я, правда, не подотчетен вам, — сказал обер-комиссар

не без металла в голосе, — но, несмотря на это, не хочу дер