— Я боялся остаться с тобой наедине. Потому что знал, чтоне смогу устоять перед искушением. Чем лучше я тебя узнавал, тембольше мне хотелось, чтобы ты оставалась такой, какой была, —нежной и невинной. Жизнь сделала меня человеком, для тебя неподходящим.

— А зачем же ты встречался со мной?

Лорен все-таки очень сердилась на него за то, что он не понимал,как мучил ее все эти месяцы. Он залетал к ней, как ласточка, иисчезал, оставляя ее в неведении, думает ли он о ней хотьнемного.

— Я не мог не встречаться с тобой, — признался он сболью. — Путешествуя по всему свету, я продолжал думать отебе. Ты была со мной все время, ты проникла в мою кровь, и наконеця понял, что не могу без тебя. Когда-то я поклялся, что ни однаженщина не станет главной в моей жизни, но ты сумела поглотить меняцеликом. Уезжая, я мечтал вновь увидеть тебя и стремился как можноскорее вернуться в Чикаго, чтобы услышать твой голос…

Лорен видела теперь, как много было скрыто от нее. Соломонпрятал свои чувства, боясь их, а она удивлялась, зачем онпродолжает звонить, если она его совершенно не интересует.

— Я не разрешал себе дотронуться до тебя и сходил с ума отжелания, — продолжал он.

— У тебя все мысли работают в одном направлении.

— Но это же не так!.. — запротестовал он.

— Разве?

Приподняв брови, она холодно улыбнулась. Соломону показалось,что перед ним стоит совершенно незнакомый человек, он поморщился,но продолжал:

— Меня разрывало между желанием обнять тебя и сохранитьтакой же чистой, как ты была.

В его глазах появилась глубокая нежность, и Лорен вспомнила, какон лежал на траве, среди могил, расположенных высоко над зеленымидолинами. Вспомнила, что во сне его лицо было сильным иодновременно нежным. Только тогда она еще не знала, что эту силуему давали самоуверенность и упрямство.

— Потом ты перестала со мной встречаться. — ЛицоСоломона изменилось, губы побелели, черты заострились, кожа будтообтянула кости, подобно тому, как бывает при сильной боли. Онсмотрел темными тревожными глазами. — Я не скоро сообразил,что ты просто не хочешь меня видеть. А поняв, чуть с ума не сошел!Почему? Почему ты тогда меня оттолкнула?

Но Лорен не могла отвечать, у нее пропал голос. Она смотрела емув глаза и вспоминала его взгляд через весь зал тогда, на концерте,страстный взгляд изголодавшегося мужчины. Первый раз с него слетеламаска. Соломон не сумел скрыть свое истинное чувство, и теперь онавновь видела боль в измученных черных глазах.

— Этот мальчик… — Соломон едва мог шевелить губами,слова выходили сухими и хриплыми. — Что между вами было, междутобой и этим мальчишкой? Однажды я был с Барбарой в театре и виделтебя с ним.

— Я тоже тебя видела, — сказала Лорен с горечью.

Тогда она чувствовала такую ревность, что, кажется, готова былаумереть, но это не приходило Соломону в голову. Он смотрел на нееневидящими глазами, потому что заново переживал те события.

— Сам этого толком не осознавая, я уже считал, что ты моя.То, что я никогда до тебя не дотрагивался, делало тебя совершенноособенной, ни на кого не похожей. И когда увидел, что он обнялтебя, я чуть не потерял сознание… — Соломон остановился иперевел дух. — Мне непереносима была даже мысль, что междувами что-то могло быть. Если он смеет обнимать тебя на людях, чтоже происходит, когда вы остаетесь наедине? Я живо представил, какон целует тебя своими жадными губами, как обнимает, истово икрепко, и так побледнел, что Барбара заметила и спросила, незаболел ли я.

— А ведь в то время ты с ней спал.

Лорен обвиняла и презирала его одновременно. По выражению темныхглаз и по тому, как судорожно сжался его рот, она поняла, что онготов вот-вот соврать, но не смеет. Она упорно продолжала смотретьна него, и в конце концов он сказал:

— Да, но только до того вечера в театре. — Соломонувидел, что она замкнулась и глаза стали злыми, поэтому тут жеснова заговорил: — Как ты не понимаешь, что я даже мысленно непокушался на тебя. С того самого дня, когда ты здесь впервые играладля меня, я не позволял себе и пальцем дотронуться до тебя. Да, яспал с Барбарой, но потому, что это не имело для меня никакогозначения, и я никак не связывал это с моими чувствами к тебе.

