Эти вопросы продолжают прожигать дыру в моей голове на протяжении всей встречи, противореча всему, во что я так стараюсь заставить себя поверить. В последнее время я чувствую себя намного лучше. Конечно, я никому не могу этого сказать, потому что они обвинят меня в маниакальности. Но они не живут в моей голове. Они не знают, что я чувствую. Может быть, это их вина, врачей, моего брата, что я никогда не чувствовал себя достаточно нормальным для кого-то. Они так стараются навесить на меня ярлык, настаивая на том, что я «не здоров». Они не хотят, чтобы я был счастлив. Если чего-то хочу, то я болен. Если мне грустно, я болен. Они хотят, чтобы я жил как гребаный робот, и я подчинялся... до сих пор.

А если они ошибаются? Что если у меня есть право быть счастливым? Что если я смогу быть тем, кого заслуживает Теодор? Я раньше никогда даже не задумывался об отношениях, не только потому, что был убежден, что стану обузой для любого, кто слишком близко подходит ко мне, но и потому, что это никогда не интересовало меня.

Но Теодор...

Я не могу перестать думать о нем. Желать его. Они не хотят, чтобы я чувствовал. Они годами накачивали мой организм лекарствами, таблетками, блокирующими все мои эмоции. Они хотят, чтобы я не жил, а всего лишь существовал, и я позволил им это. Но Теодор прорвался. Он заставляет меня снова чувствовать и... и мне это нравится. Мне нравятся проблески надежды в моей груди, когда он улыбается, пузырьки возбуждения в животе, когда он смеется, даже вина, которую я чувствую, когда злю его. Это эмоции, которых я так давно не испытывал, и я жажду большего, жажду его, жажду жизни.

Поэтому, когда встреча заканчивается и команда Майка покидает офис, я делаю то, о чем говорил себе не делать с раннего воскресного утра. Я встаю перед Теодором, преграждая ему путь. Он склоняет голову набок, с вопросительным выражением на лице, и с осторожностью смотрит на меня.

— Можно тебя на пару слов? В мой кабинет.

Он колеблется, и я смотрю, как его кадык медленно двигается по горлу вверх и вниз. Язык чешется выскочить и облизать его, но я этого не делаю.

— Конечно.

Отступив в сторону, протягиваю руку, предлагая ему пройти. Я иду за ним, любуясь тем, как его серые брюки обтягивают идеально вылепленную задницу. Мне нужно перестать думать об этом, поэтому я обгоняю его и иду впереди. Мы едем в лифте одни, и он не сводит глаз с дверей, в то время как я неотрывно смотрю на него. Кажется, он нервничает. Мне казалось, что мы уже прошли через это. Я думал, что у него уже выработался иммунитет против моего дерьма.

— Я никому ничего не сказал, — выпаливает Теодор, как только мы входим в мой кабинет. Я закрыл за нами дверь и закрыл жалюзи на стеклянной стене, отделяющей кабинет Хелен от моего.

— Сказал что? — спрашиваю я, присаживаясь на край стола.

— Насчет субботы. Разве не поэтому я здесь? Люди говорят, но это не от меня.

— Я не поэтому поводу хотел с тобой поговорить, — хотя это объясняет странные взгляды, которые на меня бросали. — Я пригласил тебя сюда, чтобы поблагодарить и извиниться.

— Извиниться?

— Ты не должен был видеть меня в таком состоянии и уж точно не должен был оставаться со мной. Но ты сделал это, и я хочу, чтобы ты знал, что я ценю это.

Теодор выглядит неуверенно. Он, нахмурив брови, изучает мое лицо.

— Ты пытаешься заставить меня снова заняться с тобой сексом? — он кажется почти раздраженным.

— Ты думаешь, это все, что я вижу в тебе? Быстрый трах?

Он пожимает плечами, и это меня раздражает.

— Разве не так? Похоже, как только ты получишь от меня то, что хочешь, ты снова станешь придурком.

Ох. Это больно, но он абсолютно прав, и я вздыхаю. Может быть, все-таки не стоит этого делать. Я уже причиняю ему боль и даже не осознаю этого.

— Мне очень жаль. Это все, что я могу предложить.

Он смотрит на меня с выражением, которое я не могу расшифровать. Не знаю, чего я от него жду, но я хочу, чтобы он хоть что-то сказал. Что угодно.

— Мне бы хотелось держаться от тебя подальше.

Ладно, может быть это не совсем то, что я хотел от него услышать.

Встав, я неуверенно иду к нему, пока моя грудь не оказывается всего в нескольких дюймах от его.

— Но почему? — выдыхаю я.

— Ты... ты меня пугаешь.

Тпру… У меня кружится голова. В груди все болит.

— Я не хочу, чтобы ты боялся меня, Теодор.

Он так близко, я чувствую его дыхание на своем лице.

— Вовсе нет. Не совсем. Я просто... — он замолкает, закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Я не понимаю тебя. Порой я думаю, что хочу, но…

Я подхожу к нему и кладу руки ему на бедра.

— Но?

— Но… я чувствую в тебе тьму. Опасность. Я тебя не знаю. Не понимаю. Я думаю, что ты прячешься, и я боюсь, что если найду тебя, то не смогу с этим справиться.

Пульс бешено стучит в ушах при каждом глубоком вдохе и выдохе.

— Ты все это видишь?

Я смотрю в его яркие зеленые глаза и в недоумении хмурюсь. Он видит меня. Я знал это с самого начала. Я не знаю, как и почему, но он знает.

И он все еще здесь.

