Видно было, что он ошарашен. Значит, она была права и Соломонникогда не задавался простым, естественным вопросом: а чточувствует она? Пока с ней не случилась беда и она не потеряларебенка.

— Как ты думаешь, что происходило со мной в это время? Илипо твоей оценке я была настолько глупа, что и мысли у меня в головени одной не мелькнуло, и боли я никакой не чувствовала? Жила, какжвачное животное, как овечка, — молча, терпеливо, покорно…

— Ты была так юна и чиста, казалось, тебе и в голову ничегоне может прийти, кроме дружбы. — Он поднял руку и медленнопогладил ее по щеке. — Скажи мне, Лорен, что ты тогдачувствовала?

Но она уже заметила жадный огонек в его глазах и угадалаловушку. Соломон хотел, чтобы она созналась, что любила его. Онпытался скрыть это и усилием воли сжал рот, но взволнованный блескглаз выдавал.

— Все, о чем ты думал, о чем заботился, — это толькотвои собственные чувства и желания. Мне надо было бежать от тебя,как от чумы, в первый же день! — Однако она этого не сделала.Наоборот, беспомощно уступила ему, не сопротивляясь ни собственномувлечению, ни его страсти. — Не надо было тебе менятрогать, — горько уронила Лорен.

— Знаю, — проговорил Соломон мрачно. — Но в товремя я способен был помнить только об удовлетворении своегожелания. — Он увидел, какое отвращение она к нему испытывает,и, сжав зубы, продолжил: — Я любил тебя, но не мог в этомпризнаться даже самому себе. Твердил, что это просто увлечение,пусть безумное, и однажды оно кончится, что, если ты будешь моей, ябыстро почувствую пресыщение.

Лорен ведь примерно так и думала, отчего страдала тогда безумно.А Соломон даже не подозревал, в какое отчаяние он ее приводит.Ничто его в жизни не интересовало, кроме собственных эмоций. Ондаже на минуту — на секунду! — не задумывался о том, что с нейделает.

— Интересно, зачем ты на мне женился? Мог бы откупиться илидать согласие содержать ребенка.

Соломон побледнел и прикрыл глаза.

— Не надо! Ты сама знаешь, почему я женился. Я хотел натебе жениться!.. Господи, Лорен, да знала бы ты, как я обрадовалсяэтой возможности!

— Хочешь, чтобы я тебе поверила?

Лорен видела, что сейчас он презирает самого себя.

— Неужели не понимаешь? Ты неожиданно исчезла, я и решил:она с кем-то сбежала. Чуть с ума не сошел от ревности, готов былумереть. Когда Чесси мне все рассказал, я сразу понял, что могужениться, не признаваясь, как сильно ты мне нужна. Да, я ни за чтоне хотел признаваться!.. Почему-то это было тогда важно дляменя…

Лорен онемела. Даже в то страшное время, когда она, беременная,с ужасом глядела в будущее, зная, что не может надеяться на еголюбовь, Соломон думал только о себе.

— Ты настоящая свинья, — после долгой паузы сотвращением проговорила она.

Он провел рукой по своему бледному лицу, и Лорен увидела, чтоего длинные пальцы дрожат.

— Милая, не надо меня ненавидеть, — почти простоналон, — ведь я уже заплатил за все. — Он схватил ее,притянул к себе и стал целовать волосы, глаза, щеки. — Потом японял, как ты страдала, мне нет оправдания, и я вынес адские муки.А когда увидел тебя там, на дороге, и подумал, что ты погибла, тоедва не сошел с ума. Этот год без тебя был самым ужасным в моейжизни.

Его губы скользнули по ее щеке, стараясь найти рот, но Лорен ссилой оттолкнула его.

— Не трогай меня!

— Лорен, — хрипло шептал он, пытаясь снова ееобнять.

— Не смей! Ты меня не любишь и не любил никогда! Ты даже незнаешь, что это значит — любить другого человека. Неудовлетворенноежелание — вот все, что ты способен ощущать. — Она смерила егос ног до головы презрительным взглядом. — Я тебя не люблю, тымне… противен, омерзителен!

Лицо Соломона побелело и застыло, черные глаза превратились вщелочки. Лорен повернулась и вышла.

