Верховцев и Подопригора лежат в сторонке, слушают песню.

— Гарна писня, — мечтательно проговорил Подопригора. — Перший раз я ее на Днипри, пид Могилевом в лесу почув. И понеслы мы цю писню в Варшаву, Данциг, Штеттин, аж до самой Эльбы.

А песня летит:

Истово выводит Сущев, и все подхватывают:

И снова Сущев затягивает:

— Не дадут солдаты Родину в обиду! — про себя повторяет Верховцев, и чувство радостной полноты жизни, любви к людям, окружающим его, наполняет душу, и хочется сделать что-то хорошее, большое…

С сумкой, наполненной газетами, пришел агитатор Мартынов. Солдаты расхватали газеты: «Правду», «Красную звезду», «Комсомольскую правду».

— Ну, как там за океаном?

— А на ассамблее что нового?

От шоссе к высотке потянулся второй взвод.

— А вот и Кареев, — поднялся Верховцев. Подопригора посмотрел на часы:

— В срок уложились. Лейтенант Кареев службу хорошо знает.

— Да, у него есть чему поучиться. Пойду посоветуюсь, правильно ли мы позицию выбрали. — И Верховцев пошел навстречу Карееву.

Командир роты капитан Щуров выглядит весьма картинно: и сумка, и планшет, и бинокль… Но жара и долгий путь разморили Щурова. А тут еще Верховцев со своим взводом снова вылез вперед и торчит, как бельмо в глазу. Угрюмо осмотрев позицию первого взвода, Щуров обернулся к Подопригоре:

— Ошиблись! Опять, не спросись броду, сунулись в воду. Ваша позиция вон где проходит.

— Могу доложить, — с чувством собственного достоинства начал Подопригора. — С высотки лощина не простреливается. Мертвое пространство получается. И командир взвода решил…

— Решил! Скажите, пожалуйста, какой стратег нашелся. Позиция вам была указана?

— Була.

— Так ваше дело не рассуждать, а выполнять. Если начальство ошиблось, оно само и поправит.

— Як у нас на Украине кажуть: не суйся поперед батька в пекло?

Такая вольность не понравилась Щурову.

— Опять вы, товарищ старшина, со своим дурацким фольклором в служебное время. Не по уставу это. Ясно?

— Вполне, — вытянулся Подопригора.

Подошел Верховцев. Щуров встретил его чуть заметной усмешкой:

— Ошиблись, Юрий Алексеевич, не там взвод расположили.

— Я принял такое решение.

Щуров пожал плечами:

— Скажу по-дружески, зря вы ответственность на себя берете. Командир определил позиции, ну и выполняли бы.

— По условиям местности мне так выгодней. Ведь и на войне…

— Так здесь же не война.

— Но мы обязаны учить солдат в обстановке…

Губы Щурова язвительно вздрогнули:

— Знаю, знаю, газетные передовицы сам читаю, грамотный. — И, не удержавшись, как бы мимоходом добавил: — Впрочем, известно, для чего эта инициатива.

— Не понимаю вашего намека.

Спокойствие Верховцева подстегнуло Щурова:

— Можно подумать, что хотите выслужиться.

Верховцев вздрогнул. Но сдержался, сказал раздельно:

— Товарищ капитан! Я не выслуживаюсь, я служу.

Щуров понял, что переборщил, заговорил примирительно:

— С вами и пошутить нельзя. Горячий вы человек. Спокойней надо, спокойней. Зачем все так близко к сердцу принимать. Я вам добра желаю. И опыт у меня больше вашего. Вам воевать не довелось, а мы военное искусство своей кровью добывали. Если что нужно — обращайтесь. Я с открытым сердцем помогу.

— Спасибо, — сухо поблагодарил Верховцев. — Дела пока ничего идут. Вот только не решил еще, на какую глубину окопы рыть. Времени мало, и грунт тяжелый.

— Как командир роты, прямо вам скажу — в полный профиль рыть надо. Правило известное. Правда, солдат жаль: выроют, а через час уходи — и пропал труд. А впереди — марш. Это тоже учитывать надо. Ваши солдаты хорошо потрудились. Обидно им будет первое место другим уступать. Несправедливо!

