Омытое ливнем бледное лицо Мо Си было похоже на холодный драгоценный нефрит. Черная кожаная форма императорской гвардии развевалась на яростном ветру, в непроницаемых черных глазах, словно в зеркале, отражалась бешеная пляска голубого сияния и красного пламени.
В мгновение ока бог дождя явил себя миру и под давлением обрушившейся с небес стеной воды бушующее пламя, словно попавшее в окружение многотысячное войско, сложило оружие и преклонило колени, признавая свое полное поражение. Потеряв возможность петь и танцевать, в считанные секунды огненное море схлынуло, оставив наполовину сгоревшую дымящуюся рыночную улицу. Заклинатели, которым повезло стать свидетелями этого события, потрясенно смотрели в спину Мо Си, не в силах вымолвить ни слова. В бешено стучащих сердцах потрясенных людей в этот момент царили самые разные эмоции...
Мужчины-заклинатели думали: «Плохо дело! Теперь женщины Чунхуа совсем на нем помешаются!».
У заклинательниц в голове был лишь нечленораздельный вопль: «А-а-а!».
Заклинатели Ублюдочной армии думали: «Наш отчим так безжалостен и страшен в гневе!».
В этот момент руины одного из зданий рухнули и в клубах дыма появилась мужская фигура. Человек медленно повернулся.
Конечно же, именно Ли Цинцянь был источником пламени и эпицентром накрывшего восточный рынок огненного смерча!
В этот момент демоническая энергия полностью затопила его лицо, белки глаз покраснели, как будто по ним ползали тысячи красных пауков, а выражение лица исказилось и стало еще более безумным и зловещим. Теперь Мо Си больше не мог найти в этом лице и следа великого мастера Ли, чей «милосердный меч рассекает воду».
Обычно демонический меч принимает форму своего владельца, вот и личность Ли Цинцяня в итоге была полностью подавлена государственным советником царства Ляо.
Заметив Мо Си, Ли Цинцянь оскалился и отчаянно взвыл:
— Мо Си! Один раз ты защитил столицу Чунхуа, но сможешь ли ты защищать ее всегда? Сможешь ли ты не спать, следя за этим городом днем и ночью? Отдайте мне эту суку по фамилии Су! Иначе я не дам Чунхуа ни минуты покоя!
— Да ладно! — воскликнул Юэ Чэньцин. — Оказывается, тебе просто силенок не хватает, чтобы ворваться в резиденцию Цзян, вот ты и докучаешь невинным людям, устраивая здесь беспорядки! Нет у тебя ни стыда ни совести!
Ли Цинцянь вскинул голову и со смехом сказал:
— Это у меня ни стыда ни совести? А как же эта бесстыжая сука по фамилии Су? Из-за одной роковой красавицы столько женщин были обречены на смерть в недрах горы! Теперь она ведет себя, словно трусливая черепаха и, позволяя этому городу сгореть дотла в бушующем огне, прячется в резиденции Цзян, не желая показать свое лицо! Ха-ха-ха! Хун Шао... Хун Шао безвинно погибла из-за такого человека! Из-за этой дешевой шлюхи… этой трусливой суки!..
Среди прибывших на тушение пожара заклинателей были и целители из резиденции Цзян, которые, услышав его слова, не могли сдержать гнев:
— Хватит нести бред! Жена нашего господина совершенствуется за закрытыми дверями и не знает, что происходит вовне. Она вовсе не такая, как ты описал! Вымой свой грязный рот!
— Она не такая? Тогда какая же она? — маниакально рассмеялся Ли Цинцянь. — Я хочу посмотреть! Что это за потрясающая красавица, что так глубоко запала в душу государственному советнику Ляо?
— Ты вообще недостоин предстать перед лицом нашей госпожи! — гневно закричал один из целителей.
— Госпожи... Ха-ха! Какой госпожи? Она просто подлая сука! — Ли Цинцянь совсем обезумел. Полные ненависти слова лились с его губ, словно яд с клыков ядовитой змеи. — Мне необходимо своими глазами увидеть, как выглядит эта женщина! Я изуродую ее и брошу к ногам государственного советника Ляо...
Когда он заговорил о государственном советнике, его лицо исказилось, а в глазах вспыхнул огонь более сильный, чем бушующее пламя устроенного им пожара.
— Эта тварь... ха-ха-ха! Я разорву ее в клочья вместе с ее красотой перед этим одержимым страстью безумцем! Он убил мою Хун Шао, поэтому я убью женщину, которая запала ему в сердце, чтобы впредь жизнь его была хуже смерти!
Яростный вой пронзил облака. Бушевавшие внутри Демона Меча неистовый гнев и ненависть достигли предела, стремясь вырваться наружу...
— Будьте осторожны, — напомнил окружающим Мо Си.
Тело Ли Цинцяня начало источать темную энергию, обвившую его подобно огромному черному вихрю. Приготовившись противостоять новому витку безумного разрушения, Мо Си сделал шаг вперед. Жезл Тунтянь в его руках ярко засиял. Остальные тоже приготовились к нападению, пытаясь понять, куда на этот раз полетят стрелы ярости разгневанного Демона Меча!
Но в этот самый момент в конце улицы раздался тихий вздох, похожий на тонкую струйку дыма:
— Стойте.
— …
Голос был невероятно приятным и мелодичным, так что, просто слушая его и даже не видя лица, можно было понять, что перед ними редкая красавица с прекрасными манерами.