— Очень утешительно, — заметила Лорен холодно.

— Не надо, милая, — пробормотал Соломон.

— Не смей называть меня милой!

Она снова задрожала от боли и гнева и повернулась, чтобы уйти.Но он остановил ее и прижался щекой к волосам. Она почувствовала налбу тепло его дыхания.

— Я никогда, поверь, никогда не спал с ней после тоговечера.

— Не лги! — закричала Лорен.

— А я и не лгу. После того вечера — никогда. Вернулся домойодин и до утра сидел, пытаясь понять, что со мной происходит. Я ещене понимал, что люблю тебя. И чувствовал лишь одно — что потерялтебя, что ты и не была никогда моей. И представлял, как он, этоттвой мальчик, где-то обнимает тебя. Вот так вот, жадными,ненасытными руками…

Даже теперь, при одном воспоминании, на лице его выступил пот, вглазах появилось выражение муки.

— Жаль, что этого не случилось на самом деле! —проговорила она с горечью и почувствовала, что он дернулся как отудара.

— Не говори так! — Он крепко обнял ее. — Тойночью я был как в аду. Да и потом было ничуть не легче. Я не могесть, не мог спать. Единственное, что получалось, — эторабота. И я работал как сумасшедший. Музыка всегда была для меняважнее всего, но никогда еще она не помогала мне так, как тогда.Она стала моим спасением, моей живой водой… Я играл, чтобы забытьтебя, играл как одержимый, но не мог, не мог забыть, и все эмоцииуходили в музыку.

Лорен расслышала в его исполнении эту бешеную страсть,замешанную на страдании. Она понимала, какая сила эмоций скрыта вего музыке, но не знала, даже не догадывалась, что это связано сней.

— Я продолжал гастролировать, как обычно, но совершенно непомню, что в то время происходило. Старался не думать, что со мнойтворится. — Лицо его исказило подобие ироническойулыбки. — Страшно перепугался, как бы ты не догадалась, что ячувствую, — а вдруг, узнав, какую власть надо мной приобрела,ты станешь обращаться со мной, как моя мать?

Его признания открыли ей много нового. Но это ничего не меняло.Она просто стояла и слушала, спокойно и серьезно.

— Все равно я был как помешанный и постоянно хотел тебявидеть. Вернувшись в Чикаго, послал тебе билеты на свой концерт,потому что мечтал увидеть тебя хотя бы издали, в зале, пусть даже сэтим твоим мальчиком, пусть с ним!.. К тому же я боялся, что, еслисам позвоню и приглашу тебя, ты откажешься…

Конечно, она обязательно отказалась бы. Лорен тогда всеми силамистаралась забыть его. Но, отказавшись, она опять бы мучилась.

— Ты пришла на концерт с ним, — сказал Соломонкаким-то неприятным, резким голосом. — Я знал, что ты пришла,я это чувствовал. Играл только для тебя и говорил в музыке все,чего не мог сказать словами. И верил, что ты услышишь. А когданашел тебя глазами, то увидел: ты не изменилась. Мне казалось,изменения в твоей внешности подскажут мне, какие между вамиотношения, что он значит для тебя. — Он замолчал, а потомзаговорил тише: — Если ты его любила, я хотел об этом знать.

— И что было бы в этом случае?

Теперь Лорен смотрела на него, стараясь прочитать его мысли.Глаза Соломона горели.

— Я не думал о том, что буду делать. Мне просто нужно былознать. Но когда я спросил тебя и ты не ответила, когда заглянултебе в лицо, что-то подсказало мне, что ты обязательно будешьмоей.

Лорен как будто пронзило раскаленным железом. Она попыталасьвырваться, но Соломон не отпускал, хотя его колотила дрожь.

— Не сердись, ради Бога, не сердись! Я ведь не намереннопривез тебя к себе, клянусь, даже не рассчитывал на это, дорогаямоя. Но стоило мне обнять тебя, я точно с ума сошел. Мое телопросто обезумело от желания. Я уже ни о чем не думал, а просто…

— … просто взял, что хотел, — прервала она спрезрительной усмешкой. — То есть поступил как обычно. Ведьэто единственное, что имеет значение. Я имею в виду твои желания.Не правда ли, Соломон? Ты никогда не спрашивал себя, а что в этовремя происходило со мной, что я пережила за эти месяцы?