— Другую ногу.

Чуть приподняв бровь, Мо Си отрезал для него вторую гусиную ногу, а затем, не обращая внимания на то, слушал ли его собеседник, продолжил рассказывать свою историю.

— Он сорвал с дерева немного ягод.

Гу Ман вновь поднял голову, уставившись на него совсем как в прошлый раз.

Мо Си поджал губы:

— Больше нет. У гуся всего две ноги. К тому же ты еще не доел ту, что у тебя на тарелке.

— Ягоды и правда очень вкусные, — вдруг ни с того ни с сего заявил Гу Ман.

— …

Какое-то время Мо Си задумчиво разглядывал его, прежде чем сказал:

— Ты прав, ягоды вкусные. Тот человек тоже очень любил ягоды и часто тратил много времени на то, чтобы забраться на дерево и их собрать. Он утверждал, что собранные руками по вкусу отличаются от тех, что сбиты магией, как небо и земля... Он научил меня готовить жареного гуся. Ингредиенты были очень простыми. Кроме самого гуся, требуется лишь соль и горсть свежесобранных плодов.

— Есть надо вместе с плодами? — спросил Гу Ман.

— Нет, ими набивают очищенное гусиное брюхо, затем связывают гуся ветками и жарят над костром на сосновых поленьях и ветках дикой сливы, — ответил Мо Си. — Мы сидели у костра, он время от времени подбрасывал ветки, дожидаясь, пока гусь не станет золотистым, а потом посыпал его солью. Сняв его с вертела, он вытащил из брюха ягоды и сказал, что жаркое готово и пора приступать к еде. Тогда еще он предупредил меня, что нужно быть осторожнее, если буду есть сразу.

— Осторожнее с чем?

— Так долго наблюдая, как гусь на костре становится хрустящим и золотистым, как с него капает жир, чувствуя аромат жареного мяса, волей-неволей ужасно проголодаешься и попытаешься сразу же нетерпеливо откусить кусочек, — легко ответил Мо Си, — и в итоге неизбежно обожжешь язык.

— Ты обжег язык?

— С чего вдруг? — взгляд Мо Си затуманился. — Зато ты…

Гу Ман обглодал голень, потом облизал пальцы и губы:

— Смотри, я тоже не обжегся.

— Я не это имел в виду. Забудь, не важно. Сделай вид, будто я ничего не говорил.

И Гу Ман просто продолжил есть. В одиночку съев половину гуся, он впал в оцепенение, глядя на оставшуюся часть тушки, висевшую над жаровней.

— Наелся? — спросил Мо Си.

Гу Ман кивнул.

Мо Си показалось это странным. Учитывая немалый аппетит этого человека, как он мог наесться половиной гуся? Но прежде чем ему удалось обдумать эту мысль, Гу Ман спросил:

— Твой старший собрат по оружию, как его звали?

Одна эта фраза, словно стрела, пронзила его сердце.

Мо Си резко поднял голову и встретился глазами с Гу Маном.

Когда Гу Ман спросил об этом, в его ясных глазах читалось неприкрытое любопытство. Под этим искренним взглядом Мо Си почувствовал, как его сердце болезненно заныло.

«Гу Ман… ты в самом деле притворяешься?

А если притворяешься, то как можешь быть таким спокойным…»

— Этот человек, — Мо Си запнулся. — Его звали…

«Как его звали?»

Всего лишь два слова, но они ни в какую не желали выходить из его рта. Это имя застряло в горле Мо Си словно рыбная кость. Прежде он так часто произносил эти два слова, но теперь они превратились в осколки воспоминаний о былой нежности, которые, вонзившись в его сердце и легкие, кровоточили, причиняя невыносимую боль.

Он не мог произнести имя Гу Мана, но от душевных страданий уголки его глаз покраснели.

Мо Си резко отвернулся, тон его голоса сделался более грубым и ожесточенным, чем прежде.

— Зачем спрашиваешь? Тебе-то какое дело?

Гу Ман: — …

Когда наевшийся Гу Ман ушел, взгляд Мо Си упал на сливовый соус, который все это время стоял рядом с локтем Гу Мана. Во время трапезы он так и не рассказал Гу Ману для чего он нужен, поэтому тот остался совершенно нетронутым и полностью забытым.

Мо Си закрыл глаза и будто наяву услышал знакомый голос…

— Братишка, есть жареного гуся просто так не интересно. Попробуй этот кисло-сладкий сливовый соус. Макни в него хрустящую корочку и кусай… Ммм! — в голосе ясно слышалась улыбка. — Так вкусно, что язык проглотить захочется.

Даже сейчас Мо Си мог четко припомнить каждую деталь того дня: бескрайнее белоснежное поле, слегка раздуваемая ветром зола, мерцающие искры и колышущееся пламя костра.

А еще Гу Ман, который тогда сидел рядом с ним, улыбался и возился с сосновыми ветками.

Гу Ман повернул голову и черты его лица осветило теплое оранжевое пламя. В тот момент его черные глаза вдруг стали такими глубоким и яркими.

— Давай, попробуй мой кусочек. Я уже обмакнул его в соус из зеленой сливы.

— И как тебе, вкусно или в рот не возьмешь?

— Ха-ха-ха, конечно вкусно! Когда это твой братец Гу Ман тебе врал? Просто небо и земля. Я ведь от всего сердца предлагаю. Никогда не было такого, чтобы я обманом завлекал людей.

Мо Си непроизвольно сжал кулаки, глубоко вонзив ногти в плоть.

В этот раз он намеренно очень мелко нарезал жареного гуся и потом специально отвлекал Гу Мана разговором, зная, что поглощенный едой и беседой одновременно, человек может легко потерять бдительность.

