— Для меня ты всегда будешь Дэвидом,говорит Тесс, пожимая плечами.

Джеймс смотрит на меня, ожидая разъяснений, но я не обращаю внимание. Я расскажу ему позже. Возможно. Если только Тесс не доберется туда первой. Сейчас она слишком занята тем, что тычется носом ему в шею.

— Что ты делаешь? — в недоумении спрашивает Джеймс. Должно быть, он уже жалеет, что пришел сюда. Я чертовски уверен в этом.

— Она тебя обнюхивает. Для лесбиянки, конечно, своеобразное увлечение тем, как мужчины пахнут, — мое объяснение звучит нелепо, и это потому, что так оно и есть.

— Мужской лосьон после бритья многое говорит о них, — говорит она, как будто ее странное поведение имеет хоть какой-то смысл. — Армани, — выдает она.

Я никогда не пытался угадать. Я просто знаю, что от него вкусно пахнет.

— У тебя хороший нюх, — говорит Джеймс. — И что это говорит обо мне?

— Что ты не дешевка. Ты самодостаточный, любишь все держать под контролем, умный и дерзкий.

Джеймс улыбается, слегка качая головой.

— И все это ты узнала от моего лосьона после бритья?

Нет. Все это она узнала от меня. И я прямо сейчас планирую ее убийство.

— Ты что-то говорила про фарш? — спрашиваю я у Тесс, отвлекая ее внимание от Джеймса. Он не выглядит обеспокоенным, но я волнуюсь.

— Я люблю пастуший пирог, поэтому купила продукты, чтобы ты его приготовил.

Тесс более чем способна готовить, она просто предпочитает этого не делать.

— Тебе нравится пастуший пирог? — спрашиваю я Джеймса. Черт, я нервничаю. У меня даже нет дивана, на котором он мог бы посидеть, пока ест. Должно быть, он думает, что я нищеброд.

— Нравится. Если честно, я вчера его ел.

Черт.

— Ну, ты не пробовал как его готовит Тео, — перебивает Тесс. — Это потрясающе.

Я неловко улыбаюсь, когда Тесс плюхается на пол гостиной перед сорокадвухдюймовым телевизором с технологией смарт TV. Это, наверное, самая дорогая вещь во всей квартире, и она у меня есть только потому, что мой брат купил себе новый и как обычно предложил мне свои отбросы.

— Ты не поможешь мне?

Не оглядываясь, она начинает переключать каналы.

— Дэвид тебе поможет.

Я хочу убить ее.

К моему большому удивлению, Джеймс закатывает рукава до локтей.

— Что мне делать?

Я никогда не представлял его готовящим, что по определению кажется нереальным. Он живет один и, учитывая тот факт, что он жив, он явно чем-то питается. Но все же, я чувствую, что могу поставить еще одну галочку в списке «Знакомство с Джеймсом Холденом».

— Ты можешь нарезать и поджарить немного лука, пока я буду чистить картошку? — это звучит как вопрос.

      Подойдя к раковине, Джеймс моет руки. Такое простое, обыденное действие, и все же я не могу перестать смотреть, как он намыливает мыло между пальцами. Мне кажется, что я стараюсь не привлекать к себе внимания, пока его мокрые руки не бросаются к моему лицу. Оно мерзнет, когда он проводит ладонями по моим щекам, заставляя меня задыхаться.

— Ах ты засранец! — кричу я в шоке, и мой смех предательски выдает меня, пресекая раздражение, которое я должен был бы испытывать.

— Это вода, а не кислота. Прекрати так остро реагировать.

Я обожаю его игривую сторону, и она всегда проявляется, когда я меньше всего этого ожидаю. Моя нервозность успокаивается с каждым словом, которым мы обмениваемся, и к тому времени, когда ужин почти готов, я чувствую себя совершенно спокойным.

— Подожди, что ты... — Джеймс с любопытством наблюдает, как я открываю банку печеных бобов. — Ты кладешь туда бобы?

Ухмыляясь, я высыпаю содержимое банки в фарш.

— Просто доверься мне.

Он выглядит неуверенным, но не спорит.

— Так почему Тесс назвала меня Дэвидом? Ты приводишь сюда много людей?

Улыбка на моем лице мгновенно исчезает.

— Что? Нет! — я молча проклинаю себя за то, что не смог сдержать румянец, окрасивший мои щеки. — Естественно, когда мы впервые, хмм, встретились, я не знал твоего имени. Я описал тебя как Дэвида Ганди, но помоложе, и это как-то прилипло. Во всяком случае, у Тесс.

Я слишком смущен, чтобы смотреть на него, но представляю, как он ухмыляется.

— Дэвид Ганди, да? Я польщен.

— Я его больше не вижу. Теперь ты просто похож на Джеймса. Но поскольку Тесс — та еще задница, которая хочет постебаться надо мной, я сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь будет использовать твое настоящее имя.

— Ну, это мое второе имя, так что она не совсем ошибается.

— Ты шутишь? Тебя зовут Джеймс Дэвид Холден?

— Согласно моим банковским счетам.

Еще одна коробочка вскрыта.

— Все готово, — я рад, что могу произнести эти слова и отклониться от всего сценария о Дэвиде Ганди.

— Ты не будешь поджаривать его на гриле?

Я морщу нос.

— Я не люблю хрустящее пюре. Но я сделаю это, если тебе так больше нравится.

— Нет, — Джеймс поднимает руки. — Воздушное пюре мне тоже нравится.