Все пораженно повернули головы и расступились, пытаясь понять, кто же решил вмешаться в такой момент. В конце улицы стояла облаченная с ног до головы в тончайший белоснежный шелк женщина. Лицо ее скрывала легкая белая вуаль, а в руках она держала фиолетовый бамбуковый зонт из промасленной бумаги, защищавший от моросящего дождя, из которого она появилась, словно вышедшее из воды речное божество[5].
[5] 洛神 luòshén лошень «богиня Ло» — легендарная богиня реки, в которую превратилась утопившаяся в реке Ло прекрасная наложница; часто используется как поэтическая метафора для обозначения красивых женщин.
Зрачки Ли Цинцяня резко сузились.
Люди из резиденции Цзян были поражены:
— Госпожа? Почему вы здесь?
— Госпожа, здесь опасно! Если с вами что-то случится, как мы объясним это хозяину, когда он вернется?
— Если бы не послание из резиденции Юэ, я бы даже не узнала о таком серьезном происшествии, — ответила госпожа Цзян. — Как долго вы собирались скрывать это от меня?
С этими словами она неспешно пошла вдоль длинной улицы, в конце которой стоял Демон Меча Ли Цинцянь.
«Из резиденции Юэ?» — про себя удивился Юэ Чэньцин. — «Ах, наверняка это было послание от Четвертого Дяди».
Стоило подумать об этом, и в душе его родились чувства, которые сложно было выразить словами.
Люди называли Четвертого Дядю хладнокровным и безжалостным человеком, не отличающим хорошее от плохого, и неразборчивым в средствах для достижения поставленных целей. Юэ Чэньцин верил, что эти слова были ложью, однако, совершенно очевидно, что именно Четвертый Дядя отправил госпоже Цзян послание, в надежде, что ее появление остановит бесчинства разъяренного Ли Цинцяня.
Хотя это была наиболее эффективная тактика, но также сложно было отрицать, что этим поступком он буквально столкнул госпожу Цзян в огненную яму[6].
[6] 火坑 huǒkēng хокэн «огненная яма» — обр. в знач.: пучина страданий, геенна огненная, адские муки; метафора крайне несчастной и болезненной жизненной ситуации.
«Ради достижения своей цели Невежественный Бессмертный готов заплатить любую цену. К сожалению, даже если речь пойдет о жизни самого близкого человека, вряд ли он придаст этому хоть какое-то значение», — именно так в Чунхуа оценивали Мужун Чуи.
Юэ Чэньцин не любил это слышать. В глубине своего сердца он верил, что его Четвертый Дядя был рассудительным человеком и у него всегда были веские причины поступать так, а не иначе.
Однако даже он понимал, что подобный излишне рациональный подход по сути своей граничил с бесчеловечностью и жестокостью.
Госпожа Цзян остановилась перед Ли Цинцянем и спокойно взглянула на него.
— Ты... — огонь взметнулся в зрачках Ли Цинцяня. — Ты и есть Су Юйжоу?!
— Верно, это я, — ответила госпожа Цзян. — Ты искал встречи со мной ради мести за дела государственного советника из царства Ляо, верно?
Ли Цинцянь стиснул зубы.
— Да! Я должен увидеть... в конце концов, что у тебя за внешность, раз из-за нее так много девушек были похоронены заживо на Горе Плачущих Дев!
Наблюдавшие за ними люди думали, что госпожа Цзян станет отрицать эти обвинения, но та неожиданно промолчала и после паузы вдруг предложила:
— Раз уж ты так хочешь взглянуть на мое лицо, я покажу его тебе. Только...
— Только что?
— Есть кое-что, что я сначала хочу рассказать тебе наедине, — ответила госпожа Цзян. — Я могу сказать это лишь тебе. Никто другой не должен слышать мои слова. В конце концов, к другим людям это не имеет никакого отношения.
Ли Цинцянь закатил глаза, затем оглядел ее с головы до ног, будто пытаясь понять, не припрятан ли у нее на теле какой-нибудь магический инструмент. Наконец, он процедил сквозь зубы:
— Я не боюсь твоей лжи. Если попробуешь меня обмануть, я вырву твое сердце, разорву его пополам и съем...
— У меня с собой ничего нет, кроме этого зонтика, — сказала госпожа Цзян. — Вот только, боюсь, когда услышишь мой рассказ, твой разум не выдержит. Подумай хорошенько, хочешь ли ты этого.
Ли Цинцянь ошеломленно замер, а затем беззаботно расхохотался:
— Не нужно меня провоцировать! Говори уже и покончим с этим!
— Тогда подойди ближе, — сказала госпожа Цзян.
На глазах у всех Ли Цинцянь наклонил голову, а госпожа Цзян чуть наклонилась вперед. Под развевающейся на ветру вуалью ее губы зашевелились, произнося какие-то слова. Искаженное безумием и злобой лицо Ли Цинцяня вдруг застыло. Когда госпожа Цзян закончила говорить и вновь выпрямилась, окинув его все таким же невозмутимым взглядом, холодный свет в его глазах и выражение полнейшего потрясения на лице поразили наблюдавших за ними людей.
— Что она ему сказала? — тихо пробормотал кто-то.
— Не знаю...
Ли Цинцянь смотрел на госпожу Цзян так, словно только что увидел призрака. Смертельно побледнев, он отступил на шаг назад.