Изменить стиль страницы

— Ты из себя артиста не корчи! Вроде не знаешь, зачем вызвал?

Хороший мужик председатель, только горяч больно. Как сковорода разогретая, притронешься — ожог будет. Любит распекать, разойдется — как глухарь, одного себя слышит. А чуть пыл сойдет — заговорит ровно, вроде преобразится мужик — что ни фраза, то мудрость.

— Ей-богу, не знаю, — Витька отвечал тихо, даже подобострастно, чтоб гневный тон этот немного приглушить.

Но, видать, сильно кто-то прогрел сегодня Трофимовича, он Витькиного виноватого тона не принял, минут пять чистил, что называется, на все боки.

— Совсем распустились колхозники — кто ж в горячую пору выходные справляет, а? Если бы моя власть, я бы в тюрьму тех сажал, кто так равнодушно к хлебу относится…

Когда разгоряченный Иван Трофимович слова всякие бессвязные в Витькин адрес посылал, Витька еще мог спокойно все перенести — авось откричится и перестанет, но вот последние фразы о том, что будто бы он, Шмаков, преступник, перенести не мог, в разговор вступил:

— А разве это не преступление — без выходных дней людей держать в поле? Я, может быть, сына месяц не видел? Он уже дичиться меня стал!

Иван Трофимович шаги притормозил, на Витьку поглядел, точно проверял — искренне говорит Шмаков или просто выкручивается, но так и не понял и сказал глухо, с болью в голосе:

— Если ты искренне так говоришь, то лучше уходи из колхоза, понял? Перед хлебом мы все должны стоять руки по швам, потому на земле еще ничего более святого придумать не могли. Думаешь, я вас в поле держу? Ты сам посуди — завтра дождь пойдет, что делать будем? Я считаю — преступно равнодушно смотреть, как хлеб гибнет. Давай так договоримся — или ты сейчас в поле, или заявление на стол…

Витька почувствовал, как заходили руки в мелкой дрожи, сказал тихо:

— Лучше уж заявление… Уборку закончу — и будьте здоровы.

— А не потужишь? Смотри, Шмаков, легкая жизнь — она развращает, как трясина засасывает…

* * *

Витька проснулся, когда в окна бил яркий солнечный свет. Схватив с тумбочки полотенце, он бросился в умывальную комнату, быстро включил воду, начал с ожесточением тереть лицо.

«Проспал, — думал он, — вот сукин сын. Что люди подумают? И надо же было этого пива напиться, голова тяжелая, как оловянная…»

Вспомнив про пиво, Витька дернулся, на секунду поднял голову от раковины и вдруг блаженно заулыбался. Совсем забыл, безмозглый черт. Да ведь сегодня же суббота — в городе никто не работает. Вчера как раз после смены, перед тем как отправиться в общежитие, зашел он в пивной бар, усидел кружек шесть. Он тогда еще подумал, что в конце недели, перед выходным, сам бог повелел и пивком побаловаться, и побродить по городу подольше.

Витька Шмаков жил в Ростове вторую неделю, но осмотреться как следует еще не успел. Дальше заводского района пройтись времени не хватало. Поэтому, вспомнив что впереди два выходных, Витька решил побродить по городу, на людей посмотреть.

Для начала забежал в кафе, наскоро «сработал» котлету, запил кефиром и, выйдя на улицу, закурил. Раньше Витька еще до завтрака «беломорин» пять высмаливал, а теперь вычитал в «Здоровье», что уж если курить, то только на полный желудок.

На улицах еще было малолюдно, только в скверах около театра сидели старички, да на небольшой огороженной площадке вышагивали в спортивных костюмах пенсионерки из группы здоровья. Смешно было глядеть на их неуклюжие фигуры. Командовала ими стройная девица с забавным хвостиком волос на затылке.

Витька не преминул остановиться около изгороди, минутку-другую наблюдал, как вразнобой, точно на деревенской свадьбе, топали старухи, и вдруг заорал во всю силу своей глотки:

— Рота, смирно!

Испуганные старушонки шарахнулись как-то по-овечьи в разные стороны, а Витька заржал от удовольствия.

— Слушай, парень, тут тебе не цирк, — возмутилась девица.

