Или, может быть, это Леночка? Всякий раз, когда я думаю о ней, неумолимая рука памяти сжимает сердце.
Если ты, далекая безответная весенняя любовь моя, случайно развернешь книгу, то, конечно, не узнаешь себя в Елене Орловой. У тебя и имя другое, и фамилия другая, и детство твое прошло не в Рязани, а в Москве, и теперь ты живешь в столице, а не в далеком пограничном гарнизоне…
И все же это ты, ты, ты! Разве не твои светлые глаза, ясные и покойные, как зимняя сказка, я отдал Лене? Разве не твой выпуклый лоб у нее? Разве не твои золотистые волосы шумят, шумят и до утра не дают уснуть, как пять, десять, двадцать лет назад!
И все же это не ты героиня романа!
Есть в книге персонаж, всегда занимавший первое место в мыслях автора. Вначале появлялся он редко, мельком, под конец стал в центре событий. Речь идет о Юрии Верховцеве. Ради сына Алексей Верховцев глушил в сердце любовь к Галочке. Кто знает, как сложилась бы его личная жизнь, не будь Юрика? Ради сына гордая Анна жила с разлюбившим ее мужем, покорно несла тяжкий крест. Строгие глаза мальчика остановили Галину Белову в тот страшный для нее вечер, когда она совсем было решилась сказать любимому человеку:
«Приходи! Я твоя!»
Юрий Верховцев повернул жизнь Лены Орловой, силой своей любви отверг Щурова и, пройдя через горнило испытаний, вышел на прямой путь. Пусть еще многие тревоги подстерегают молодого Верховцева. Но автор спокоен: Юрий будет достоин памяти своего отца — как сын, как друг, как наследник с честью пройдет положенный ему путь.
— Так, значит, главный герой романа Юрий Верховцев? — спросит потерявший терпение читатель.
— Нет, не Юрий Верховцев!
— Кто же тогда? И вообще, к чему эта викторина?
Правда жизни! Вот главный герой, главное действующее лицо романа!
— Правда жизни?! — Недоверчиво покачает головой критик, и язвительная улыбка привычно сморщит губы. — Мудрит автор! Да и не оригинально! У Толстого уже это было. Что-то подобное было и у Гоголя: смех — главный герой!
— И все же главный герой книги — правда жизни! Все, что здесь написано — правда. Так могло быть! Нет, так было!
— А мне какое дело, было это в действительности или не было, — скажет критик, а возможно, и читатель. — Пусть автор выдумает, лишь бы складно получилось.
Для критика, да, пожалуй, и для читателя, разумеется, нет дела: неправдоподобная ли это быль или похожая на правду выдумка. Но для автора не безразлично. Он знал своих героев, жил среди них, смотрел им в глаза, и, как мог, написал о них. А если получилось не то и не так — ну что ж! Как говорили древние:
— Я сделал, что мог, кто может, пусть сделает лучше!