Офицеры ушли вдоль позиции, и Подопригора остался наедине со своими размышлениями. Почему капитан Щуров с такой враждебностью относится и к Верховцеву, и к нему, да и ко всему взводу? В чем тут дело?

Размышления Подопригоры нарушил старший сержант Кутов, помкомвзвода подразделения лейтенанта Кареева. Этот невысокий рыжий увалень остер на язык, говорит с подковыркой — держи ухо востро!

Подойдя к Подопригоре, он напустил елей на плутоватую, как у всех рыжих, физиономию.

— Разрешите приземлиться, товарищ гвардии старшина?

— Приземляйтесь, товарищ старший сержант, — в тон ему ответил Подопригора.

— Закурим? — и Кутов полез в карман за папиросами.

— Давай, шоб дома не журились.

— У тебя какие, «Казбек»?

— По будням я «Беломор» курю. Он для сердца легче.

— И для кармана.

— Твоя правда, — невозмутимо согласился Подопригора.

Приятели закурили и некоторое время молча дымили папиросами. Но Кутову не терпится поддеть флегматичного Подопригору.

— Так вы, товарищ гвардии старшина, — издалека начал он, — рассчитываете, что ваш взвод наперед выйдет?

— Трохи есть, — утвердительно кивнул Подопригора.

— Нехорошо, нехорошо!

— Кому нехорошо, а для нас в самый раз, — со смаком затянулся Подопригора.

— В том смысле нехорошо, что вы и в армии давно, и в звании солидный стаж имеете, а рассуждения у вас, как у первогодка.

— Це почему?

— А потому! Не может ваш взвод выйти вперед, поскольку там наш взвод будет.

— Не кажи гоп, поки не перескочишь, — с философской невозмутимостью изрек Подопригора.

— Вот командир дивизии приедет, он сразу определит.

Но Подопригору не смутила такая перспектива.

— Для нас нехай сам командир корпуса приезжае.

— А из округа?

— Хоть из Москвы маршал в полной форме.

Кутов с негодованием дернул головой.

— Занозистый же ты, Тарас, парень. Со своего взводного пример берешь.

— С такого командира пример можно, брать. Помнишь, якым первый взвод був? А Верховцев все переворачивает. Дай тилькы срок — взвод вытянет. Да як ему и другим быть, колы вин полковника Верховцева сын родной.

Трудно сказать, сколько б еще препирались помкомвзводы, если бы к высотке не подошли Верховцев и Кареев.

— Как ты думаешь, Миша, — спросил Верховцев, — о чем здесь наши помощники беседуют?

— Не знаю.

— Какой взвод лучше. Не раз заставал их за дискуссией на эту тему.

— Никак нет, товарищ лейтенант, — бойко начал Кутов. — Мы больше насчет табаку рассуждали.

— Дым в глаза пускаете, — улыбнулся Верховцев.

Офицеры поднялись на гребень.

— А ты не ошибся, Юра? — озабоченно осматривается Кареев. — Тебе не эта огневая позиция указана.

— Знаю, знаю. Я другое решение принял.

Кареев обошел высоту, признался:

— Верно решил!

— Одобряешь?

— Молодец, молодец. Правильно инициативу проявил. Вообще у тебя дело пошло. Взвод подтягиваешь.

— Вот только бы учения хорошо провести и марш не затянуть, — вздохнул Верховцев. — Знаешь, я думаю рыть траншеи для стрельбы с колена.

— Как так?

— Видишь ли, грунт твердый, каменистый, а времени в обрез. Солдаты измучаются, а впереди — марш. Силы надо беречь. У взвода реальная возможность хорошо выполнить задачу. Понимаешь, что это для солдата означает? Да и Щуров не возражает…

— Но местность простреливается, — значит, в полный рост надо отрывать.

— Я хорошо это знаю. И солдаты знают. В других условиях мы вырыли бы как полагается, а вот сейчас обстановка так сложилась…