Потрясенная Сарина поняла, что не выполнила ни одной из поставленных перед собой задач и вернулась, вся дрожа от негодования и принижения собственного иго. Возбуждение однако было столь велико, что пришлось вызвать меня.
– А почему именно меня? – поинтересовался я.
– А ты выслушаешь и запишешь, – авторитетно заявила Сарина. – Для истории. Вывод я сделала такой: для ведения войны мужчину использовать невозможно.
– Что ж, и на том спасибо, -с облегчением думал я,отправляясь на заслуженный отдых.
– Смотри только, не переври! – крикнула вдогонку Сарина. – А то ты так запишешь, будто меня там вообще не было, а один только ты и был.
– Без меня потом переврут, – успокоил я на лету.
* * *
– Как твоя рукопись попала в руки людей? – вопросила Кибела, догоняя.
Я пожал плечами: – Это у Люцифера не грех разузнать.
– Оставь Люцифера в покое,– отрывисто приказала Кибела.
Я внимал и взирал.
– Ты успел сунуть свою рукопись Мозесу? – укоризненно произнесла Кибела.
Не спрашивала, скорее, утверждала.
Я хлопнул себя крылом по голове. М-м-м-м, ясное дело. Выходит, зовут Мозесом. Я ведь успел позабыть. Да ей-то что? Ну прочитал псевдо-египтянин мою рукопись, ну и?
– А причем там наша программа? – допытывала Кибела.
Я пожал плечами: – Случайно попалась под руку, на ней и записал. А что?
Я действительно был удивлен: какое всё это сейчас могло иметь значение?
– Ты не знаешь людей, – пробормотала Кибела. – Они же принимают всё на себя. Персонально. Потомки Мозеса в ходе цивилизации научились для чего-то наращивать детородные органы и сделали компьютер, каковой наладили раскодировать нашу программу, конечно, применительно к себе. Там, я полагаю, было не все?
– Да обрывок какой-то, – я снова пожал плечами. – Не знаю и докуда.
– До 2012 года. – Кибела внушительно кивнула. – Теперь после двухтысячного там все на грани. Ждут конца света.
– Ого! – я сам к себе проникся уважением. Угадал! Ведь угадал же Апокалипсис.
Вслух поинтересовался: – А он планируется, конец света в 2012 году?
– Не знаю, – Кибела безучастно пожала плечами. – Вообще-то эта линия исследований зашла в тупик. Кое-кто хоть сейчас готов зачеркнуть и начать сначала... Ну не совсем уж сначала, просто теперешних стереть с тем, чтоб дать место следующим группам крови. Но Сэнсю хочет подождать, непонятно, куда тянет... Кибела сделала паузу, размышляя, а потом снова пожала плечами: – Может, и до 2012 года... – Вдруг она рассмеялась и доверительно сообщила: – Представь, они там даже пытаются найти возможность выжить... Как будто метеорит им рухнет на головы случайно.
– А чего вы вообще от них добиваетесь? – невинно спросил я и тут же высказал своё предположение. – Чтоб каждый из них стал таким, как вы?
– Пожалуй, это скорее по части Люсика, – ухмыльнулась Кибела. – Вот кто у нас спит и видит каждое эго, раздавшееся до необозримой величины, так то Люцифер. А на самом деле его больше всего интересует эго собственное.
– Чего же вы хотите? – повторил я свой вопрос.
Кибела снова уклончиво пожала плечами: – Пока ничего хорошего не получается, говорить, к сожалению, не о чем. Что бы мы ни делали, какие условия ни создавали бы для их жизни, они всё равно опускаются иногда до уровня диких зверей, а иногда ещё и пониже. Сколько раз уж было, их закаляют, а они ожесточаются. Даже при матриархате всё это выглядит не особо привлекательно, а уж патриархат...
Кибела покачала головой и пригорюнилась.
Я скосил на неё глаза: – Да ты посмотри на эти условия! Им же приходится не жить, а выживать. Кто тут не озверел бы! Посмотрел бы я на всех вас, если бы вам только рожать приходилось в таком кошмаре. Не говоря уже обо всем остальном. Может, и сама Сэнсю не смогла бы не обозлиться.
– Вероятно, это скорее удивительно, – медленно произнесла Кибела, – но они не все звереют. Некоторые при любых условиях остаются людьми.
– И тогда вы ухудшаете условия? – догадался я.
– Это называется "вычислять лимиты прочности", – задумчиво сказала Кибела. – Кстати, существуют миры, где мы не ухудшаем, а улучшаем условия. Ищем верхние пределы.
