В главном зале дворца весело плясал на углях огонь. Два золотых зверя лежали рядом с жаровней, как обычно на все лады восхваляя государя:

— Удача государя безгранична, как Небеса!

— Долголетие государя не имеет границ!

Когда всех сопровождающих и слуг отослали, Мо Си остался наедине со странно побледневшим почти до мертвенной белизны государем, лежащим на кушетке.

— Ваше Величество.

— Печь[2], наконец-то ты пришел, — слабым голосом сказал император. — Задержись ты еще немного, и Мы[3] бы уже были мертвы.

[2] 火炉 huǒlú холу «огненная топка» — печь на угле, для обогрева жилища.

[3] 孤 gū указание на себя в третьем лице у князей и монарших особо: мы (-я), наш (-мой).

Мо Си: — …

Хотя император сильно преувеличивал, но в этом и заключался самый большой не подлежащий разглашению секрет Чунхуа — он был болен.

Человек, стоявший во главе целой нации, страдал от тяжелого недуга — всепроникающего холода[4].

[4] 寒彻 hánchè ханьчэ «проникающий [до костей] холод».

От этой болезни нельзя было исцелиться. Хотя она не несла прямой угрозы для жизни, но в течение одного-двух десятилетий, в зависимости от телосложения и здоровья, человек в возрасте от тридцати до пятидесяти лет оказывался полностью парализован. Другими словами, как бы тщательно император ни следил за своим здоровьем, но к пятидесяти с небольшим ему суждено было стать паралитиком.

Глядя на измученное выражение на лице государя, Мо Си вздохнул:

— Ваше Величество, прошу, отдохните, — сказал он. — Я сменю вас и помогу преодолеть холод.

Император настолько ослаб, что мог только кивнуть и без сил откинуться на подушки.

Приступ болезни всепроникающего холода сопровождался невыносимыми страданиями. Лишь заклинатели огненной природы могли ускорить бег крови и, изгнав из нее холод, возвратить пациента в нормальное состояние. Именно поэтому император иногда называл князя Сихэ «Печью».

Государь закрыл глаза, и Мо Си начал передавать ему свою огненную духовную энергию. Прошло довольно много времени, прежде чем его посиневшие губы, наконец-то, стали выглядеть просто немного бледными.

Не открывая глаз, он со вздохом сказал:

— Какое счастье, что ты здесь, иначе Нам пришлось бы страдать. Хотя у целителя Линя тоже огненное ядро, духовных сил у него намного меньше, чем у тебя, так что вряд ли ему удалось бы помочь мне преодолеть эту трудность в ближайшее время.

Золотой зверь возле жаровни тут же заголосил:

— Удачи выше Небес! Живите дольше, чем Южные горы!

Дважды хмыкнув, государь простонал:

— Какая еще удача и долгая жизнь? Чушь! Последние несколько месяцев приступы болезни участились. Неизвестно, сколько еще сможет выдержать это тело. Если о Нашем недуге станет известно двору… — он усмехнулся, — хе-хе, эти тигры и волки наверняка сон потеряют, обдумывая, как вытащить из Нас сердце и выжрать Наше нутро.

С этими словами он, наконец, немного приподнял веки и снова взглянул на Мо Си.

— Если такой день настанет, князь Сихэ, ты ведь будешь охранять подступы к Нашему дворцу?

Мо Си был не из тех, кто любит ходить вокруг да около. Он знал, что император пытается заглянуть в его сокровенные мысли, поэтому ответил прямо:

— Клятва Кары Небес уже принесена, какие еще сомнения остались у Вашего Величества на мой счет?

Император засмеялся:

— Мое величество болтает что попало. Это лишь пустые разговоры.

Но Мо Си прекрасно понимал, что этот человек не будет просто болтать.

Ему было тяжело занять столь высокое положение, и он все еще продолжал подозревать всех вокруг.

В прошлом родная мать императора подкупила придворного врача, чтобы скрыть тайну его болезни, но когда старый император был при смерти, этот вопрос снова всплыл. Размышляя о положении Чунхуа, ныне покойный государь переживал, что если во время правления его сына парализует, стране будет сложно избежать смуты и агрессии со стороны других стран. В какой-то момент он даже хотел лишить его положения наследного принца.

Но у почившего императора было не так много отпрысков: один сын и две дочери  — Яньпин и Мэнцзэ. Разжаловав на смертном одре своего единственного наследника, смог бы он назначить дочь в качестве императора?

Это было слишком бредовой идеей. Во всех двадцати восьми царствах никогда не слышали ни об одной нации, в которой правителем стала бы женщина.

Что касается сыновей его брата или усыновления других отпрысков мужского пола по линии Мужунов, почивший император все-таки рассмотрел их кандидатуры и, говорят, даже подумывал назначить новым наследником Мужун Ляня, но в тот момент состояние его здоровья резко ухудшилось, и он умер, так ничего не успев предпринять.

Никто не знал, почему перед смертью почивший государь вдруг собрался сменить наследного принца — при дворе бытовало мнение, что причиной странного решения стал помутившийся от болезни разум. На тех немногих, кто знал правду, была наложена самая ужасная магическая печать сохранения тайны, похоронившая секрет болезни нового императора глубоко в их сердцах.

