Совсем недавно она была доверчивым ребенком, который неиспугался смуглого незнакомца, ворвавшегося в ее жизнь. Теперь,сидя на краю кровати и слушая его тяжелые шаги вниз по лестнице,Лорен испытывала дикую радость, что сумела еще раз причинить емуболь.

Тот, кто сам не испытал боли и ее страшных последствий, неможет, не умеет быть жестоким. Жестокость часто порождаетсястраданием, потребностью ответить ударом на удар. Лорен взглянулана себя в зеркало, и отражение в нем ей не понравилось. Ещенесколько дней назад юная девушка, которой она считала себя,казалась ей симпатичной. Теперь она увидела в зеркале лицо взрослойженщины и вздрогнула, настолько пережитые страдания изменили еелицо. А больше всего изменилось выражение глаз.

Лорен спустилась вниз и застала Чесси одного на кухне. Тотиспытующе посмотрел на нее: все ли, мол, в порядке? Она улыбнулась,кивнула и дотронулась лбом до его плеча. Дядя неловко погладил еепо спине.

— Голодная?

Лорен взглянула на стол: салат, исходящие парком равиоли,окропленные оливковым маслом и кетчупом. И с удивлением ощутила,что и в самом деле проголодалась. Они уселись за стол и судовольствием поужинали. Соломон не появлялся, и она не сталаспрашивать, уехал он или остался.

Вместе они убрали со стола, вымыли посуду. Затем Чесси, не безколебаний, попросил ее поиграть.

Она выбрала Паганини. Нервная и чувственная, вся на последнихпределах пьеса была созвучна ее настроению, в ней ощущаласьпротиворечивость мира, его незавершенность, спор человека с самимсобой. Играя, Лорен смотрела в окно, а Чесси сидел тихо-тихо, онаедва слышала его дыхание. Он так явно гордился племянницей, что ейстало грустно. Как бы ей хотелось познать жажду славы, понятьупоение артиста на бранном поле концертного зала! Только для того,чтобы доставить дяде удовольствие.

Когда она закончила играть, Чесси встал и молча поцеловал ее. Онбыл очень взволнован и хотел теперь остаться один. Кажется, дядявсе бы отдал, чтобы Лорен заняла его место на сцене. Она вышла измузыкальной комнаты.

Но ведь существуют же и еще какие-то пути, думала она. Например,ей нравилось не только солировать, но и играть в оркестре. Преждечем решить все окончательно, надо посоветоваться с Чесси. Конечно,ее основным инструментом была скрипка, но и на фортепьяно онаиграла, причем вполне сносно. В конце концов, она сможетпреподавать музыку в школе. Только нужно будет вернуться в колледжи закончить курс, подумала Лорен с удовольствием.

Позднее она нашла дядю на кухне. Соломон по-прежнему непоказывался. Она опять не стала выяснять, уехал он или нет. Вместоэтого она спросила Чесси, что он скажет на то, чтобы ей еще на годвернуться в колледж, прежде чем решить, чем заняться дальше. Лицодяди осветилось, она поняла, что он не оставил надежды на ееблестящее будущее.

— Думаю, это замечательная мысль!..

— А меня обратно примут?

Он тихонько рассмеялся.

— Ну, я думаю, мы их убедим.

Чесси еще пользовался влиянием в музыкальном мире. К тому же вколледже все хорошо знали об удивительных способностях Лорен.

— Я вполне могла бы играть в оркестре, — осторожносказала она.

— Конечно, могла бы, — согласился дядя с кажущейсялегкостью.

Но ее нельзя было обмануть. Чесси так быстро никогда несдавался. Он надеялся, что, вернувшись в музыкальную среду, онапочувствует вкус той жизни и уже не сможет от нее отказаться.

Лорен легла спать пораньше, оставив Чесси на кухне раскладыватьпасьянс. На улице поднялся ветер, половицы скрипели, дребезжалиокна, шум озера усилился, казалось, волны набегают прямо под окнаее комнаты. Уснула она почти сразу, убаюканная этими громковатымизвуками ветреной, почти бурной ночи.

Проснувшись, Лорен увидела, что еще темно. Ветер свистел громче,сквозняки разгуливали по дому, озеро совсем разбушевалось, в стеклабарабанил дождь. Пока она спала, разыгрался настоящий шторм. Лежа впостели, Лорен прислушивалась к реву разгулявшейся стихии. Вдругона насторожилась и села: ей слышались еще какие-то звуки. Можетбыть, Чесси не спится?

