— И думаешь, ты сможешь все починить?

— Я увидел проблему и донес ее до администрации. Но там не те люди, кто знает, как ее решать.

— А какие они люди? — спросил Мос.

— Мягкие, — ответил Филип. — Они мягкие.

— Так, может, это не твоя задача, найти самого крутого говнюка во всем городе и сделать своим врагом?

— Так это устроено, Мос. Если не встать, то и никто не встанет.

— Не знаю, что за гребаные личные проблемы ты прорабатываешь, — сказал Мос, — да мне и пофиг. Говорю тебе как твой начальник, мы не будем лезть в местные драмы. Мы просто проводим тут время, пока не сможем вернуться в Альфу к Дьесисьете.

— А если я скажу тебе отвалить? Если скажу, что твои правила больше не действуют и я делаю, что хочу, а, Мос? Если я такой же, как Сандро, что ты сделаешь? Как ты меня остановишь? Мы ведь оба знаем, что за тобой больше нет профсоюза, и не стоит путать меня с мягкотелыми местными, койо.

Мос нахмурился, и на его щеках появились морщины.

— Ты перешел черту, Нагата, — ткнул он пальцем в грудь Филипа. — Ты перешел все границы.

Но потом он ушел. Что еще ему оставалось? Филип повернулся к резервуарам. Нужно установить их и стены обратно, пока не пришла буря.

Филип шел сквозь ливень. При низкой гравитации дождь стекал вниз достаточно медленно, и капли соединялись друг с другом, превращаясь в тяжелый туман, пронизанный водяными шарами. Где-то за облаками садилось солнце. Филип мог догадаться об этом лишь по тому, как медленно темнел мир вокруг.

Площадь не была пуста. Стены нескольких зданий откидывались, образуя навесы, под которыми люди могли сидеть в непогоду. Лужицы света, как на фотографиях уличных ларьков на планетах, где Филип никогда не был. Он прошел мимо места, где расчленили монстра. Следов крови не было видно даже вблизи, но ему показалось, что он почуял что-то странное, вроде запаха перекаленного железа.

К тому времени как Филип дошел до здания администрации, он насквозь промок. Он постучал в дверь, и голос Нами Вэ пригласил войти. За несколько часов, что Филип отсутствовал, металлический стол вынесли и поставили в круг несколько стульев. Походило на встречу очень маленькой группы поддержки.

Левард сидел спиной к двери. Напротив него, расставив ноги и положив руки на спинки соседних стульев, расположился Сандро. Нами Вэ снова стала профессиональной, улыбающейся и любезной. Филип с удивлением понял, что ему жаль видеть это.

— Привет, Нагата, — сказал Сандро.

— Здоров, Сандро, — отозвался Филип и перевел все внимание на Нами Вэ. — Ты хотела меня видеть?

— И благодарю за то, что пришел, — сказала она, жестом приглашая его на свободный стул. — Есть кое-какие вопросы относительно того, что сегодня произошло. Я надеялась, ты поможешь нам, рассказав, что помнишь.

Сандро с полуулыбкой повернулся и посмотрел куда-то между Филипом и Левардом. Левард скрестил руки и крепко прижал их к груди.

— А, ну да, — сказал Филип. — Конечно.

Он снова все рассказал. О Леварде, каре, толчке. Джексон, которая пришла на подмогу. Во время рассказа он не смотрел ни на кого из них, но и не опускал голову. Просто сосредоточенно смотрел в одну точку на стене. Закончив, он передернул плечами.

— Понятно, — сказала Нами Вэ. — Не совсем то, о чем говорил ты, Левард, да?

— Это было нападение, — заявил глава научной группы. — Какая разница, сколько раз меня ударили? На меня напали.

— Может быть, а может, и нет, — вмешался Сандро. — Ты когда-нибудь дрался, Нагата?

Филипа как будто окатило волной холода. Даже гул дождя стал тише.

— В каком смысле?

— Ты когда-нибудь дрался? Когда-нибудь видел, как человек на самом деле пытается покалечить другого? Сейчас ты видел, как несколько ребят повздорили. Даже распустили руки. Но если ты никогда сам не дрался, то мог спутать. Увидеть то, чего в действительности не было.

— Мне доводилось драться, — ответил Филип, но тихо, и слова Нами Вэ заглушили фразу.

— В любом случае, — сказала она, — совершенно ясно, что он перешел черту. И мы все знаем, кто в этом участвовал, то есть, теперь вопрос в том, что делать дальше. Сандро, это твоя группа. Они должны поступить правильно.

Филип заметил радостное возбуждение в глазах и уголках губ Сандро.

— Ага, ладно. Заставлю их извиниться. Не сомневайся.

— И верните тележку, — напомнила Нами Вэ.

— Если ему нужна тележка, пусть заберет.

— А ты, Левард? — спросила Нами Вэ, поворачиваясь к главе научной группы. — Думаю, для города будет полезно, если ты и кто-нибудь из твоей группы поможете со строительством укреплений.

Филипа снова окатило холодом.

— А как насчет голосования? — Все три пары глаз обратились к нему. — Мы голосовали за переезд. Как же голосование?

— Да, — согласился Левард и широко махнул рукой в сторону Филипа. — Вот именно.

— Уже поздно, — заявила Нами Вэ. — Левард? Ради города.

— Мы дадим тебе легкую работу, — сказал Сандро. — Тебе понравится.

Левард сжал тонкие, без кровинки, губы, молча встал и ушел. Когда дверь закрылась, Сандро хмыкнул. Он победил и знал это. Филип тоже это знал.

