— Не буду скрывать: мне неприятно, что Верховцев вечно торчит перед глазами. Но я не унижусь до ревности. Пошлые чувства чужды мне.

— Почему же вы так волнуетесь?

— Хорошо, я вам скажу по-дружески. Мне претит бесцеремонность, с какой Верховцев оттирает более заслуженных и опытных офицеров. Вы умная женщина. Разве вы сами не понимаете, что Верховцев загораживает дорогу вашему мужу? Увидите, он раньше будет командиром роты, чем Михаил.

Зуб за зуб! Больное место в сердце Нелли найдено. Нелли зло процедила:

— Ну, что же…

Почувствовав, что собеседница находится в некотором смятении, Щуров, говоря военным языком, начал развивать успех.

— Впрочем, я думаю, что Верховцев сорвется, — со странной значительностью проговорил он.

— Как же он сорвется?

Разговор принимал несколько рискованный характер. Как будет реагировать эта вздорная бабенка? По всем законам логики она должна недолюбливать соперника мужа и, естественно, желать его провала. Уповая на логику и здравый житейский смысл Нелли, Щуров начал издалека:

— Как объяснить? Приходилось ли вам видеть, как по шоссе во весь опор несется машина? Вдруг на ее пути оказывается камень или другое препятствие — и летит машина кувырком в кювет.

— При чем тут машина?

— Так и Верховцев. Все ему удается. Он мчится, летит на всех парах. Вдруг — препятствие. И выбит из колеи.

Нелли насторожилась. Что-то есть неприятное в словах Щурова, в его манере изъясняться полушепотом, то и дела оглядываться на дверь.

— Вы так туманно говорите.

— Вот сегодня, например. Верховцев на седьмом небе. В восторге чувств. А наскочи он на камень — сорвется к покатится. Глядишь, и Михаилу дорогу уступит…

Нелли встала. Да, она не любит Верховцева. Он выскочка, он мешает Михаилу. Но то, что говорит Щуров, это, это…

— Это неблагородно!

Щуров слегка дотронулся до ее руки:

— А благородно, что он Михаила на задворки оттеснил? Благородно? А еще приятель, друг. Не любите вы, Нелли, своего мужа.

Как смеет Щуров говорить, что она не любит Михаила! Мелкая он дрянь и жалкий интриган. И уже не сдерживаясь, кричит:

— Как вам не стыдно! Я позову сейчас Мишу и Юрия!

Вот тебе и союзница, единомышленница. Вот тебе и логика. Какая может быть логика, когда имеешь дело с женщинами? Теперь Нелли поднимет шум на весь гарнизон — с нее станет.

Испугавшись не на шутку, Щуров дал задний ход. На помощь ему пришло древнее искусство перевоплощения.

— Ха-ха-ха! — покатывался он от смеха, вытирая платком выступившие на глазах слезы. — Вот за что я вас и люблю, Нелли. Честная. Прямая. И вы поверили, что я всю эту чушь всерьез говорил? Чудачка! И вспыхнула, как спичка. Гордая у вас душа, славная!

Нелли с недоверием посмотрела на Щурова:

— Странно. Не пойму, когда вы шутите, а когда правду говорите.

Щуров не успел ответить. В гриме Любови Яровой вошла Лена:

— Ах, вот где вы любезничаете! Поручик Яровой! Как вам не стыдно!

Нелли бросилась к подруге:

— Леночка! Как ты мила в этом платье. Прелесть.

— А я никак не могу привыкнуть. Ты Юрия не видела сегодня? Поздравить его хочу.

Щуров проговорил с иронией:

— Может быть, мне позвать сюда товарища Верховцева?

Но Лена слишком озабочена предстоящим спектаклем, чтобы заметить в его словах иронию.

— Нет, зачем же. — Но, всмотревшись в лицо Щурова, спросила: — Ты волнуешься?

— Да, я взволнован. Я очень взволнован…

Нелли вскочила:

— Ах, я совсем забыла, у меня дело есть, — и быстро ушла.

Лена подошла к Леониду:

— Напрасно волнуешься. Ты хорошо ведешь свою роль.

Щуров отошел в сторону, еще больше насупился.

— Я не могу играть сегодня.

— Что ты говоришь! Почему?

— Не спрашивай. Мне так больно! Подтвердились мои худшие опасения.

— Какие опасения? Я ничего не понимаю. Зачем жалкие фразы!

— Мне сказали, что ты… что ты любишь Верховцева.

