Когда вскипел чайник, она заварила чай. Движения ее былиавтоматическими, голова была занята совсем другим. Соломон наблюдалза ней, и Лорен угадывала, что он чувствует: его душа откликаласьна то, что происходило с ней. Они вели вежливый разговор, как людималознакомые, а тем временем сильный порыв физического влечениязаставлял их тела дрожать и тянуться друг к другу.

— Ты должен что-нибудь поесть, — бросила онакоротко. — Я приготовлю сандвичи с ветчиной.

Соломон внимательно смотрел, как ловко она режет хлеб, мажет егомаслом и накладывает ветчину, сдабривает ее горчицей. Закончив,Лорен пододвинула ему тарелку. Он сел за кухонный стол ипробормотал:

— Я действительно не хочу есть.

— Ешь.

Она налила ему чашку чаю. Соломон неохотно начал жеватьсандвич.

— Лорен, что ты собираешься делать дальше?

Она села напротив и, не отвечая на вопрос, тоже сталаприхлебывать чай. Соломон заглянул ей в глаза. Она не отвелавзгляда.

— Мы с Чесси уже говорили об этом сегодня. Я думаювернуться в музыкальный колледж и окончить курс.

Соломон посмотрел в тарелку и отодвинул ее от себя.

— Понятно.

Она никогда не видела его таким подавленным. Сильный внутреннийсвет его личности потух. Даже линия рта, обычно такая волевая,сейчас демонстрировала покорность судьбе. Он опустил глаза, норесницы подрагивали. Когда Соломон взял чашку, стало заметно, чторуки у него тоже дрожат. Он сжал чашку двумя руками и отпил,стараясь не глядеть на Лорен. А в ней еще кипели обиды. Нет,Соломон не имеет права на ее жалость!

— Ты права, — сказал он слегка осипшим голосом. —Я был слеп и эгоистичен, не давал себе труда подумать, в каком тыположении. Помнил только о себе…

— Уж мне-то незачем так подробно об этомрассказывать!.. — заметила она с горечью.

— Подожди. — Он еще ниже склонил голову. — Тыменя презираешь, и я это заслужил. Признаю, что былэгоистом. — Он быстро поднял голову и посмотрел ей вглаза. — Но в тот день, когда ты неожиданно вошла в квартиру иувидела меня и Барбару, это не я целовал ее, а она меня. Войди тына минуту позже, ничего бы не произошло. Я не хотел, чтобы она меняцеловала. Черт возьми, я давно к ней охладел!.. Мы не встречались стех пор, как я заметил тебя и того мальчика в театре, клянусьчестью!

— Честью? — рассмеялась она, и Соломон поморщился.

— Этого я не заслужил, — сказал он с укором. — Яне стану тебе врать. Ты должна мне поверить!..

Лорен знала, что он говорит правду. Само поведение Барбары, ееярость и страсть в сцене на обочине дороги подсказывали, что уСоломона с ней все кончено. По ее лицу он понял, что она ему верит,и торопливо продолжал:

— Я сидел над своими бумагами, торопясь все закончить ипоехать к тебе. Боже мой, Лорен, как я хотел увидеть тебя. А оБарбаре даже не думал. Она пришла совершенно неожиданно, прослышав,что я в городе один. — Лицо его передернулось, темная красказалила щеки. — Барбара думала…

— Я знаю, что она думала, — ответила Лорен сухо.

Барбара пришла, надеясь, что Соломону успела надоесть егомолодая неопытная жена и можно возобновить их прежние отношения.Скоротечные романы, в обилии бывшие у него в прошлом, давали ейоснования для такой надежды. Бедная Барбара, подумалось Лорен,тяжело любить без ответа, а ведь она, без сомнения, любила — может,и сейчас любит — его.

— Ты думал когда-нибудь, что с ней сделал? — спросилаЛорен с упреком. — Она ведь тоже способна на чувства.

Соломон замер и помрачнел.

— Из-за нее я чуть не потерял то, чем больше всегодорожу, — сказал он сквозь зубы. — Она просто не моглаповерить, что я больше не хочу ее, и поэтому ты едва непогибла. — Он замолк и конвульсивно сглотнул. — Тогда мнепоказалось, что ты умерла. Попадись она мне под горячую руку, я бы,наверное, убил ее!

Наступило молчание, слышно было только его прерывистоедыхание.

Ветер налетел, навалился на окно и загремел железной задвижкой.Лорен вскочила. Нервы у нее были напряжены до предела, каждый звукболезненно отдавался в голове.

