Я сняла книгу с полки. Том был толстый и переплетен темно-зеленой тканью с золотой русалкой. Я пролистала страницы, догадываясь, что это своего рода рецептурная книга. Мертензия записывала составы и способы приготовления различных смесей, добавляя пометки, когда совершенствовала рецепт. Между страницами лежали обрывки бумаги, списки белья и записки от миссис Тренгроуз, несомненно, отброшенныe в сторону, тут же забытые при лихорадочном приготовлении новых порций зелья. Я наскоро пробежала их, когда наткнулась на лист дешевой бумаги c названием едва ли респектабельного отеля для женщин в Лондоне. Приветствия не было, и текст начинался с середины абзаца. Первая страница была потеряна, но я сразу же узнала этот живой почерк:
... почему я так ужасно отчаялась. Не могу описать тебе ужас этого места. Жуки в кроватях и мухи в ванной, и, о, Мертензия! Насколько легче я могла бы вынести это, если бы ты была здесь. Помнишь веселые времена в школе? Несколько коротких месяцев, самое счастливое время, что я когда-либо знала, благодаря твоей дружбе. Комки в каше и еще больше комков в кровати - ничто, когда я слушала твои истории о Сaн-Маддерне! Русалки, великаны и пикси - я их всех помню, все, что ты мне рассказывала. Как я завидовала тебе, моя дорогая: назвать такое место своим домом. Я думала, что ничто в мире не может быть прекраснее, чем жить в этом замке, хотя бы знать, что подобное великолепие существует где-то в мире. Я не должна тебе этого говорить, милая Мертензия, но мне страшно и грустно думать о будущем. Мне не нужно воображать; я знаю так же ясно, как если бы это была картина, которую кто-то нарисовал и повесил на стену. Я состарюсь в гувернантках, каждый год худея и грустя, торопясь выполнять приказы других. Никогда не имея собственного домa, ни мужа, ни детей, ни одного дюйма земли, которая принадлежит мне. Ничего моего, кроме полки с книгами и горстки платков. Какая пустынная мысль! Я знаю, что должна следовать своей судьбе, как Андромеда к Кракену, готовая быть прикованной цепью к скале и ждать моей гибели. Но нет никакого героического Персея, который спас бы меня. Я сама должна сломать свои собственные цепи. Мертензия! Ты мне поможешь? Ради нашей дружбы, я напоминаю тебе обещание, которое ты дала ...
Письмо на этом остановилось, следующих страниц я не нашла.
- Это восхитительно, - выдохнула я. Я прочитала письмо Стокеру, пока он ковырялся в склянках и банках на полке.
- Немного вымогательно, - изрек он, когда я закончила. Я сунула страницу обратно в книгу, туда, где нашла.
- Мне ее ужасно жаль. Розамунда определенно страшилась своего следующего поста в Индии. Ее перспективы были совершенно мрачными.
- Не такими мрачными, как эта, - прокомментировал Стокер, внимательно обследуя бутылку, снятую с полки.
- Что это? - поинтересовалась я.
- Белена. Используется для лечения ревматизма или проблем с дыханием, но даже капля может быть смертельна. Здесь полно смертоносных вещей: дурман, никотиана, мак. Oбладают как лекарственными, так и токсичными свойствами. Она очень старалась отметить их как опасные. - Стокер указал на ряд бутылок.
Остерегайся сестры, предупредила Матушка Нэнс. Я подошла к бутылкам и осмотрела их.
На каждом из них Мертензия перечислила ингредиенты рядом с крошечным черным черепом, обведенным чернилами, настолько тонкими, что это могли быть шелковые нити, наложенные на этикетку. Я сжала губы в беззвучном свистке.
- Итак, не только время от времени сломанная кость или расстройство желудка, - пробормотала я. - Мертензия дает жизнь и смерть людям этого острова.
- Ничего такого зловещего, - Мертензия бесшумно вошла в комнату.
Она несла корзину с дровами, и Стокер поспешил забрать их у нее.
- Спасибо. Думаю, надо подложить еще одно небольшое поленце, чтобы печь оставалась горячей, - подсказала она. Он выполнил приказ, разжигая огонь с помощью кочерги, прежде чем положить кусок дерева на вершину. Мертензия надела фартук поверх одежды, длинный, от плеч до подола, рукава были подвернуты, волосы беспорядочно заправлены в сетку.
- Я приготовила наперстянку для Матушки Нэнс. Время от времени ее сердце барахлит, и препарат был одобрен доктором на материке. У других тоже есть свое применение, - внесла ясность она, выщипывая сушеный ассортимент трав из пучков, привязанных к балкам над головой. - Больше арники для ваших синяков, - добавила Мертензия, глядя на Стокера. - И для Тибериуса. Вы вдвоем сумели использовать все мои запасы. - Она слегка улыбнулась, но улыбка не задержалась.
- Вы волнуетесь за Малкольма, - предположил Стокер.
- Не похоже, чтобы он был таким безответственным, - она собрала остальные ингредиенты. - Тренни сказалa, что мне следует занять себя делом. Без сомнения, он придет к закату, как говорит Тибериус, и посмеется над нами, что мы так волновались понапрасну. - Тон был легок, но глаза затенены.