В комнате было так тихо, что стало слышно надрывное дыханиеСоломона, будто его легкие работали, преодолевая страшную боль.Лорен испытывала мучительное наслаждение местью: наконец она сумеларанить его так же глубоко, как он когда-то ранил ее.

Она сидела в своей комнате и слушала тихий шепот озера. Нет,никто не должен удовлетворять свои желания за счет другого! Дажеогромный талант Кейда не давал ему на это права.

Лорен рассматривала свои руки, упругую кожу, проступающиеконтуры суставов. Многое воспринимается нами как само собойразумеющееся. Ежедневное чудо жизни не вызывает ни изумления, нирадости до поры, пока не возникает реальная угроза смерти.

В тот день, выбежав из дома, Лорен даже не заметила роковоймашины. Все ее мысли были сосредоточены на другом: Соломон не любитее и никогда не любил. Иначе он не обнимал бы сейчас БарбаруНьюберн.

А возможно, под колеса ее толкнуло бессознательное стремление ксмерти, к нулю. Несчастные случаи не всегда случайны. Порой людирискуют именно потому, что не боятся последствий риска.

Соломон довел ее до самого края пропасти и теперь надеетсясвоими признаниями добиться того, что все будет прощено и забыто.Напрасно надеется! Если бы он и не был близок с Барбарой, когда ужебыл женат на ней, Лорен, все равно главными для него и тогдаоставались собственные желания. А разве это совместимо с настоящейлюбовью?

Дело даже не только в том, что Лорен чуть не поплатилась жизнью.Она потеряла ребенка и знала, что эта рана не заживет, не затянетсяникогда. И виноват в этом Соломон. Он убил ребенка, он убил в еедуше нечто очень важное — доверие к людям, которое вряд ли можновосстановить.

Соломон не хотел признаться ей в своих чувствах, потому что вглубине души знал, что когда-нибудь это кончится. По его словам, онпредвидел утрату интереса к ней, после того как желание его будетудовлетворено. Знал, что так будет, однако женился, не задумываясьо том, что станет с ней, когда она ему надоест.

Тут она вспомнила недавнюю встречу Соломона с Барбарой там, надороге, и щеки ее вспыхнули румянцем. Какие сильные чувстваобуревали тогда эту женщину, и как холодно и зло оттолкнул ееСоломон! Словно перешагнул через бездыханный остывший труп… Лорензаметила в его глазах только раздражение и скуку. Значит, вот какимон всегда бывал в личных отношениях?

Там, на обочине дороги, еще не осознавая того, Лорен увиделасвое собственное будущее. Ее подсознание уже предвидело, что онуйдет от нее именно так, взглянув с ледяным арктическимравнодушием, и она останется одна, подобно сломанной и опостылевшейкукле, которой всласть наигрались. Но ни жизненного опыта, нирешимости признаться себе в этом у нее не хватило…

Соломон подошел к открытой двери в ее комнату и спросил:

— Ты спустишься к столу?

Лорен повернула к нему свою светловолосую головку, и оннапоролся на ее взгляд, полный ненависти и презрения. Она так живопредставила себе, как Соломон мог бы поступить, а отчасти ужепоступил, что принимала воображаемые терзания за настоящие. Этозаставило его побледнеть еще больше, морщинки у глаз и уголков ртаобозначились резче.

— Не смотри на меня так! — непроизвольно воскликнул они отшатнулся.

— Если не нравится, у тебя есть выход: уходи и невозвращайся.

— Не могу, — со стоном ответил он. Руки его повисли, вглазах отражалась боль. — Я люблю тебя.

Когда-то Соломон боялся привязанности к ней, а теперь вотполностью капитулировал. Лорен сомневалась, любил ли он ее раньше,но сейчас она знала наверняка: любит. Она чувствовала себясовершенно опустошенной. Боль сделала ее настолько чувствительной,что, кажется, тронь пальцем — и она закричит. Лорен не хотелавидеть и принимать любовь и боль Соломона. У него не было права нина то, ни на другое.

— Мне нет до тебя дела, — сказала она бесцветнымголосом. — Уходи… Ты мне надоел.

Глава 9

Ненавижу!.

Соломон ничего не ответил и вышел. Не нужно было видетьвыражение его лица, чтобы понять, что стрела достигла цели. Лоренслышала его вздох и почувствовала, как ему хочется возразить ей, нослова замерли у него на губах. Своим «надоел» она его почтиуничтожила.