— Тебе нужно держать свою команду в узде, — говорила Нами Вэ где-то справа от Филипа. Голос слышался будто издалека. — Нам отчаянно нужно, чтобы все в сообществе работали заодно.

— И будут, — ответил Сандро. — Пока мы делаем то, что надо, они будут работать, не сомневайся.

Филип встал, заставил себя кивнуть им обоим, и вышел. Что-то с ним не так, он не мог понять что. Это было немного похоже на тошноту и немного на головокружение. Однако это что-то другое. И хотя у этого ощущения не было названия, Филип был с ним знаком. Он испытывал это раньше.

На площади осталось уже меньше зданий с поднятыми защитными ставнями. Дождь становился прохладнее и слабее. Филип прислушался сквозь него к песне монстров, но шум ливня все заглушал. Если подступают проблемы, кто-то должен это предупредить. Если не случилось сейчас, значит, скоро произойдет. С каждой мирной ночью следующая становилась опаснее. Это Филипу тоже казалось знакомым.

Мос сидел у себя на койке. Комбинезон до пупа расстегнут, глаза красные, затуманенные. Даже если бы не несло спиртным, Филип понял бы, что он пьян. Наконец-то Мос добрался до дистиллятора, собранного каким-то предприимчивым будущим богачом. Филип сел на свою кровать, прислонился к стене.

— Тебе нужно полотенце, Нагата, — сказал Мос, а когда Филип не ответил, достал из кармана стальную фляжку. Потянулся и положил на кровать у ног Филипа. — Тут один биохимик делает джин. Ну, конечно, не настоящий, но вроде того. Неплохой. Правда, тоника нет, но и так... — Он потряс головой, подбирая нужное слово. — И так сойдет.

— Спасибо, — ответил Филип. Голос прозвучал как чужой.

Мос сцепил пальцы вместе, а потом посмотрел на них, как на головоломку, которую пытался решить.

— Я, эм-м... я хотел извиниться. Ты же знаешь, стараюсь держаться, но всё это... Из-за этого я стал хуже, чем был, понимаешь? Просто все из рук валится.

— Ничего страшного.

— Отрицание. Это так называют, да? Это просто... Я не могу... — И он захрипел. То ли смех, то ли плач, или просто начавшаяся гипервентиляция. Филип ждал и смотрел, как белеют костяшки пальцев Моса, из которых как будто выжата кровь. Спустя некоторое время хрипы утихли. — Никто не придет. Ни шаттлы, ни корабли. И врат больше нет. И что бы ни произошло в Альфе, они к этому времени хоть радио бы включили. Только мы и остались. Мы и этот дерьмовый город.

Это было правдой. Уже давно было правдой. Странно только слышать, как Мос говорит это вслух, признает секрет, и так известный обоим.

— Это только делает все более важным, — заметил Филип.

— Если слишком много об этом думать, невозможно работать. Я снимаю зажим крепления, а сам думаю — вдруг сломаю? Новый больше взять негде. Я боюсь, что испорчу деталь, а потом окажется, что нам без нее никак. Чтобы все это действовало, миллион объектов должны работать как надо. Чтобы все развалилось, достаточно одного отказа.

Филип открыл фляжку и сделал глоток. Непохоже на джин, но неплохо. Он отер рукавом горловину фляжки и подал ее Мосу. Чтобы взять ее, тот расцепил руки. Там, где были стиснуты пальцы, на коже остались следы. Филип наблюдал, как при глотках дергается его кадык. Мос почти ничего не оставил.

— Одна деталь, — проговорил Мос. — Одна поломка, и мы все умрем. Сегодня все живы, а после раз — и покойники. И никто даже не поймет, что случилось.

— Может быть и хуже.

Взгляд Моса медленно пополз вверх, пока не нашел Филипа. Дождь снаружи закончился, и какие-то местные насекомые начинали перекликаться, как компрессор, работающий с перебоями. Филип посмотрел на соседа, а когда заговорил, это словно был голос холода у него внутри.

— Меня вот что пугает, Мос. Нет, не то, что мы облажаемся и подохнем. То, что мы все испортим, но не умрем. Что случится, если мы все погубим и останемся жить? Для нас что-то кончается, это точно. Может быть, для нас что-то и начинается. Можем, мы создадим здесь новый мир. Новый мир, каким раньше была Земля. Будут сотни поколений. Миллиарды человек, чья жизнь зародится здесь. А мы все погубим для них.

— Я не понимаю.

— Как все будет, если мы станем действовать так, как люди всегда? Творить то же дерьмо. Позволять взять власть таким же лжецам и головорезам. Выбирать все те же легкие пути. Мириться с тем же лицемерием. И тогда здесь все превратится в то же дерьмо, как то, что привело нас сюда. Вот что хуже. Понимаешь? Как по мне, это хуже.

— Я хочу только, чтобы ты знал — я так сожалею о том, каким был, — сказал Мос. Он, казалось, был сбит с толку новым направлением разговора. — Я стараюсь взять себя в руки, но это все равно вылазит наружу.

— Теперь все такие, — ответил Филип. — И я тоже сожалею о том, каким был. Обо всем.

Тогда Мос разрыдался. Это были уже не хрипы, а протяжные мучительные рыдания. Филип сел рядом с ним, положил на плечи Моса мокрую руку и держал его, пока горе накатывало и отступало. Он дал Мосу скользнуть в постель, укрыл одеялом, и тот почти сразу уснул. Филип уничтожил остаток спиртного, закрыл флягу и оставил ее на своей подушке, как спящую.