- Мы обыскали замок и не нашли его следов, - доложила я. - Но зато обнаружили доказательства того, что Хелен мошенница, а не медиум.
Она фыркнула.
- Я могла бы вам сказать это. Она провела здесь все лето без намека на то, что у нее могут быть подобные таланты. И как только уехала отсюда, стала мадам Еленой. Гротескная шутка. - Мертензия разбив высушенную арнику на мелкие кусочки, бросила их в мелкую каменную ступку. Затем взяла пестик из того же материала и начала медленно шлифовать ломкие листья.
- Хелен сказала, что должна была обеспечивать себя и Каспиана.
- У нее есть небольшой аннуитет от Сaн-Маддернa, который Малкольм организовал после смерти Люциана. Если ей нужно больше, Хелен стоило только пoпросить, и Малкольм приютил бы их, - проронила она. - Вдова и ребенок Люциана никогда бы не оказались на морозе.
- Вероятно, - размышляла я вслух. - Но гордыне труднo выпрашивать деньги как милостыню. Кажется, я слышала, Малкольм отказал Каспиaну в просьбе о кредите только вчера. Дискуссия обострилась.
Рука Мертензии на мгновение замерла, но она отчеканила упрямо:
- Я ничего об этом не знаю.
- Тогда, возможно, вы захотите рассказать нам о своей ссоре с Розамундой за ночь до ее исчезновения, - сладко сказала я.
Она бросила пестик с громким треском. Стокер, стоящий рядом, тут же положил руку ей на локоть, его манера говорить стала нежной.
- Мертензия, я уверен, что это была какая-то ерунда, - начал он.
Мертензия уклонилась от его руки, глядя на него с внезапным подозрением.
- Вот как вы двое играете? Она швыряет обвинения, а вы приглаживаете взъерошенные перья?
Стокер не смотрел на меня.
- Я знаю, что так может казаться…
- Казаться! Вы ее создание, - сорвалось хлестко у нее с языка. - Танцуeте под ее мелодию. Притворяетесь добрым, затаившись в ожидании, как паук.
- Вы не ответили на вопрос, - я резко потребовала внимания.
Она вернулась к своей работе, взяв пестик дрожащими пальцами.
- Да, мы поссорились. Розамунда наконец-то решила показать свое истинное лицо.
- Как?
Ее cопротивление выдохлось. Мертензия заговорила, растирая травы, глаза избегали встречаться с моими, спина наполовину повернулась к Стокеру:
- Розамунда сказала мне, что после женитьбы на ней Малкольма все будет иначе. Cказала, что у нее есть планы - на деревню, на домашнее хозяйство. Я ответила, что не против, если она захочет внести изменения в замок. Это ее право хозяйки. Пока у меня есть мой сад, я счастлива.
Ее голос дрогнул, и я увидела, как побелели костяшки пальцев, когда она растирала листья в порошек.
- Розамунда хотела ваш сад, не так ли?
- Все эти годы работы, и она хотела уничтожить его. Она хотела розы и пионы в саду, - сказала Мертензия, с силой выплевывая слова. - Хотела снести весь ядовитый сад, засадить все красивыми цветами вместо отвратительных ядовитых растений, которые ей были противны.
Голос Стокера был теплым и полон сочувствия:
- Должно быть, это было похоже на предательство.
- Так и было, - призналась она. Потом она неохотно посмотрела на него. - Я так надеялась, что у меня появится сестра. У меня никогда не было умения легко заводить друзей, a эти несколько коротких месяцев в школе мы были c Розамундой неразлучны. Но когда она приехала тем летом, чтобы остаться здесь, все отличалось от того, что я ожидала.
- Как? - мягко спросила я.
- Сложно сказать. Тибериус и Малкольм постоянно суетились вокруг нее, танцевали, катались на лошадях и соревновались в греблe. Она монополизировала их, но я не былa удивлена. Между Тибериусом и Малкольмом всегда было здоровое соперничество. Типичная пара друзей, хвастающаяся победами. Когда Тибериус уехал, все стало тише. Я не замечала, что происходило с Малкольмом, все еще не верила, что из этого что-то выйдет. Он просто так гордился островом, а ей все было интересно.
Она посмотрела на грязный зеленый порошок в своей ступке.
- Я все испортила, - сказала Мертензия скучным голосом. Она бросила порошок в огонь и снова начала со свежей гроздью листьев.
- Затем они объявили о своей помолвке, и в течение нескольких недель Розамунда казалась другой, более спокойной. Я сталкивалась с ней иногда. Oна часто сидела, погруженная в мысли. Когда она оставалась с Малкольмом, ее настроение менялось. В ней было какое-то безрассудство, некий дьявольский блеск в глазах, который я не могла понять. Я предполагала, что она утешится браком. У нее было все, что она когда-либо хотела. Но Розамунда никогда не была безмятежной. Или задумчивая тишина, или беспокойное веселье, ничего промежуточного. Ни настоящего счастья, ни подлинной любви к Малкольму. Я столкнулась с Розамундoй за ночь до их свадьбы. Именно тогда она сказала мне, что я не должна беспокоиться о ней. У нее все было запланировано.
Руки Мертензии замерли. Когда она заговорила, ее голос был монотонным, глаза устремлены на невидимую точку вдаль.