— Да. Она моя лучшая подруга.

— Какой ты стереотипный, — говорит он самым легким тоном, который я слышал от него за всю ночь.

— Не совсем так. Мы же не просиживаем всю ночь, обсуждая моду и задницы парней... не тогда, когда она больше интересуется футболом и девушками.

— Ты не любишь футбол?

— Мне нравятся парни в трусах. На этом мой интерес заканчивается.

Джеймс слегка улыбается, и в его глазах мелькает огонек, который заставляет меня думать, что это искренне.

— Итак, что ты любишь делать, когда остаешься один?

— Слушаю музыку, пишу, читаю, зависаю на Netflix, — говорю первое, что приходит в голову.

— Какие книги тебе нравятся?

Супер. Похоже, у нас настоящий нормальный диалог. Не просто обмен инсинуациями и оскорблениями.

— Разное. Все подряд. У меня есть мои любимые авторы — Андреа Мур, Джей Ди Симмонс, Пол Маклин, но мне также нравится читать неизвестных авторов.

— Тебе нравится Джей Ди Симмонс?

— О да, конечно. Я прочитал все его книги. Должен сказать, когда я отдавал тебе договор с ним, у меня было немного времени. Может быть, я столкнусь с ним однажды, когда он придет в издательство, — не то чтобы я знал, кто он такой. Я слежу в интернете за всеми своими любимыми авторами, но, если у Джей Ди Симмонса и есть какие-либо аккаунты в социальных сетях, я еще не смог их найти. Думаю, они ему не нужны. Самореклама не нужна, когда одного имени достаточно, чтобы попасть в списки бестселлеров.

— Он никогда не приходит в издательство, — говорит Джеймс, заставляя меня сдуться от разочарования.

— Но, полагаю, вы с ним встречались?

— Да, — самодовольная улыбка кривит его губы, и я подозреваю, что он пытается заставить меня ревновать.

У него это получается.

— Ну, если тебе когда-нибудь на следующей встрече понадобится помощник, может, ты мне свистнешь, — черт, от одной мысли об этом у меня кружится голова. Мои любимые писатели для меня как члены королевской семьи. Рок-звезды. Хотя я знаю, что это вряд ли произойдет, мысль о встрече с одним из моих кумиров была одной из многих движущих сил моего заявления в «Холден-Хаус».

— Я буду иметь в виду, — отвечает он, но что-то в выражении его лица заставляет меня думать, что он просто успокаивает меня. — Так почему же маркетинг? С твоей страстью к чтению, я думаю, тебе бы лучше подошла презентация книг.

— Это была единственная открытая вакансия.

Едва заметная улыбка дразнит его губы.

— Наверное, мне следовало это знать.

— А как насчет тебя? Чем ты любишь заниматься?

Я не жду от него ответа. Во всяком случае, не честного. Он всегда так осторожен, чтобы не раскрывать слишком много о себе. Иногда мне кажется, что никто не знает, кто такой на самом деле Джеймс Холден.

— Я тоже читаю. Работаю. Бегаю. Как можно чаще окружаю себя музыкой.

Это не меняющие жизнь откровения, но они подлинные, интригующие. Странно, но я на чуть-чуть чувствую себя ближе к нему. Впервые я признаюсь себе, что не испытываю к нему ненависти. Никогда не испытывал. Если на то пошло, я ненавидел себя за то, что так легко поддался ему при первой нашей встрече. Правильно это или нет, но мне стыдно за то, как я вел себя в тот вечер, но я не могу винить Джеймса, как бы мне этого ни хотелось. Он ни к чему меня не принуждал. Он даже не поощрял меня. В этом не было необходимости. Я хотел этого. Хотел его. И сейчас, когда я сижу здесь, делая неглубокие вдохи, каждый раз, когда смотрю на него, у меня мурашки по коже.

— Судя по плейлисту в твоей машине, у тебя очень эклектичный вкус.

Его улыбка становится чуть шире. Это завораживает. Он должен делать это чаще.

— Мне нравятся разные песни по разным причинам, под каждое настроение определенные композиции.

Я хочу более подробную информацию, но не уверен надо ли мне это. Я не знаю его, не настоящего его, но у меня есть крошечный проблеск надежды, что, возможно, я начинаю немного узнавать какой он. Не понимаю, почему я делаю следующий шаг. К этому чувству я начинаю привыкать. Может быть, это потому, что он выглядит таким потерянным, таким одиноким, таким нуждающимся в ком-то, кто мог бы прикоснуться к нему, соединиться с ним. Может, потому, что он вроде рядом, но я не чувствую его близко. Возможно это потому, что я едва могу дышать из-за желания почувствовать его кожу на своей, чтобы поглотить часть скрытой боли, которая преследует его красивое лицо.

Или, может быть, это просто потому, что я так хочу.

Я начинаю с того, что осторожно кладу ладонь ему на бедро, медленно, осторожно, поглаживая его вверх и вниз. Он смотрит вниз на мое прикосновение, его тело застыло, а выражение лица как-то изменилось. Я осторожно двигаю рукой вверх, скользя подушечками пальцев чуть ниже края его майки, задевая его напряженный живот.

Неожиданно он хватает меня за запястье, парализуя. Я задаюсь вопросом, не зашел ли я слишком далеко, но он опускает мою руку ниже и прижимает ее к своему твердому члену. Я обхватываю его через ткань, и он со стоном выгибает спину упираясь в спинку дивана. Чувствуя себя смелым, я придвигаюсь ближе и наклоняюсь над ним, нависая своими губами всего в нескольких дюймах от его.