Согревающее тепло огненного дыхания растекалось по телу государя, медленно рассеивая боль от всепроникающего холода.

Император закрыл глаза. Передохнув немного, он внезапно сказал:

— Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Печь, Гу Ман ведь уже какое-то время живет в твоей резиденции. Все в порядке?

— Да.

Государь снова замолчал. Когда Мо Си уже решил, что к этой теме он не вернется, тот вновь заговорил:

— Помнишь, как два года назад Мы отправили тебе послание с предложением решить, какое наказание назначить Гу Ману? Тогда ты был немногословен, но я заметил, что по возвращении твое отношение изменилось.

Мо Си не ответил, молча продолжая помогать императору справиться с внутренним холодом.

Государь не стал оборачиваться, чтобы взглянуть на него. Все так же апатично откинувшись на кушетке, он продолжил:

— Печь, Мы знаем, что раньше ты придавал очень большое значение вашей связи с этим человеком. Пока ты его не видел, думал лишь о том, как плохо Гу Ман обошелся с тобой, но стоило вам встретиться, и ты тут же вспомнил, что в прошлом он был твоим другом и братом по оружию. Я ведь прав?

Капли в водяных часах медленно падали вниз, отсчитывая время.

По мере того как холод рассеивался, скованное болью тело государя расслаблялось.

— На самом деле, ты до сих пор страдаешь, и Мы это видим, — вздохнув, резюмировал он.

— …

— Помня причиненное им зло, не можешь забыть его добрые дела. Страстно жаждешь его смерти, но стоит увидеть его кровь, и на сердце боль…

— Ваше Величество…

— Ох, но это же естественно для людей, — устало отмахнулся император. — На самом деле, в день, когда ты без колебаний принес клятву Кары Небес, чтобы защитить Северную Пограничную армию, Мы все поняли. В своем сердце ты до сих пор высоко ценишь вашу старую дружбу. Пусть тот штык-нож вошел в твое сердце, он не смог вырезать прошлое из твоей плоти и крови. На самом деле, в том, что ты предаешься ностальгии по старой дружбе, нет ничего плохого.

Как только яд болезни покинул его тело, государь сел на диване. Склонив голову, он начал приводить в порядок свою одежду. Постепенно в его чертах вновь начала проступать привычная упрямая своенравность.

Разглаживая складки на верхнем одеянии, император поднял взгляд и, прямо взглянув в глаза Мо Си, сказал:

— Тем не менее есть кое-что, что в этом случае Мы должны серьезно обсудить с тобой.

Мо Си замер на мгновение, прежде чем ответить:

— Вашему Величеству не стоит себя утруждать, я больше не испытываю к нему никакой привязанности.

Государь рассмеялся, а потом, не скрывая улыбки в голосе, сказал:

— Если бы ты и правда не испытывал к нему никакой привязанности, то не пришел бы просить мое величество за него, — сказав это, он взял со стола из красного сандалового дерева лежащий там браслет и начал медленно вертеть его в руке. — Ты не раздумывая отдал десять лет своей жизни, дав пожизненную клятву, чтобы защитить остатки брошенных им солдат. Несмотря на их ненависть к представителям твоего сословия, ты стал «отчимом» Северной пограничной армии, а теперь снова взял его под защиту... Разве это ненависть? Ты считаешь, что Мы глупы или слепы?

— …

Пряча улыбку, государь продолжил:

— Что-то другое для Нас не имеет особого значения, но Мы хотим напомнить тебе, что Гу Ман виновен в измене, а это преступление, за которое положена смертная казнь. То, что мое величество сохранило ему жизнь, никак не связано с желанием уберечь чью-то репутацию. Этот человек жив лишь потому, что все еще может быть полезен, — в процессе всей речи он пристально смотрел в лицо Мо Си. — Гу Ман — преступник, совершивший непростительное злодеяние, которому не может быть оправдания. Все граждане Чунхуа мечтают своими глазами увидеть, как ему отрубят голову. Если настанет день, когда Мы поймем, что не можем использовать или контролировать Гу Мана, мое величество без колебаний отдаст приказ убить его.

При этих словах ресницы Мо Си слегка дрогнули.

— Когда этот день настанет, Мы не желаем увидеть, что твое сознание помутилось настолько, что ты готов встать рядом с Гу Маном.

На этот раз Мо Си не стал отвечать прямо, предпочтя сохранить молчание.

Заметив это, государь чуть приподнял бровь:

— Князь Сихэ, если у тебя есть какие-то мысли на этот счет, лучше сразу озвучь их Нам.

— Ничего важного, — ответил Мо Си.

— Точно?

— Он совершил преступление — это бесспорно.

— Ох, ну почему ты такой скучный? — хотя ответ князя Сихэ полностью удовлетворил его, государь все же почувствовал некоторое разочарование. — Ты мог хотя бы чисто символически молить о снисхождении, чтобы Мы могли отклонить твою просьбу, ты стал бы умолять вновь, Мы бы снова тебе отказали, ты стал бы настаивать, Мы бы могли выйти из себя, тогда бы императорский двор малость ожил и перестал походить на унылое болото…