Я готовил пастуший пирог тысячу раз, но, когда я выкладываю его на тарелку, я не могу перестать волноваться, получилось вкусно или нет. Кухня крошечная, и я, держа наши тарелки, дотягиваюсь до холодильника позади меня, не делая ни шагу. Достав тертый сыр, я посыпаю им пюре Тесс, и спрашиваю у Джеймса, не хочет ли он тоже.

— Пожалуйста, — говорит он, кивая. Он наблюдает, как я насыпаю немного в его тарелку, а затем поднимает бровь, когда я возвращаю упаковку в холодильник.

— Ты не любишь сыр?

— Терпеть не могу, если только это не пицца. Я люблю пиццу.

— И пирог с сыром и луком, — вставляет Тесс, присоединяясь к нам на кухне.

— Это не натуральный сыр, — возражаю я.

— Ну, это не гребаный пластик.

Ворча, я хватаю ее тарелку и пихаю ей в грудь.

— Ешь, — говорю я. Если у нее будет полный рот, она не сможет говорить.

Она уходит, смеясь, и я понимаю, что Джеймсу негде сесть. Должно быть, он уже заметил, когда приехал, что у меня нет дивана, но все же это заставляет меня чувствовать себя неловко.

— У меня, хмм, пока мало мебели, — почти шепчу я.

Пожав плечами, Джеймс берет свою тарелку, делает несколько шагов туда, где сидит Тесс, и присоединяется к ней на полу. При виде их вместе я улыбаюсь. Несмотря на мое смущение из-за того, что я живу в пустой коробке без мебели, мне нравится, что он здесь.

— Ты собираешься нам дать столовые приборы или как, Ти?

Если бы она не сидела ко мне спиной, я бы показал ей средний палец. Ленивая сука.

Достав из ящика три вилки, я направляюсь к ним, затем останавливаюсь и возвращаюсь за ножами. Джеймс — человек представительный. Думаю, он пользуется ножами.

Я сажусь, раздаю столовые приборы, и Тесс, верная своей манере, делает язвительное замечание.

— И ножи тоже, да? Я не знала, что ты из королевской семьи, Дэвид.

Смеясь, Джеймс принимается за еду, используя только вилку. Я не знаю, так ли он обычно ест, или это результат комментария Тесс. Более того, я не знаю, почему я одержим гребаными столовыми приборами.

— Уверен, что Теодор считает меня презентабельнее, чем я есть на самом деле, — поддразнивает Джеймс, искоса поглядывая на меня.

Тесс фыркает, видимо, от того, что слышит мое полное имя.

— Но я вырос в обычном жилом комплексе Уизеншо. Компания моего отца не попадала в высшую лигу до тех пор, пока я не поступил в колледж.

Я не могу оторвать глаз от его лица, очарованный всем, что он говорит, каждым слоем, который он снимает со своего охраняемого сердца. Он поражает меня.

— Я ходил в обычную школу, ел бутерброды с рыбными палочками запивая их чаем, работал в транспортной конторе, когда, после пары месяцев учебы, бросил колледж...

Круто. А я-то думаю, что он родился с серебряной ложкой во рту. Я чувствую себя немного осуждающим мудаком.

— Я просто обычный парень, — продолжает он, пожимая плечами. — И так, к сведению, это восхитительно на вкус.

Мои губы изогнулись в гордой улыбке.

— Это печеные бобы.

— Я обязательно попробую. Где ты научился готовить?

— Меня бабушка научила. Когда я был маленьким, я часто оставался с ней во время школьных каникул. Она все готовила сама. Еда, хлеб, пирожные... мне нравилось наблюдать за ней.

— Если мне когда-нибудь представится возможность встретиться с ней, я должен сказать ей спасибо, — он запихивает в рот последнюю вилку с едой.

— Тебе придется потрудиться, — говорит Тесс. — Если только ты не можешь общаться с мертвыми.

— Вот черт, прости, — бормочет Джеймс.

Я бросаю на Тесс, должно быть, двадцатый убийственный взгляд за вечер, прежде чем сосредоточиться на Джеймсе.

— Не стоит, — уверяю я его. — Это было семь лет назад. Рак легких.

Он медленно кивает с извиняющимся выражением лица. Последовало неловкое молчание, которое прервала Тесс, облизывая свою тарелку. Это заставляет Джеймса улыбнуться, и меня, в свою очередь, тоже.

— Твои бабушка и дедушка еще живы? — спрашиваю я, обретая уверенность в том, что задаю ему вопросы. Удивительно, но ему тоже, мне так кажется, уже намного комфортнее отвечать на них.

— Мой дедушка со стороны матери, но он нас больше не узнает. У него болезнь Альцгеймера, он в доме престарелых в Уоррингтоне.

— Мне очень жаль. Думаю, это даже хуже, чем их смерть. Знать, кто они, любить их, и понимать, что ты для них чужой, — мой голос затихает, мой разум не в состоянии понять, каково это. — Прости. Это было жестоко, — добавляю я в ту же секунду, когда понимаю, что практически только что сказал ему, что его дедушке лучше умереть. Чертов придурок, Тео.

— Все нормально. Ты прав. Это было трудно для всех нас, — от резкости его тона у меня на мгновение перехватывает дыхание.

— Вы часто его навещаете?

— Как можно чаще. Хотя бы раз в месяц. Иногда, хотя бы на несколько минут, он вспоминает меня. Я вижу это на его лице, когда оно сосредотачивается и... — эмоции ломают его слова, и в моем горле образуется комок. — Я очень дорожу этими моментами.

Мы смотрим друг на друга и, сейчас для меня, он единственный человек в мире.

— Ну, не знаю, как вы двое, но это третье колесо оставит вас наедине, — голос Тесс возвращает меня в реальность.