— А чего ты, собственно, злишься? Если я хочу с кем-топоговорить, это мое личное дело, — ледяным тоном ответилаЛорен.
— Хочешь или нет, но ты моя жена, — бросил Соломон, илицо его еще больше потемнело.
— Не желаю я больше быть твоей женой, и чем быстрее мырасстанемся, тем лучше. Хочу получить развод, и поскорее!..
Но его в это время занимал совсем другой вопрос, и он не услышалее слов.
— Не увиливай. Я требую, чтобы ты держалась подальше отэтого типа. И не потерплю, чтобы он так тебя разглядывал.
— Не суди обо всех по себе. Джонатан очень славный молодойчеловек.
Глаза Соломона сверкнули.
— И ему ничего от тебя не нужно, кроме твоих прекрасныхглаз. — Он цинично усмехнулся. — Меня этим не купишь.Рано или поздно ему потребуется кое-что еще.
— Вот избавлюсь от тебя, тогда и узнаю, — парировалаЛорен ядовито.
— Ты соображай все-таки, что говоришь!..
Соломон уже почти рычал. Но Лорен тоже была в ярости, лицо еесовсем побледнело от злости.
— Ты что себе вообразил? Думаешь, если я решила дружескипоговорить с молодым человеком, ты можешь на меня орать и топатьногами?
Его глаза приобрели опасный стальной блеск.
— Дружески? Это теперь так называется? Он с тобойзаигрывает, и ты прекрасно это знаешь.
— Ну и что? Не твое дело!
— Черта с два не мое!
Он схватил ее за руку, но она вырвалась.
— Убери руки!
— Чтобы я тебя с ним больше не видел!
Похоже, Соломон был действительно на грани взрыва, он весьнапрягся, как струна. Лорен заметила, что дядя в волнении наблюдаетза ними из окна.
— Пропусти меня, — потребовала она.
Наконец Соломон хрипло, с трудом выдохнул воздух и пропустил ее.Она прошла мимо него к дому, навстречу ей, хромая, вышел Чесси.
— Что-то случилось? — спросил он.
Сзади над ней навис Соломон и бросил презрительно:
— Оставь ее в покое, Чесси. Она уже не ребенок!
От этой наглости дядя вспылил.
— Это ты здесь не нужен ни ей, ни мне. Убирайся из нашегодома и из нашей жизни! Ты и так наломал достаточно дров…
Глаза Соломона приобрели ту восточную непроницаемость, которойон всегда прикрывался, когда намечал себе какую-то цель, а емупытались помешать. Он взглянул на Чесси и промолчал. Тот подождалминуту, дрожа и задыхаясь, повернулся и, тяжело ступая, сталмедленно подниматься по лестнице.
— Ты когда-нибудь думал о ком-нибудь, кроме себя? — сгоречью спросила Лорен и ушла на кухню.
Там приятно пахло свежеприготовленным салатом. Он стоял вбольшой миске посреди стола, накрытого для ужина на троих.
Соломон подошел к ней сзади и сказал на ухо, тихо и нежно:
— Я все время думаю о тебе, и ты это знаешь.
— Врун! Трепло!.. — ответила она, не оборачиваясь, новсем своим существом ощущая за спиной его мускулистое тело.
— Но это правда. Ты знаешь старинную легенду о человеке,который спал под оливковым деревом и ему в ухо вполз скорпион? Этотчертов скорпион прогрыз себе путь прямо в мозг того человека, и тысделала со мной то же самое.
Его голос, казалось, дразнил ее.
— Будь я скорпионом, я бы без всякой жалости укусила тебянасмерть.
Он рассмеялся и провел пальцем ей по спине, вдольпозвоночника.
— Змея.
Лорен вздрогнула, будто ее ударило током.
— Чесси просил тебя уехать. Почему ты еще здесь?
— Ты знаешь почему, — тихо ответил он и поцеловал ейруку, но Лорен с раздражением выдернула ее.
От каждого его прикосновения у нее кружилась голова. Она хорошознала, что не сможет долго сопротивляться ласкам Соломона и будетпрезирать себя, если сдастся. Нет, она должна все время помнить оего отношении к женщинам. Ведь он сам признался, что, когда они емунадоедали, он просто выбрасывал их из головы, из сердца, изжизни…
Он слонялся вокруг нее, скрестив руки на груди, а Лорен даже неглядела в его сторону, хотя чувствовала его присутствие. Она всевремя наблюдала за ним уголком глаза. Он притягивал ее, но Лоренборолась с собой.