— Я прав? — спрашивает он, его губы так близко к моим, что я почти ощущаю их вкус. — Ты прячешься, Джеймс?

Да. У меня не хватает смелости произнести это слово вслух и вместо этого я целую его. Его лицо морщится, словно от боли, но он не сопротивляется. Я делаю это медленно, ласково. Я нежно провожу языком по краям его губ, мои руки зарываются в его короткие волосы. Он позволяет это, но не отвечает взаимностью.

— Скажи мне остановиться, и я остановлюсь, — шепчу я ему в губы

— Не останавливайся, — бормочет он, задыхаясь.

Улыбаясь, я провожу языком между его губами, задевая зубы, и толкаю Теодора назад, пока он не упирается спиной в дверь. Протянув руку, я поворачиваю замок и другой рукой начинаю расстегивать его рубашку.

Его руки сжимают мои плечи, и я отрываюсь от нашего поцелуя и начинаю целовать обнаженную кожу его груди. Его голова откидывается назад, и он стонет, когда мои нетерпеливые пальцы начинают теребить молнию на его штанах. Опустившись на колени, я стягиваю с него брюки, зарываюсь лицом в пах, и его твердая плоть шлепает меня по щеке.

Я никогда не пробовал его раньше, и у меня от этой мысли текут слюнки. Я не дразню его, не тяну время. Не могу. Он мне очень нужен. Облизнув губы, я обхватываю ими его кончик и принимаю его прямо до горла.

— О Боже, — стонет он, выгибая бедра.

Я бы улыбнулся, но мой рот полон, и я не хочу опустошать его, пока не проглочу все, что Теодор может предложить. Обхватив его яйца, я перекатываю их между пальцами, нежно потягивая их, когда провожу губами вверх и вниз по его члену снова и снова.

Твою мать. Взрыв предсемени танцует на моем языке, и я стону, вбирая его восхитительный член, наслаждаясь тем, как мои вибрации заставляют его дрожать. Отчаянно желая почувствовать, как он пульсирует у меня во рту, я добавляю свою руку, сжимая основание и двигая ею вверх и вниз в одном ритме с моими губами. Его член начинает дергаться и его бедра толкаются, заставляя взять глубже.

— Вот дерьмо, Джеймс!

Мое имя на его губах зажигает фейерверк в моей груди, и я сосу сильнее, поглаживаю быстрее, пока его ноги не начинают подгибаться, и он хватает меня за плечи для поддержки. С каждым движением я щелкаю языком по кончику и чувствую, как он приближается. Его член дергается, вкус его усиливается, а дыхание становится коротким и прерывистым. Его голова ударяется в дверь в тот самый момент, когда он изливается мне в рот. Я продолжаю сосать, перекатывая во рту его теплое семя, смакуя каждую каплю, прежде чем проглотить и медленно, неохотно, разжимаю свои губы и отстраняюсь.

Мгновение я просто смотрю на его возбужденную плоть, любуясь блестящей головкой. Крошечная капля спермы вытекает из нее, и прежде чем она упадет, мой язык выскакивает и ловит ее.

Гордо улыбаясь, я поднимаюсь на ноги и кладу ладонь на его раскрасневшуюся щеку. Наклонившись, я облизываю его губы, мой член пульсирует от осознания того, что он пробует себя на вкус.

Я поцелуями прокладываю дорожку до его уха и шепчу:

— У меня встреча через час. Мне нужно, чтобы ты забрал необходимые документы по счетам.

Он поворачивает голову так, чтобы видеть меня, и удивленно хмурит брови.

— Ты ничего не хочешь?

Хитрая усмешка расползается по моему лицу.

— Это было для тебя. Я хочу, чтобы ты знал, что я не использую тебя только для собственного удовольствия. Ну, может быть, в первый раз так и было, но я не такой эгоист, как ты думаешь.

— Я... я так не думаю.

— Да, думаешь.

Он открывает рот, чтобы ответить, но я прижимаю палец к его губам.

— Мне нужны эти документы.

— К-конечно, — заикается он, выражение его лица ошеломленное и странно очаровательное. — Я сейчас же займусь этим.

Все еще улыбаясь, я поворачиваюсь к своему столу.

— Может для начала ты наденешь штаны?

— П-правда. Угу.

Усевшись за стол, я откидываюсь на спинку кресла, сцепив руки и наблюдая, как Теодор приводит себя в порядок. Он быстро одевается и, прежде чем отпереть дверь и выйти из моего кабинета, слегка смущенно кивает.

Я так чертовски счастлив сейчас. Это чувство я почти забыл, и я отказываюсь его отпускать.

* * *

Вынимая свой обмякший член изо рта Теодора, я вздыхаю.

— Мне действительно пора ехать, — говорю я, хватаясь за подголовник заднего сиденья моей машины, придавая креслу сидячее положение. — Макс ждет меня.

Теодор вытирает рот тыльной стороной ладони, пока я застегиваю брюки и ремень. Я улыбаюсь, но он не отвечает мне тем же.

— Что случилось? — спрашиваю, протягивая руку, чтобы прикоснуться к его руке.

Он пожимает плечами, уставившись в пространство между сиденьями.

— Не знаю, хочу ли я этого.

У меня перехватывает дыхание, и на секунду мне кажется, что мои легкие парализованы.

— Что ты имеешь в виду?

— Что это, Джеймс? Что мы делаем?

Я в замешательстве и уверен, что это видно на моем лице.

— По-моему, это называется оральным сексом на заднем сиденье машины, — я знаю, что это не тот ответ, которого он ждет, но я просто хочу, чтобы серьезное выражение его лица исчезло.