В двух маленьких тесных комнатках было чисто, уютно и пахло чем-то приятным, напоминающим запах свежего сена. На стене, среди многих снимков друзей и родственников, Галочка неожиданно увидела и свою маленькую, еще военных лет, фотографию: в пилотке и солдатской гимнастерке.

— Откуда она у тебя? Я не дарила!

— Просто так… попалась в руки… случайно сохранилась… Ты не подумай… — и Митя сбежал на кухню.

«Случайно сохранилась… просто так», а на самом видном месте висит, под стеклом, в любовно сделанной рамочке.

Вошла Авдотья Петровна. Неожиданно подошла к Галочке, беспомощно положила седую голову на ее плечо я прошептала дрожащими губами:

— Любит вас Митенька, так любит. — И снова заплакала.

Вошел Дмитрий.

— Мама, что это вы… Зачем? — сердито набросился он на мать.

Порывисто, как всегда в минуты волнения, Галочка подошла к Дмитрию, при матери, не таясь, обвила худыми руками его шею, посмотрела в глаза долгим взглядом.

XVI

Торжествен большой зрительный зал полкового клумба — Веточкин не ударил лицом в грязь. Свежая, зимним холодком отдающая хвоя, портреты, красные с золотом полотнища, транспарант над всей сценой:

И головы, сотни голов: черных, белых, с рыжинкой, то стриженных под машинку-нулевку, то украшенных залихватским боксом или старомодной полькой.

Идет собрание личного состава полка.

В президиуме — гвардии полковники Орлов и Бочаров, лейтенанты Кареев и Верховцев, гвардии старшина сверхсрочной службы Подопригора — цвет и гордость полка.

И в зале знакомые лица. Массивный, грузный Сущев — весь внимание, даже рот полуоткрыт. Ласточкин что-то быстро записывает в блокноте, лежащем на коленях, — сразу видно агитатора. Даже Москалев присмирел и лишь изредка бросает лукавые взгляды в сторону Терехова.

Среди разлива мужских голов — одна женская. В третьем ряду у прохода сидит гладко причесанная пожилая женщина в темном платье. Юрий Верховцев то и дело поглядывает на нее, и губы трогает улыбка.

Как радостно сидеть Анне в зале, среди товарищей и друзей Алексея, среди начальников и подчиненных Юрия, слушать их речи, гордиться их успехами. И кажется, весь полк, сотни этих людей заменили Юрию отца. Они в таких же гимнастерках, какую носил Алексей, на их плечах такие же погоны, даже глаза у них — ей кажется — такие же серьезные, прямые, правдивые, как у Алексея.

Какое счастье, что ее сын стал офицером! Здесь теперь его новая большая семья. Здесь помогут, поддержат, похвалят, пожурят.

На трибуне — командир дивизии генерал-майор Гусев. Если бы не нарядный, с золотыми погонами, пуговицами, орденскими планками и академическим значком сверкающий генеральский китель, то мало чем отличался бы Гусев от того майора, командира полка, что летом сорок первого года в глухой смоленской деревушке посылал почти на верную смерть Алексея Верховцева. То же темно-коричневое, дубленное военными грозами крестьянское лицо и, как память первой контузии, нервная судорога, пробегающая по лицу. Голос у Гусева хрипловатый, но громкий, и слова подобранные и четкие, как солдаты в строю.

— Отличники учебы — герои мирных дней, — говорит Гусев, — хранят и умножают славу полка. Вот, к примеру, взвод лейтенанта Верховцева. За короткий срок это отстававшее подразделение вышло в ряды передовых. В нем сейчас нет ни одного случая нарушения порядка. Сам лейтенант Верховцев — пример дисциплинированности, строгого соблюдения уставов…

Слушает зал. Серьезные, строгие лица. Тишина.

А в двух шагах от зала, в артистической уборной, женский веселый смех, шум, разговоры, так не вяжущиеся с торжественно-чопорной обстановкой, царящей на собрании. Лена Орлова с помощью Нелли готовится к спектаклю: примеряет костюм Яровой, гримируется, повторяет роль.

Нелли в нарядном длинном платье с почти голой спиной суетится вокруг подруги.

— Затянулся молебен, — включила Нелли репродуктор и, как ужаленная, выдернула вилку из штепселя.