Я смотрю ему прямо в глаза, изучая их, пытаясь понять, кто он такой. Я вижу смущение, похоть, может быть, даже страх, а потом он закрывает их и прижимается губами к моим. Он проводит языком между моих губ, его щетина царапает мое лицо, и в одно мгновение все следы деликатности исчезают. Я снова с парнем, которого встретил той ночью в туалете, сейчас, когда он хватает меня за плечи и толкает ниже, прерывая наш поцелуй.

Мой рот наполняется слюной, когда он оттягивает резинку и его торчащий ствол выпрыгивает, умоляя о внимании, когда он спускает штаны вниз по ногам.

— Ух ты, — слова вылетают у меня изо рта, когда я вижу его сильные, атлетические ноги, кожу, покрывающую его мышцы, украшенную более изысканными рисунками. Я не вижу ни дюйма чистой кожи, когда сканирую их вверх и вниз. Его татуировки яркие, завораживающие. Каждая из них содержит определенные цвета и глубокие оттенки.

— Они... — великолепные, красивые, завораживающие... — Потрясающие.

Я смотрю на него, а он смотрит на меня, с любопытством изучая мое лицо. Не сводя с него глаз, я соскальзываю с дивана и опускаюсь на колени. Я лениво гадаю, сколько еще мужчин в таком положении было здесь, но отбрасываю эту мысль. Единственное, что меня волнует, это то, что я здесь, прямо сейчас, мой рот так близко к его подрагивающей плоти, что я уже чувствую его вкус.

Обхватив пальцами его толстый ствол, я осторожно опускаю их вниз к основанию, открывая крайнюю плоть, и обвожу языком вокруг его головки. У него на кончике милая маленькая родинка. Я целую ее, а потом втягиваю в рот всю его длину.

— Черт, как хорошо, — стонет он, и в моей груди плещется удовлетворение.

Я целую и облизываю вверх и вниз его член, заканчивая каждый раз дразнящей точкой, обводя языком его влажный кончик. Каждый вздох, каждый стон, срывающийся с его губ, заставляет меня чувствовать себя всемогущим. Теряя терпение, он хватает меня за волосы и направляет мою голову, пока у меня не остается выбора, кроме как заглотить его до самого горла.

      Теперь он все контролирует. Он задает скорость, с которой я снова и снова беру его в рот и вынимаю. Он слишком толстый, слишком большой, я давлюсь, но не останавливаюсь. Мой рот обрушивается на него с такой силой, что мне нужно поддержать себя, и я кладу руки на его обнаженные бедра.

— Вот так, — практически рычит он. — Соси его, Теодор. Соси сильнее.

Кажется, прошло несколько часов и Джеймс поднимает мою голову, глядя прямо в мои глаза. У меня болит челюсть. Я задыхаюсь. Я скучаю по вкусу его солоноватой спермы на моем языке. Он манит меня пальцем, и я немедленно поднимаюсь к нему, отчаянно желая снова попробовать на вкус его губы. Его штаны все еще болтаются на лодыжках, и когда я забираюсь на диван, он отбрасывает их.

— Ты чертовски хорош в этом, — шепчет он мне в губы и спускается поцелуями к шее, тем временем расстегивая пуговицы на моей рубашке.

Моя голова откидывается назад, и я закрываю глаза, сосредотачиваясь на каждом прикосновении, на каждом движении его теплого языка по моей шее. Мое сердце бешено колотится в груди, дыхание сбивается, когда его рука проскальзывает за пояс и касается моего члена.

— О Господи…

— Это нужно снять, — говорит он, целуя мою грудь.

Я поднимаю с дивана свою задницу и стягиваю вниз джинсы и боксеры, бросая их на пол. Он обеими руками закатывает мою расстегнутую рубашку на плечи, и я пожимаю плечами, помогая ему снять ее, и снова прижимаюсь губами к его губам. Его правая рука опускается и обхватывает мой ствол, сжимая и расслабляя пальцы, когда он грубо двигает по нему вверх-вниз.

Его поцелуй настойчивый, отчаянный, я начинаю задыхаться из-за сильного возбуждения, разрывающего мою плоть, поэтому я отстраняюсь. Целую его в шею, впиваясь пальцами в его широкую спину. Я голый, но Джеймс все еще в майке. Я хочу, мне необходимо почувствовать его кожу на своей, поэтому я сжимаю край майки и начинаю тянуть вверх.

Он останавливает меня, отпуская мой ноющий член, и хватает обе мои руки.

— Наклонись над диваном, — говорит он твердым, требовательным тоном.

Я без колебаний выполняю его просьбу. Со мной такое впервые. Я встаю лицом к спинке дивана и для поддержки упираюсь в нее руками.

Он наклоняется ко мне сзади и целует в затылок.

— Не двигайся, — приказывает он, и я, конечно же, не двигаюсь.

Я смотрю ему вслед, пока он идет через комнату и, прежде чем он исчезает за одной из дверей, восхищаюсь, как с каждым шагом двигается его великолепная задница. Через несколько секунд он возвращается с флаконом смазки, и когда мой взгляд падает на его впечатляющую эрекцию, я замечаю надетый презерватив. Подходя ближе, он несколько раз проводит рукой по члену, и я не могу дождаться, чтобы почувствовать, как он растягивает меня. Он встает у меня за спиной, и я с трудом сглатываю, когда слышу, как он выдавливает смазку из флакона.