Внутренний враг Флегонт Георгиевич не отпирался: да, это он ходатайствовал перед главком, чтобы эту четверку оставили у него, да, это он временно поселил их в красном уголке… На все вопросы отвечал «да». Это чекистам понравилось. Не понравилось только то, что он якобы не подозревал, что эти четверо – подпольная террористическая организация, приспешники мировой системы империализма. За это его били мокрым полотенцем по лицу до тех пор, пока не добились сотрясения мозга, потом дали голому поостыть на холодном цементном полу. После пяти часов «холодильной камеры» он охотно подписывал все, что ему подсовывали.

Отделался он легко: пятнадцать лет лагерей и десять лет поражения в правах. Полученное образование ему очень и очень пригодилось – на Колыме он валил все тот же лес.

За несколько месяцев до смерти Сталина окончился его лагерный срок, но на поселение его оправили только в пятьдесят пятом году. Сначала пил беспробудно, а потом встретил Дашу, выходил ее, они поженились, а первое, что он сделал, когда они приехали в наши края, добровольно лег в психиатрическую клинику с целью вылечиться от алкоголизма. С тех пор алкоголя в рот не берет.

Хозяйка

Дарья Архиповна по жизни своей высоких постов не занимала. Окончила она семь классов, а вскоре село Яблоневое заняли фашисты. Спряталась она на окраине села у дальней родственницы, на улицу не показывалась. А если выгоняла нужда, в старую грязную фуфайку рядилась, старым платочком по самые глаза завязывалась, да щеки пеплом вымарывала. В центр села не ходила, а на окраине – где бочком, где огородами, чтобы солдатам на глаза не попасться. Картошки или брюквы накопает, хворосту из посадки принесет, да и опять в хату.

А вот ее однокласснице, Ганне, не повезло – впала она в глаз одному фашисту. Тот выследил, в какой хате девка прячется, да и пришел вечерком с двумя такими же. Бабку с дедом в сарае заперли, а сами до утра Ганку к взрослой жизни приучали. Хотела Ганка руки на себя наложить, да что-то удержало ее. Может, шмат сала да буханка хлеба с двумя кусками сахара, что ей ночные гости оставили, может еще что… Короче, не только жива осталась, а со временем еще и во вкус вошла. Стала в открытую по селу ходить. Одеваться получше стала. Вражеские солдаты себя цивилизованными считали – то продуктами с ней за услуги расплачивались, то рейхсмарками. Она же в свою очередь, стала расширять спектр своих услуг – стала доносить на односельчан, кто что от них из своего прошлого скрывает, кто что у них подворовывает. Виновных фашисты наказывали по всей строгости военного положения, а Ганка все пышнее становилась да смелее. А когда пришла Советская армия, Ганка с немцами сбежала.

Да видно, не нужны были отступающим немцам предатели и проститутки, бросили они где-то Ганку по дороге, пришлось той домой возвращаться. Конечно, не в свое село. Нашла она в тридцати километрах дальних родственников, ничего о Ганкиных похождениях не знающих. Может, и дожила бы Ганка себе в тиши до глубокой старости, если бы не случай, которых свел ее с Дарьей. И случай-то простой: встретились две женщины на перроне вокзала, сделали вид, что не узнали друг друга, да и разъехались в разные стороны.

Только Ганка шустрой оказалась: пока Дарья на элеватор документы отвозила да назад возвращалась, было подброшено в компетентные органы письмо без подписи, где очень-очень подробно описаны «подвиги» Ганки с указанием фамилий наказанных фашистами людей, количество обслуживаемых немецких клиентов и прочее. Только вместо Ганкиной фамилии там Дашина стояла. Вернулась Дарья домой, а ей не дали и в хату войти.

Доказать Дашину невиновность можно было за день-два, но не пошел на это молодой следователь. Поставил вопрос так: или Даша его утешает, или на Колыме лес валит. Так Дарья Архиповна попала на Колыму.

Как и Флегонт Георгиевич, работала на лесоповале, да только произошел с ней несчастный случай – развалился штабель, ударило ее бревном по голове, провалило череп. Товарки уж думали, что не выживет, ан нет, выжила, невзирая на отсутствие нейрохирургов для обслуживания политзаключенных. Кто уж и как сжалился над нею, но досрочно перевели ее на поселение. Все равно поведением неадекватна и к лесоповалу непригодна. Там и подобрал ее Флегонт Георгиевич, выходил, более-менее к нормальной жизни вернул. У таких же, как сам, заключенных, бывших врачей, вызнавал методы лечения и лекарства доставал. Короче, выпестовал себе жену, хоть и «припадочную».

Пропавшая

контрольная

Припадки у Дарьи Архиповны действительно случались, но редко и они не были страшными. Закричит, бывало, хозяйка среди ночи, потом возня с минуту-другую, вслед за ним – всхлипывание и вновь тишина…

Однажды в декабре уезжал Флегонт Георгиевич в командировку на два дня и одну ночь. За дневное время хозяин не беспокоился, а вот ночь вызывала у него некоторые опасения. Дело в том, что припадки с хозяйкой случались исключительно ночью, когда ей, вероятно, снилось что-то нехорошее. Решил хозяин себя подстраховать. Подозвал к себе Георгия Денисовича и говорит:

– Сегодняшнюю ночь будешь сторожить Архиповну. Вот тебе две таблетки. Одна из них про запас. Если она схватится среди ночи и начнет кричать, ты любым способом затолкай одну таблетку ей в рот и придержи, чтобы она эту таблетку проглотила. Лекарство очень сильнодействующее – буквально через минуту она затихнет и заснет. Вот и все.