Лена нахмурилась. Как теперь она похожа на отца!

— Если это спектакль, то в «Любови Яровой» нет таких реплик.

Холодный, почти враждебный тон Лены окончательно вывел из себя Щурова.

— Ты шутишь! А ваши частые встречи дают ему право говорить, что ты влюблена в него, что с твоей помощью он далеко пойдет. Карьеру сделает…

— Верховцев не мог этого говорить!

— Разве ты так хорошо его изучила? Есть люди, которые слышали своими ушами.

— Не верю!

— Нелли мне все рассказала. Он ей говорил.

— Верховцев не мог говорить подобный вздор.

— И Карееву говорил, и всем офицерам батальона. Всем!

— Ложь!

— Ты можешь кричать сколько угодно, но лучше делай это в присутствии Верховцева. Может быть, он будет скромней.

— Позови сюда Нелли. Пусть она при мне повторит.

— Но в какое положение ты ставишь меня? Нелли сказала мне по секрету.

— Это не имеет значения. Я хочу знать правду. Я считаю Верховцева порядочным человеком. Позови сейчас же Нелли. Слышишь!

— Пусть все неправда, — начал отступать Щуров. — Пусть. Я согласен. Но вспомни свое обещание: в день премьеры! Скажи Верховцеву, что ты выходишь за меня замуж, что его ухаживание неуместно. Сделай для меня, чтобы я был спокоен. Прошу.

— При удобном случае я поговорю с ним.

— Сегодня, только сегодня. Я не могу играть. Я не буду играть. Я все провалю.

— Но когда же сегодня? У Юрия сегодня такой радостный день…

Замечание Лены совсем вывело из себя Щурова. Разве оно не подтверждает все подозрения?

— А, ты не хочешь его огорчать! — почти кричал он. — Ты жалеешь его. А меня тебе не жаль! Ты не любишь меня больше. — И Щуров начал срывать с себя костюм поручика Ярового, размазывать на лице грим.

— Успокойся, прошу тебя. Я поговорю с ним завтра утром. Обещаю.

— Сегодня, умоляю тебя. Сегодня. Я все провалю. Поговори после спектакля.

Лена колеблется. Говорит тихо:

— Хорошо, я поговорю с ним сегодня.

Из зрительного зала доносятся аплодисменты, хлопают двери: официальная часть окончилась. Примчался Веточкин.

— Вы уже готовы! Отлично. Скоро начнем. Генерал будет присутствовать на спектакле.

— И я буду еще больше волноваться, — призналась Лена.

— Напрасно. Гусев в прекрасном настроении. Наши успехи обрадовали старика. Как он Верховцева хвалил! Ну, я побегу. Скоро даем первый звонок.

— Виктор Николаевич! Попросите, пожалуйста, сюда Верховцева, — остановила его Лена.

— В два счета представлю. Живым или мертвым, — уже на ходу бросил Веточкин.

— Лучше живым, — слабо улыбнулась Лена.

— Я уйду. Ты назначай ему свидание после спектакля и все скажи.

— Хорошо, — устало уронила Лена.

Подобно сквозняку, носится по клубу Веточкин. Очки прыгают на носу, и непонятно, как они там удерживаются.

— Где Верховцев? Кто видел лейтенанта Верховцева?

Юрия он нашел в маленькой гостиной, беседующим с генералом и Орловым. Водрузив проклятые очки на положенное им место, Веточкин перевел дух, сделал почтительно-уставную физиономию и деликатно подошел к беседующим.

Генерал действительно был в добром расположении духа. Даже левое веко вздрагивало не так часто, а сухой, шершавый голос звучал весело.

— А народ во взводе какой? — спрашивал он Юрия, невольно ловя себя на том, что все больше и больше видит сходство между отцом и сыном Верховцевыми.

Юрий помедлил с ответом. На одно мгновение перед ним встали солдаты взвода: и массивный ефрейтор Сущев, и лукавоглазый Москалев, и исполнительный Ласточкин, и, конечно, Тарас Подопригора. Славный, дружный народ. И со спокойной совестью ответил:

— Прекрасный народ, и солдаты хорошие!

Генерал повернулся к Орлову:

— За тридцать лет службы я, признаться, мало плохих солдат встречал. Офицеры попадались. Как, Петр Иванович?

— Взвод у него подтянулся, — подтвердил Орлов.

— А за последний месяц сколько дисциплинарных взысканий наложили?