— Это только ветер, — мягко сказал Соломон.

Она села, отпила еще чаю, но тот остыл и потерял вкус. Черныеглаза следили за ней не отрываясь.

— Я думал и думал. До головной боли. И понял, что не вБарбаре дело. Не из-за нее мы расстались, а из-за меня. Я разрушилто, что было между нами. Заботился о своей независимости и невидел, что происходит с тобой.

Она смотрела на него, затаив дыхание. Как изменилось его лицо!Странное смирение, которое оно сейчас выражало, было так не похожена обычную маску уверенности и силы.

— Ты любила меня? — спросил он хрипло. Лорен неотвечала. — Ведь любила, правда? — В его странной улыбкечиталось самоуничижение. — А я никогда даже не задумывался надтем, что происходит в твоей головке. Слишком уж занят был борьбой ссобственными чувствами. Боясь потерять свободу, я потерял тебя…

Стояла такая тишина, что слышно было тиканье часов, шум ветра иволн, треск поленьев в печке.

— Я знаю наверняка, что казался тебе привлекательным, иначеты не стала бы со мной спать. Но я избегал говорить о любви, мне нехотелось признавать, что любовь имеет ко мне хоть какое-тоотношение. — Он поймал ее руку и поднес к губам. — Ты всееще любишь меня, Лорен?

— После всего, что ты рассказал о себе, тебя труднолюбить, — ответила она бесстрастно и тут же почувствовала, какзамерла его рука. Тогда она продолжила: — Может быть, тыдействительно любишь меня сейчас, но через год-другой решишь, чторазлюбил, и выбросишь из своей жизни, как Барбару, как всехпредыдущих женщин, которые служили тебе лишь лекарством отстрессов…

— Нет, нет!.. Никто для меня не значил столько, сколько ты.Я никогда не смогу с тобой расстаться. Я боролся со своим чувством,но теперь все — оно победило. Лорен, я буду любить тебя до концадней моих.

— Как я могу тебе верить? — спросила Лоренсердито.

— Должна поверить, — тихо ответил Соломон.

Но она встала, выдернув руку из его пальцев. Он тоже вскочил иснова попытался овладеть ее рукой.

— Не уходи, послушай меня.

— Зачем? Не хочу.

Взгляды их встретились, его — умоляющий, ее — холодный,прощальный. Он подошел поближе, но Лорен старалась держаться нарасстоянии от магнетического обаяния его тела. Она чувствовала, какнеудержимо ее влечет к нему.

Да, физическая сторона любви очень важна, но это всего лишь однаее сторона. Чтобы любовь жила, нужно многое другое. А у Лорен небыло уверенности в том, что Соломона толкает к ней не толькофизическое влечение.

— Я хотел начать всё сначала, — заговорил онснова. — Приехал сюда, потому что с ума сходил без тебя. Чессипросил меня держаться подальше отсюда, но я не мог. — Еевзгляд красноречиво сказал ему, насколько эгоистично это было с егостороны, и он молча признал ее бесспорную правоту. — Увидев,что ты совсем меня не помнишь, я решил, что у меня есть шанс начатьвсе так, как следовало бы. Ведь если бы, когда мы впервыевстретились, я признался себе, что влюбился, все отношенияразвивались бы иначе. Тогда бы я приехал в Оскоду, стал за тобойухаживать и, возможно, добился взаимности. Потом мы поженились бы,и наша жизнь, наверное, сложилась совсем по-иному. Начав всесначала, я хотел, чтобы ты увидела, как я люблю тебя, надеялсязаставить тебя снова меня полюбить…

Конечно, он в этом преуспел, она опять влюбилась. Стоило Лоренувидеть его, как она тут же ощутила непреодолимое влечение. Памятьхранила молчание, но тело неудержимо отзывалось на каждоеприкосновение, каждый его поцелуй заставлял ее, как в трансе, идтик нему в объятия. Лорен вспыхнула и отвернулась, но Соломонсмотрел, не отводя глаз, и вся ее защита рушилась под еговзглядом.

— Подумай об этом, дорогая моя, — прошептал он ей наухо.

Глаза Лорен сверкнули.

— Я скажу тебе, о чем сейчас думаю. О том, что лучше всегобыло бы нам вообще не встречаться. Ты заставил меня пережить всемыслимые и немыслимые мучения, и больше я тебя видеть не хочу.Пойми: тебе пора оставить меня в покое. Навсегда!