Инструкция была предельно простой, поэтому Георгий заверил, что, в случае чего все будет исполнено без изъянов. Хозяин уехал.

День прошел без приключений, из важных событий была лишь контрольная работа по алгебре в восьмом классе. К этой контрольной особо готовились и дети, и Георгий Денисович. Как раз к этому времени были восполнены все пробелы, вызванные недостатками в преподавании математики в прошлом году – класс вышел на прямое выполнение программы.

Георгий взял тетрадки домой – и ему, и детям хотелось как можно быстрее узнать результаты. К десяти вечера проверка была закончена, оценки выписаны на отдельный листочек. Георгий решил, что завтра он проведет вместо геометрии алгебру – работа над ошибками должна завершить огромный по сложности и напряженности этап его работы. До одиннадцати они с Дарьей Архиповной посмотрели телевизор, после чего разошлись по своим комнатам и улеглись спать.

В два ночи Жора проснулся от страшного крика. Он включил свет и увидел, что его хозяйка с искаженным лицом бегает по комнатам, сметая все на своем пути и натыкаясь на стены. Она истошно кричала: «Огонь!.. Горит!.. Туши!..» Он рванулся к тому месту, где оставил таблетки, но Дарья Архиповна там уже побывала. Роясь в осколках перебитых стаканов, блюдец и чашек, Жора с трудом разыскал одну из двух нужных таблеток. Грохот стоял сразу во всех комнатах. Пока он вставал, хозяйка обнаружила входную дверь, открыла засов и исчезла в снежной ночи.

Времени терять было некогда. Как был Жора в трусиках, маечке да в домашних тапочках, так и ринулся за хозяйкой. Догнал только в полукилометре от хаты, в поле. Не думайте, что Дарья Архиповна ждала его с открытым для принятия таблетки ртом. Дважды она отшвыривала Жору в сугробы, он вставал, снова догонял. С третьего захода он запрыгнул ей на спину, на ощупь воткнул ей в рот таблетку и зажал его ладонью. Еще две минуты хозяйка пыталась сбросить Жору со спины. Если вы видели когда-нибудь в передачах типа «Клуб кинопутешественников» или «В мире животных», как объезжают мустангов, то вы можете получить достаточно точное представление об этой картине.

Но через две минуты, как и обещал Флегонт Георгиевич, таблетка подействовала, Дарья Архиповна упала на снег и заснула.

А теперь представьте эту картину: огромное снежное поле, звездная морозная безветренная ночь, у подножия небольшого сугроба безмятежно спит немолодая женщина в ситцевой ночной сорочке, рядом торчит на одной ноге двухметровый фитиль в трусиках, маечке и одном тапочке – второй был потерян в ходе неравной борьбы. В полукилометре угадываются очертания погруженного в сон села, только в одной хатке светится три окошка да прямоугольник открытой настежь двери. Тишина, только где-то далеко на краю села время от времени начинает брехать слишком усердный пес…

Вес хозяйки был по тем временам чуть-чуть за сто, Жорин вес едва дотягивал до восьмидесяти. Если вы думаете, что сей герой взял несчастную даму на руки и бережно понес к дому, то вы несколько переоцениваете его физические возможности. Он снял с себя майку, укутал нею ноги женщины, чтобы она их не поранила, взял ее под мышки и поволок по направлению к хате.

Это был нелегкий труд. Три или четыре раза он останавливался и думал, что это уже все, предел, больше – ни сантиметра. Но мороз напоминал ему о несколько экстравагантном для зимы наряде, снег начинал примерзать к пяткам (второй тапок скользил по снегу, пришлось и его сбросить), он вновь подхватывал спящую хозяйку под мышки и пропахивал ее ногами глубокую борозду в слое снега. Физическое напряжение его согревало, от тела шел парок, но таяли силы…

Так или иначе, но больная была доставлена домой и с превеликим трудом уложена в постель. Выстуженная хата не способствовала ее выздоровлению – Жора в спешном порядке растопил дровами печку и принялся наводить в хатке порядок: подвесил оборванный карниз, поставил на место сдвинутую мебель, подмел осколки всего, что было разбито, расправил самотканые половички… К шести часам утра в хате было относительно тепло, порядок если не был идеальным, то приближался к оному. Жора пошел в свою комнату.

Злая сила разбуженного подсознания руками Дарьи Архиповны смела со стола все, что на нем находилось. Среди разбросанных бумаг красивым веером лежали одноцветные тетрадки для контрольных работ восьмого класса Яблоневской восьмилетней школы и впитывали в себя последние капли перевернутого пузырька с чернилами (шариковые ручки в те времена еще не получили широкого распространения). Наводя порядок у стола, Жора с удивлением отметил, что ни капли из ста миллилитров чернил не пролилось на пол или на половичок – весь чернильно-гидравлический удар был принят на себя тетрадками.