Он положил трубку и с хитрой улыбкой взглянул на меня.
— Так что же будем делать?
Я молчала. Паузу нарушил неожиданный телефонный звонок. Булатов опять взял трубку.
— Слушаю… Кто, кто?.. Детсад? Отдел кадров? Кочегара, говорите, нет? Что?.. Мерзнут ребятишки? И слушать не хочу! Немедленно снимите у нас, в управлении порта, и пошлите в детсад! Что же тут непонятного, товарищ начальник отдела кадров? Это же дети, наши дети! Снимите кочегара в управлении, ясно? Да-да, мое приказание! Не замерзнем. — Булатов с силой опустил трубку и снова принялся читать претензию.
Я переглянулась с Кущем. Вошел Бакланов. Булатов поднял голову, показал Александру Егоровичу на стул и протянул ему претензию.
— Вот познакомься с подарочком. Это нам соседушки наши преподнесли. Ну как с ними в мире жить?
— Ого! — вскричал Бакланов. — Значит, мы не доставили до сплаврейда сто пятьдесят семь тысяч кубометров древесины на сумму двести девяносто тысяч рублей…
— Нет, ты погляди, какие нахалы! — прервал его Булатов. — Мы им плоты водили, помогали план выполнять, а они…
— Дело не в этом, — улыбнулся Бакланов. — Тут надо смотреть глубже и дальше. Певчая еще весной об этом твердила, а ты, понимаешь, отшил ее тогда…
— Виноват, каюсь!
— Да, кстати, Галина, Полубесов какую-то справку сегодня готовил. Для чего она понадобилась?
— А вот товарищ Кущ объяснит.
— Из-за поломки рулей простои по нашему буксирному флоту составили 37 864 судо-часов, убыток — 101 286 рублей, — деловито начал Кущ. — Это только зарегистрированные случаи. А сколько простояли пассажирские суда, баржи! А все из-за этих топляков, черт бы их побрал! Платить сплавщикам не будем, пусть передают в арбитраж. Мы за это время подготовим встречный иск. Семен Антонович, прошу вас, не разрешайте больше водить плоты без договоров. К тому же в договорах надо оговаривать необходимые условия: очистка реки от топляков и ответственность за простои судов по вине сдатчиков древесины.
— Весь в ваших руках, дорогие коммерсанты, сдаюсь! Надо и в совнархозе об этих топляках поставить вопроса лес гибнет, суда простаивают!..
Слушая признания Семена Антоновича, я удивлялась: получается, что он раньше ничего не знал о топляках! Да ведь ему только что напомнил об этом Бакланов.
А Кущ продолжал:
— И еще много бревен выносит Гремучая в океан, а потом волной выкидывает на нашу косу. Народ собирает бревна и пилит на дрова. Это же, товарищи, государственные денежки!
— Что ты предлагаешь?
— Предлагаю создать бригаду по сбору выброшенного океаном леса. Бухгалтерия согласна оплачивать эту работу по нарядам…
— Дельно!
— И не только бригаду создать, но и мобилизовать жителей. Многие этим «промыслом» сейчас занимаются. Пусть продолжают, но лес за определенную плату сдают нам.
— А я считаю, — сказал вдруг Бакланов, — что просто так вопрос этот решать нельзя. Слышал я уже об этих бревнах, Воробьева говорила. Нет, товарищи, надо все обдумать как следует. Поймите, люди из года в год собирали бревна на дрова, а тут вдруг — неожиданный запрет. Нужно объяснить каждому усть-гремучинцу, во что эти бревнышки обходятся государству…
— Верно! — поддержал его Булатов. — Надо разъяснить все, а не запрещать так вот сразу. А то еще, чего доброго, Кущ предложит квалифицировать сбор населением бревен как расхищение государственного имущества. Кстати, Певчая, конечно, помнит об этом: мы в свое время напрасно обвинили бригаду Скворцова в краже кондитерских изделий и деньги с грузчиков удержали зря.
— Как это зря?! — удивилась я.
— А вот так: следствие закончено, и выяснилось, что грузчики ни одной конфетки не взяли. При выгрузке они обнаружили в трюме разбитый ящик — две доски кто-то проломил. Ну, ребята и решили заменить их. Вытащили проломленные доски из-под контрольной ленты, засунули новые, а когда вытаскивали доски, из кармана бригадира, наверно, и выпал наряд…
— Но зачем же они все это сделали?