— Зачем выключила? — прошепелявила Лена. Из ее рта во все стороны, как колючки ежа, торчат зажатые губами булавки. — Давай послушаем.

— Все одно и то же. Надоело, — с раздражением буркнула Нелли. — Заладили, как попугаи: Верховцев, Верховцев, Верховцев!

— Не понимаю, почему тебя огорчают успехи Юрия?

— Я знаю, тебя они радуют, — чуть сощурила пронзительные глаза Нелли.

— Конечно, Юрий так любит свое дело.

— И не только дело…

Лена вопросительно посмотрела на подругу. Лишь стук в дверь прервал немую сцену. Вошел Щуров в костюме и гриме поручика Ярового. Принял соответствующую позу.

— «Люба… Боже мой… Окончи пытку! Встретились и расстались. Не хочешь видеть?..»

Нелли бурно захлопала в ладоши:

— Браво! Браво! Поручик — душка.

— Вы мне льстите.

— О да, ты неотразим! — смеется и Лена. — Но все же тебе придется уйти. Я буду переодеваться.

— Я один не уйду. Уведу Нелли.

— Лена, не будешь ревновать?

— Пожалуйста, пожалуйста!

Щуров и Нелли перешли в маленькую комнатку за кулисами, где во время антрактов отдыхают актеры. Нелли начала прихорашиваться перед зеркалом, и Щуров как бы невзначай спросил:

— Вы знаете, что происходит в зале?

— Еще бы! Только и слышно: «Верховцев талантлив!», «Верховцев растущий!»

Щуров не ошибся. Перед ним единомышленница, союзник. А красивая, молодая и умная женщина многое может. Начал вкрадчиво:

— А ведь в полку есть офицеры, которые раньше начали служить и больше сделали, чем Верховцев…

Нелли насторожилась. Как странно: Щуров вслух произносит ее собственные мысли. Случайно ли это совпадение?

— На кого вы намекаете?

— Зачем мне намекать! Я человек откровенный и прямо скажу: ваш муж!

Нелли вздохнула. Разве она много раз то же самое не твердила Михаилу? Но он только отмахивался. И вот посторонний человек повторил ее слова. Все же что-то неприятное, оскорбительное есть в догадливости Щурова.

— Михаил на хорошем счету… — начала она неуверенно.

— Это правда. Но хвалят-то Верховцева. А кто его вытащил? Михаил, я. Без нашей помощи он бы на третий день завалил взвод. А теперь мы в стороне…

Как справедливо! Умница Щуров — она всегда его ценила. Но почему это его так волнует? Уж, конечно, не за Михаила обижен. И Нелли говорит с чуть заметной усмешкой:

— Но у вас, кажется, есть своя причина быть недовольным Верховцевым.

Хитрая бестия Нелли! Все она понимает. Все же Щуров с деланным удивлением спрашивает:

— Какая причина?

— Не играйте. Я кое-что знаю…

— Ах, вот о чем вы! Пустяки. Неужели вы серьезно думаете, что я могу ревновать Лену к Верховцеву? Кто такой Верховцев? Между нами говоря, довольно заурядный командир взвода. Во имя памяти отца, которого мы все уважали и любили, ему многое прощается. А меня с Леной связывает общая любовь к театру, к искусству…

Конечно, Щуров рисуется, говорит громкие слова об искусстве, а в действительности просто боится, что Верховцев отобьет Лену. И чтобы подразнить собеседника, так хорошо разбирающегося в ее сокровенных чувствах, Нелли многозначительно замечает:

— Смотрите не просчитайтесь. Не забывайте, что я подруга Лены и кое-что знаю…

Пришла очередь насторожиться Щурову.

— Что вы знаете?

Но Нелли не так проста. С притворным, хорошо разыгранным испугом (вот бы такую на сцену!) замахала руками:

— Нет, нет, не спрашивайте. Тайна!

— Нелли! Мы ведь старые друзья. Что вы знаете?

— Ничего особенного. Просто мне кажется, что Лена не так уж безразлична к Верховцеву, как вы думаете.

Какой точный, верно рассчитанный удар! Щуров смешался, неуверенно выдавил:

— Вы ошибаетесь!

— Как знать! А вот мой муж, так он просто убежден, что Лена любит Верховцева. Кажется, Юрий ему сам что-то говорил. Вижу, вас это встревожило?

Недаром Щуров чувствует влечение к театральному искусству. Он уже овладел собой.