— Ну и куда же ты шла? Где встретила этого мальчишку?
В голосе Соломона появилась интонация, которую она уже научиласьпонимать. Он осознал их разницу в возрасте и боялся этого. Онавспомнила, что Брайана он тоже называл «этот мальчик» или«мальчишка» и всегда вкладывал в свои слова презрение и насмешку.Лорен повернулась и взглянула ему прямо в глаза.
— Джонатан не мальчик. Мы с ним примерно одноговозраста…
— Он выглядит лет на восемнадцать, — бросил Соломон, илицо его ожесточилось.
Внимательно глядя на него, она сказала тихо:
— Не говори чепухи. Ты просто старше его на пятнадцать лет,вот и все.
Соломон сильно покраснел. Возникла пауза, во время которой онборолся с подступившим раздражением, и потом сухо проговорил:
— Очень забавно.
— Разве я сказала что-нибудь забавное?
Ее широко распахнутые глаза смотрели совершенно невинно.
— Нет, не сказала.
Пауза была напряженной, но недолгой. Потом Соломон подошел к нейсовсем близко и произнес:
— Не мучай меня, Лорен. Разве ты не знаешь, как сильно тымне нужна?
— Я тебе нужна? — спросила она ледяным тоном. —Да, но только до той поры, пока ты не натешишься мной в своеудовольствие и не бросишь, как всех остальных. Так ведь,Соломон?
— Нет, с тобой все не так. С тобой с самого начала былопо-другому.
— Неужели? — Голос ее звучал презрительно. — Тыже сам мне говорил, что, когда мы встретились, ты только сильножелал меня. Мы ведь оба знали, что жениться ты не собираешься.
Соломон вздрогнул, как от боли.
— Да, — признался он, — это так. Стоило мневпервые увидеть тебя, и я загорелся. А женитьба мне даже в головуне приходила. — Он по лицу видел, как она задета, и сказалнеуверенно: — Милая, я ведь хочу быть честным. Ты хотя бы выслушайменя до конца. Я не отрицаю, именно так все и началось. Но потомвсе изменилось, верь мне.
— Почему я должна тебе сейчас верить? Ты же признался, чтобыл лжецом.
— Но теперь я не лгу. Я действительно приехал тогда вследза тобой, чтобы тебя соблазнить. Но здесь все изменилось.
Она сразу вспомнила тот морозный ясный зимний день, как оназаволновалась, увидев Соломона, и как он сказал тогда:
— Здравствуй, Красная Шапочка, я — Серый Волк.
Ему казалось, что скрытая ирония его слов ей непонятна, и оннаслаждался ситуацией. Лорен была похожа на ребенка, идущегонавстречу опасности, не подозревая о ней. Соломон дразнил ее,гладил ладонь, в шутку целовал. Он напоминал осторожного хищника,подбирающегося к жертве, и ничем не выдавал своих намерений.Воспоминание рассердило ее, а он ощутил, как в ней нарастает гнев,и беспокойно тронул ее руку.
— Милая, но я ведь не стал продолжать, просто не смог.Когда ты взяла скрипку и стала играть мне, я скоро понял, кто ты насамом деле, и возненавидел себя. Ты пришла ко мне из того мира,которого я не знал. Ты играла с таким прелестным чувством, с такимвнутренним умиротворением, что я стал презирать самого себя. И ушелтогда, решив никогда тебя больше не видеть. Понял, что не имеюправа тебя трогать, как не имею права растоптать цветок.
Он подошел к ней очень близко, почти вплотную. Ей дажепоказалось, что она услышала неровное биение его сердца у себя заспиной.
— Вернувшись в Чикаго, все время твердил себе, что я дурак,но забыть тебя не мог. Я вспоминал тебя все время.
Лорен побледнела, но слушала очень внимательно. Соломон вздохнули прижался щекой к ее плечу.
— Потом я снова встретил тебя в Чикаго и понял, что хочутебя видеть, узнать тебя, понять, действительно ли ты так нежна иневинна, как казалось. Но я ведь и пальцем тебя не тронул, ты самаэто знаешь, я не виделся с тобой наедине, не приглашал к себе домойи не говорил ничего такого, что не смог бы повторить при всех.
Все это было правдой. Лорен помнила, что они встречались в такихместах, где вокруг всегда были люди, много людей. Соломондействительно приглашал ее в рестораны, театры, музеи, парки, ноникогда не звал к себе домой и не делал попыток до нее дотронуться— держался подальше от соблазна.