Прежде, когда Гу Ман ел поджаренного гуся с хрустящей корочкой, то каждый кусочек обязательно обмакивал в кисло-сладкий сливовый соус. Даже забывшись и уже откусив кусок без подливы, он все равно возвращал мясо в соусник, прежде чем снова начать есть. Такова была его давно укоренившаяся привычка.

Мо Си предположил, что если Гу Ман притворяется, то ему будет сложно есть, слушать его и сохранять бдительность, не раскрыв себя в мелочах. Скорее всего, Гу Ман хоть раз, но по привычке обмакнул бы мясной кусочек в соус.

Но он этого не сделал.

Похоже, Гу Ман просто не знал, для чего был нужен этот замерзший сливовый соус, поэтому тот остался таким же нетронутым, как тогда, когда Мо Си только поставил его на стол. А вот надежды, которые Мо Си связывал с ним, полностью исчезли.

Он стоял в зале. Снаружи бушевала метель, но от накрытого для застолья стола внутри натопленного зала исходил куда более пронзительный холод.

Он и сам не понимал, почему вдруг внутри него поднялась такая сильная обида, но не в силах справиться с зудящей внутри ненавистью, он внезапно перевернул стол со всем, что на нем осталось! Когда Ли Вэй прибежал на шум, то застал стоявшего у окна совершенно опустошенного Мо Си, который, закрыв лицо руками, низко опустил голову. Казалось, вместе с утраченной надеждой, он лишился и всех жизненных сил.

— Ваша светлость…

— Прочь!

— Мой князь, почему вас настолько волнует, помнит он прошлое или притворяется? Ведь, по сути, результат все равно такой же, зачем тогда  беспокоиться…

Нет, не такой же.

Гу Ман, которого он хотел, Гу Ман, которого он ненавидел, старший брат по оружию Гу, перед которым он преклонялся, — он должен быть цельной личностью. Только так они могли конкурировать на равных, противостоять друг другу и в сражении разрешить свои противоречия.

Только так он мог бы дать выход своему гневу и ненависти из-за его предательства, только так у него было бы хоть что-то, к чему стремиться. Только так он мог получить утешение от свершившейся мести и надежду на будущее.

А не это бессилие, словно пытаешься ударить хлопок. Можно было ненавидеть, возмущаться и обижаться, но уже никогда он не сможет по-настоящему дать выход этим чувствам.

— Ваша светлость! Ваша светлость! — в этот момент в зал внезапно вбежал юный слуга. Ли Вэй тут же обернулся к нему, многозначительно поиграл бровями и беззвучно прошептал: «Чего ты орешь? Не видишь, что князь Сихэ не в настроении?!».

Юный слуга выглядел так, будто попал между молотом и наковальней. Замешкавшись на мгновенье, он все же склонил голову и доложил:

— Ваша светлость, посланник с приказом от его величества здесь, ожидает вас снаружи.

Мо Си слегка наклонил голову и, сдвинув похожие на мечи брови, переспросил:

— Посланник с приказом?

— Да, — юный слуга судорожно сглотнул. — Это очень срочно! Он сказал, что вы нужны его величеству из-за… того самого важного дела, поэтому он должен немедленно увидеть вас!

Автору есть что сказать:

Гу Манман: — Почему мы едим жареного гуся? Почему нельзя поесть жареной утки[1]?

Мо Си: — Какая еще жареная утка? Разве нельзя быть чуть менее вульгарным и не таким прямолинейным?! Может, поучишься сдержанности у нашего соседа Чу Ваньнина?

Гу Манман: — Тогда, может, ты поучишься пылкости в постели у нашего соседа Сукина Сына?

Мо Си: — Нет! Не приплетай ко мне этого неуча!

Гу Ман: — Тогда и ты ко мне не приплетай[2] этого мертвого цундере! Я скажу тебе, что будет, если я поучусь у него! Нет, лучше я тебе покажу, каким после этого станут все наши разговоры!

*Ниже маленький спектакль после того, как Гу Ман поменял свой темперамент*

Мо Си: — Иди есть.

Гу Ман: — Кем ты себя возомнил, что смеешь так разговаривать со мной?

Мо Си: — Ты будешь есть или нет?

Гу Ман: — Не буду! Забирай свою еду и проваливай!

Мо Си: — Ты ведешь себя глупо!

Гу Ман: — Наглец!

Мо Си: (ледяной взгляд)

Гу Ман: (ледяной взгляд)

Мо Си: — …

Гу Ман: — …

И еще сто глав по кругу — «...», а потом еще сто они холодно смотрят друг на друга…

Конец новеллы.

[1] 脆皮鸭 cuìpíyā цуйпия «утка на гриле» — звучит похоже на 操屁眼 cao piyan цао пиянь «ебать в зад/пердящий глаз».

[2] 混为一谈 hùn wéi yī tán — ставить на одну доску (что-л. с чем-л.); смешивать/валить в одну кучу (разные вещи, понятия).

Глава 46. Мой черед тебя сковать

Как только слуга сказал про «то самое важное дело», Мо Си тут же понял о чем речь…

У Чунхуа была невероятно шокирующая тайна — во всей стране, наверное, насчитывалось не больше пяти человек, которые знали о ней.

И князь Сихэ был одним из таких посвященных.

Прорвавшись сквозь бушующую метель, он прибыл во дворец Цичэнь[1] и проследовал за слугой вглубь личных покоев государя.

[1] 栖辰殿 qīchén diàn «дворец/зал Приют Пятерки [чэнь], где 辰 chén — пятый циклический знак из двенадцати: знак Дракона, символизирующий императора, музыкальный ряд, год Дракона, месяц (третий по лунному календарю) и время (от 7 до 9 часов утра); счастливая пора, удачное время.