— Вот именно, не цирк, — начал степенно Витька, — что ты зря старушек мучаешь? Понавыдумывали доценты с кандидатами, а ты и рада без ума. Ты видишь, вон они животы никак не наберут от твоих: «Раз-два… делаем!»

Девица что-то еще недовольно кричала ему вслед, но Витька ее уже не слушал, направился на проспект. В попавшемся по пути киоске купил областную газету «Молот». Газеты Витька читал оригинальным способом. Посмотрев первую полосу, он восклицал: «О нас не пишут!» На вторую глянув, говорил: «Войну не объявили». И только на четвертой быстренько пробегал все, что шло под рубрикой «Спорт». Впрочем, чтение четвертой полосы он заканчивал по-своему, бросив взгляд в самый конец, туда, где помещались некрологи: «Ага, никто не умер».

На этот раз внимание Витьки на первой полосе привлекла коротенькая заметка, где шла речь о том, что 150 комбайнеров из соседних областей, закончив уборку хлебов, приехали на «Ростсельмаш» и сейчас оказывают помощь прославленному коллективу в увеличении выпуска запасных частей для села.

«Вот уж верно, помогают, кому делать нечего, — подумал Витька. — Да заводчане в этой помощи как кот в хрене нуждаются. Штурмовщину привыкли областные чины качать, вот и будоражат людей. Тут и своим кадровым делать нечего, металла не хватает, простаивают станочники, так нет, еще сто пятьдесят бездельников приехали».

Вчера из-за этого произошел у него крупный разговор с мастером Нееловым, когда пошел он к нему просить работу. Витька работал на сборке, и практически три часа сегодня работа шла ни шатко ни валко.

— Простаиваем, мастер, — сказал Витька. — Давай выкручивайся…

— К обеду, не раньше, детали появятся. — Во всем облике Неелова, крупного лысого мужика, царило такое благодушие, что Витька невольно дернул плечом, пошел на мастера.

— А платить кто мне будет?

— У вас, деревенских, все монетой ценится. Ты, Шмаков, в рабочем коллективе, а рабочий класс — он сознательностью измеряется.

— Вы что ж думаете, мы в деревне из-за денег только работаем? А кормит кто вас?

— Меня, Шмаков, никто не кормит. Сам научился. Я на заводе стаж имею, и меня за это ценят…

— Так и направьте свой авторитет, чтобы люди не простаивали, пользу и себе, и обществу приносили.

— От того, что всякий раз мастер на рожон полезет, авторитет не увеличится. А ты больно скор на ногу — не успел научиться соплю от носа отбивать, за общество ходоком стал. Знаешь, как говорят: «Советчик — не ответчик…» Производство организовать и выше люди есть.

Плюнул с досады Витька, направился к выходу.

…На заводе Витька оказался случайно. После того разговора с Трофимычем Витька неделю убирал хлеб, убирал, что называется, молчком, с председателем больше не сходился, но заявление в конторе оставлено, и наверняка ему ход будет дан.

Но когда гонял на ремонт в Сельхозтехнику свой комбайн, случайно услышал от диспетчера, что посылали на завод за запчастями, да приехали порожняком, просим помощь людьми во вспомогательные цеха.

— А что, — сказал Витька диспетчеру, — рвать можно. Говори своему управляющему, мол, Шмаков из «Светлого пути» согласен.

— А как же дом, семья?

— Я казак вольный, были бы гроши да харчи хороши, так говорят.

— Это ты не беспокойся. Общежитие дадут, на заводе заработки хорошие.

— Значит, порядок. Готовь, маманя сухари Витьке Шмакову.

Конечно, про сухари Витька сказал так, для красного словца. От его райцентра до Ростова езды было часов восемь, к тому же поезд уходил ночью, а утром был в городе. Так что можно поужинать дома и на завтрак пожаловать хоть в любой ростовский ресторан.

Вызова Витька ждал неделю. Случайно узнал, что камнем преткновения стал председатель колхоза Иван Трофимыч, мол, не резон лучшего работника потерять, вон и зябь не вспахана, на трактора сажать некого, а тут еще одного работника лишимся.

В другое время, может быть, Витька бы и согласился с председателем, но тут шлея попала под хвост. Вечером, застав Ивана Трофимыча в правлении, он взял, как молодой конь, с места в карьер.

— Почему не отпускаешь, председатель? Что мне колхоз, на кону достался?