— Так ведь вы, коммерсанты, часто твердите о браке в работе, снижающем показатели. А грузчики боролись за звание бригады коммунистического труда. Вот они и решили еще в трюме исправить положение, так сказать, ликвидировать брак.
— Вот чудаки! И как они не поняли тогда, что мы могли бы потребовать коммерческий акт на недоброкачественную перевозку грузов! — усмехнулся Кущ. — А эти оригиналы из бригады Скворцова брак в работе экипажа судна скрыли, вернее взяли на себя, да еще уплатили собственные денежки за недостающий груз. И почему они тогда молчали, на собрании, никак не пойму…
— А чего тут не понять? Ошеломило их обвинение, вот и все. Конфет они не брали, а наряд оказался в ящике. Следователь с трудом докопался до истины. Надо бы взять частное определение да проработать его во всех бригадах, рассказать, что может случиться из-за незнания правил перевозки грузов. Уж я ваши тарифные руководства вызубрил назубок. Много раньше не понимал, а теперь вижу, вы у меня молодцы, — рассмеялся Булатов. — Вот и сегодня приперли меня к стенке, ничего не поделаешь. Пойдем, Певчая, на мировую, не хмурь брови-то… Опытный конь и тот в борозде спотыкается, а я ведь портовик-то скороспелый — раньше в рыбаках ходил…
Булатов говорил улыбаясь, полушутливо. Но я чувствовала, что все искренне, Честное слово, я была тронута и… очень удивлена.
ГЛАВА XXIII
Зима в этом году установилась сразу настоящая — с морозами и снегом. Я топила печь. Пламя жадно охватывало сухие поленья. Дрова!.. Странно все-таки получилось… Шура смеется: «Так тебе и надо, не зарься на чужое добро». Но ведь таким способом у нас все добывали дрова! Главное, обидно, что не я, а Кущ поднял вопрос о вылавливании бревен и о запрещении распиливать деловой лес на дрова. Из-за этого и разгорелся сыр-бор. Женщины поселка презирают меня, даже Наташа Толман и та перестала разговаривать со мной. Она не может простить мне те сухие бревна, которые лежали у них года три под окном и которые Ваня отдал на постройку дома для Виктора. Наташа утверждает, будто это я уговорила Ваню отдать бревна. Чудачка! Живет с ним столько лет, а до сих пор не знает, что Ваня — добрейшей души человек.
Вчера к Толманам приезжала комиссия из райисполкома. Проверяли жилищные условия. Наташа что-то надумала. Неужели она хочет менять комнату? Надо обязательно поговорить с Ваней. Но он или на работе, или по каким-то делам в райцентре.
Как-то незаметно бегут сутки, недели, месяцы… Прошли Октябрьские праздники, скоро Новый год. Лешка готовит в клубе грандиозный бал-маскарад. Мы с Шурой договорились Новый год встречать у меня. Будут Игорь и Минц.
Пришла новая претензия, теперь уже от рыбокомбината, — на соль, ту самую, что была смыта во время шторма. Булатов, правда, шумел: «Знают, что в шторм смыло! Так какого же беса строчить претензии?» Кущ ему разъяснил, что убытки, понесенные из-за стихийного бедствия, нужно оформлять документально, тогда и рыбокомбинат на основании акта может списать недополученный груз. Трудно представить себе, но Булатов стал во многом советоваться с нами. На днях при встрече он даже спросил меня шутливо: «Кого ждешь — сына или дочь?»
…Поленья в печке задорно потрескивают, и мне становится веселей. Неожиданно в дверь постучали, и в комнату ворвались Толя и Рая. В руках у обоих множество свертков и бутылок.
— Галина, принимай незваных гостей. Ты уж меня прости, но я, знаешь, ногой постучал. Говори скорей, куда все это хозяйство уложить? — Толя был оживлен, и широкая улыбка не сходила с его лица. — Надо обмыть премии за монтаж кранов и рацпредложения! Сейчас Игорь и Минц придут.
Я с помощью Раи принялась распаковывать свертки. Чего только они не натащили! А Рая, лукаво взглянув на меня, сказала:
— Галина Ивановна, в следующую навигацию буду работать на портальном. Красота!
— Она и в заочный институт поступает, — гордо вставил Толя, — Райка наша растет!
— И откуда в тебе, Рая, столько энергии? У тебя на все хватает времени. Да ты и на сцене, кажется играешь?