Она взглянула на часы: третий час пополуночи. Лорен нахмурилась.Неужели Чесси заболел? Выскользнув из постели, она накинула халат,на цыпочках спустилась вниз, открыла дверь кухни и замерла.

Соломон промок насквозь, черные волосы облепили голову, даже налице блестели капли дождя. Он уже снял свитер и рубашку, и Лоренневольно загляделась на худое, мускулистое тело. Потом перевелавзгляд на лицо и спросила:

— Где ты был? — Подошла поближе и увидела совершенномокрые брюки и раскисшие от воды туфли. — Соломон, ты же весьвымок! Что ты делал?

— Гулял.

Он отвернулся и взял со спинки стула полотенце. От вида его телау нее пересохло во рту. Она не могла отвести взгляд от влажнойсмуглой кожи, туго обтягивающей мускулы, от темных волосков нагруди. Он растирал себе полотенцем руки, а она пыталась подавитьприступ возникшего желания. Наконец он отбросил полотенце, и Лоренсказала хрипловато:

— Волосы совсем мокрые.

— Не имеет значения, — ответил Соломон и повернулся кдвери.

Но Лорен взяла полотенце.

— Сядь, пожалуйста. — Глаза его сощурились, лицозамерло. Он медленно сел, и Лорен сказала раздраженно: — Совсем сума сошел! Так и воспаление легких получить недолго!

Сердитый голос должен был скрыть ее непреодолимое желаниедотронуться до него, дрожь рук. Лорен начала энергично сушитьполотенцем его волосы.

Глаза непроизвольно скользили по голой мускулистой спине, онавспомнила ночь, проведенную у него в спальне, и ощущение его кожипод пальцами. Как ей хотелось погладить ее сейчас! Руки запуталисьу него в волосах, и Лорен закрыла глаза. Но тотчас открыла: онничего не должен заметить.

— Неужели ты все это время ходил по дождю!

— Сначала я поехал на машине, ездил долго, но когдавернулся, понял, что мне нужно еще подумать. И пошел вдоль берега.Зашел куда-то далеко, за мыс Хамелеон. А вернуться не успел,разразился шторм…

Лорен догадывалась, о чем были его мысли. Интересно, к какимвыводам он пришел? Она убрала с его лба спутанные черные пряди.Заметив, что Соломон наблюдает за ней, очень жалела, что поддаласьискушению. Опасный блеск появился в его глазах, инстинкт никогда необманывает его. Она отстранилась, лицо стало холодным.

— Тебе нужно сменить одежду.

— Я и собирался это сделать.

Он встал и оказался совсем близко. Нет, не надо ей былоспускаться, не следовало видеть красоту его тела, такогонеотразимого в движении. Соломон обладал сильной мужскойпривлекательностью, которая действовала на нее всегдабезотказно.

— Мне нужно выпить чего-нибудь горячего, — сказалон. — Промерз до костей.

Лорен. взглянула на него сквозь ресницы, лицо ее по-прежнемубыло замкнутым и холодным.

— Пойди переоденься в сухое, я приготовлю тебе горячий чай.Может быть, виски?

— Не откажусь…

Он улыбнулся, и сердце у нее дрогнуло. Когда Соломон вышел, онавзяла его мокрые рубашку и свитер и, стиснув их руками, уловилаисходящий от них запах. Пахло дождем и туманом с легким оттенкомсвойственного только Соломону горьковато-терпкого аромата кожи.Лорен поставила чайник на огонь, достала чашки. Из буфета онаизвлекла початую бутылку виски и добрую порцию плеснула в высокийтонкостенный стакан.

Соломон вернулся в чистом свитере и сухих брюках. Лорензаметила, что он причесался. От дождя и ветра кожа на лице у негоразгорелась, но глаза под черными бровями по-прежнему смотрелимрачно.

— Ты поел?

— Я не голоден. — Он бесшумно подошел и встал заспиной. — Извини, что разбудил тебя.

— Нет, не разбудил. — Лорен пожала плечами, но неповернулась. — Я проснулась из-за шторма. Озеро совсемразбушевалось.

— Да, волны как горы. Около причала они поднимаются вышедомов.

— Не хотела бы я сейчас оказаться на озере.

— Пожалуй, — согласился он.

— Сделай глоток, — протянула она ему стакан свиски.

Соломон выпил все содержимое стакана и, задержав дыхание, слегкапоморщился.