– А вам никогда не бывает жалко этих несчастных подопытных человечков? – полюбопытствовал я. – Все-таки разумные существа, страдают, надеются, кто-то кого-то любит...
– Чего не бывает, – быстро ответила Кибела. – Да толку-то что? Ну давай все сядем и зарыдаем от жалости, и чего этими слезами добьёмся?
– Так чего ж вы всё-таки добиваетесь? – устало повторил я. Я уже понял, что решения этой задачи не узнаю.
– Поживем – увидишь, – флегматично протянула Кибела.
* * *
Я заметил, что после перерыва из мужчин вернулись только Эли и четверка первого поколения рожденных. Кегли-мегли-вуцли-шмуцли-ацтль испарился вместе с Одиным, видимо, в поисках новых жертв в Новом Свете. Ну вот там пусть и ищут. А мне сразу полегчало.
Великие Матери слушали Сэнсю.
– Необходимо как можно скорее эвакуировать в параллельные миры всех, кроме смертников, – отрывисто давала распоряжения главная мать. – Смертников же со всех остальных миров сослать туда. Только самых страшных, самых опасных, самых оголтелых злодеев, кто действительно заслужил ужасные кары. Это срочно, пока они не успели окружить себя железным занавесом. Потом пусть развиваются, как знают. Сожрут друг друга? Их дело. А наше дело наблюдать. Так даже лучше: прибавится информации для экспериментов... С патриархатом появляется принципиально новая область исследований. Такой отчаянный взбрык экспериментов... Может, и побочная, но необходимая для наших исследований линия...
Все молча смотрели на неё, ожидая дальнейших указаний.
– Ладненько, – Сэнсю успокаивала то ли нас, то ли себя. – Всё закономерно. В устоявшемся мире начинается застой. Мы подсовываем мудрому безумцу древнюю, доселе затерянную карту с четко обозначенными путями. Храбрец, не в силах сопротивляться, снаряжает корабли, а мы отыскиваем для него богатых меценатов. Возникает Новый Свет, со Старого начинается утечка генов, причем всегда экстремальных: мятежники, злодеи, искатели приключений, но и гении, которых не признало отечество... Вариант: поиск и создание оптимальных условий для гениев и экстремистов. В лучшем случае приведёт к свободе и процветанию, в худшем – к рабству и вырождению.
Сэнсю сделала паузу для того, чтобы передохнуть и обвести нас взглядом. Затем подолжала: – Вариант противоположный. Мы постепенно зажимаем гайки там, где уже собраны испытуемые. Создаются безжалостные условия существования, затем подбрасывается наделенный жаждой власти хитрый злодей. Смертник, прославившийся коварством и жестокостью в самые кровавые века. Злодей устраивает революцию на месте и дорывается до власти. Судьба злодея нас дальше волнует только в смысле его дальнейшего наказания. А в качестве замены всегда найдётся кто-нибудь, ещё хитрее, мерзче и кровавее. Этого добра у них там хоть отбавляй. В процессе – неразбериха, кровопролитие, голод и мор. В результате рабство. Гении и экстремисты систематически отбираются и уничтожаются, особо везучие умудряются вырваться в тот же Новый Свет. Оптимальные условия в сем ходе истории создаются для хитрых, серых, бездарных, мелких и примитивных личностей, которые умеют проявиться только в отталкивании на пути к кормушке более ярких, но слабых физически или не столь хитрых. В любых ли случаях приведёт к задержке и конечной остановке развития или вероятны альтернативы? Будем наблюдать.
Мы молча внимали. В моем мозгу билось: "Мы создаем... Мы подсовываем... Будем наблюдать..." и всё отчетливее вырисовывался образ Сейтана женского пола. К собственному ужасу, я начал понимать, что прежние догадки, ранее лишь сверкавшие в уме, обрастали ясными чертами и оказывались единственно верными.
Выходит, все, что я придумал раньше и вложил в нытье Ильи-Илиэля... Так это я-то глупец? Да я же гений! Вот теперь мне по-настоящему стало страшно! Я хотел одного: быть обыкновенным, вроде остальных мужей, которым не грозило ни излишнее знание, ни терзания совести из-за него: дураком, невежей, тупицей. Я мечтал только о вожделении производить детей, потугах хлопать крыльями и стремлении молчать, молчать, молчать... Я молился про себя, чтоб они избавили меня от мыслей... И от голоса... И от рвения записывать...