– А новые откуда взять? Ничего из ничего не получается.

– Так ты предлагаешь, все души зараз уничтожить, смешать наново в один дух плохие и хорошие, улучшить, а потом опять делить по телам?

– Взять, например, – мечтательно произнёс Мафусаил, и соединить Казанову с Папой Римским...

– Не понял, которого Папу ты предлагаешь, – пробормотал я.

– А любого, – пожал плечами насмешник. – Какая разница!

– Вот это очень хороший вопрос, – воздвигнув вверх указательный палец, заявил Учитель. – Я бы сказал, один из важнейших вопросов.

Все повернули к нему головы.

– Вижу, что мы постепенно свели проблему к двум возможным альтернативам, – хладнокровно подытожил Дух. – Первая: найти ошибку в программе и исправить, ничего другого не трогая, пусть живут. Вторая: всё переделать сначала. При этом, в любом случае, определить, как поступить с теми душами, которые проявили себя в качестве абсолютных носителей зла. Отделить общий спирит тиранов, насильников, злодеев, извергов с тем, чтобы извести под корень, либо же слить опять всё в одно целое с надеждой, что Добро всё-таки осилит Зло когда-нибудь.

– А разве есть возможность разделить дух на части? – полюбопытствовал Мафусаил. – Тогда всё, конечно, проще... Нет, кроме шуток, расчленять, что ли?

– Да что там делить! – Мехиаэль явно закипятился. – Взорвать всё на фиг к чёртовой бабушке, – и весь делёж!

– Слушай, что ты привязался к моей бабушке? – потерял терпение Мафусаил. – У меня и бабушки-то никакой отродясь не бывало. Или была?

Все дружно посмотрели на Учителя с вопросами во взглядах.

А я боялся повернуть глаза в ту сторону, потому что лихорадочно соображал. Елки-палки, что же это получается? Ведь если только это не издержки нашей программы, а похоже, что и нет, то откуда вообще взялся дурной дух? Как получилось, что добрый дух вдруг начал и продолжает превращаться в злого? И ведь это как раз то, о чём Илья предупреждал ещё, когда творить только начинали.

– Ангелы, – как будто подслушав мои мысли, жалобно заныл поэт. – Никто же из них абсолютными носителями зла никогда не рождался. Они же как-то делались злодеями уже при жизни. Может, это материя так на них действует?

– Точно, – прошептала осенённая Сарина. – Заранее ведь невозможно ни запрограммировать, ни предсказать, кто именно и почему предпочтёт сделать в предлагаемых обстоятельствах тот или иной выбор. Мы не можем учитывать параметры по той простой причине, что не знаем их... Если это перегибы материи, то ещё куда ни шло, программу ещё можно исправить, а если это всё-таки портится сам дух? Это же подумать страшно, что выходит...

– Прокисает, что ли? Как молоко? – заржал Мафусаил, но быстро смолк.

В сгустившейся атмосфере повисла тишина. Даже Вельзевул с Мехиаэлем беззвучно пытались шевелить мозгами.

Ну разве не прав был я в самом начале, когда твердил, что не надо трогать энергию и расщеплять на составляющие? Зачем только мы затеяли эту каверзную эволюцию? Ведь безо всего в самом начале было так хорошо.

* хоймалэ – в переводе с идыша, придурок, мэломэд – с иврита, учитель, а вместе на современном еврейском сленге употребляется в смысле: несчастный придурок, добрый дурень

Рукописи не горят?

Самая весёлая игра девчонок – не радугa-скакалка, а классики.

Вчера, например, они устроили большой насморк Льву Толстому. Над "зеркалом души" Ева с Галатеей издеваются откровенно. Пьера с его исканиями пускают героем каких-нибудь мультиков, ещё с американским уклоном времен шестидесятых, в том смысле, что злосчастная дуэль повторяется в разных вариантах через серию, а секс прерывается только стрельбой или бросками перчаток. Левина раз и навсегда определили зазывалой в казино, где они время от времени на пару с Нехлюдовым подрабатывают киллерами сутенеров. Благо, у Нехлюдова опыт, у Левина – дотошность. Хаджи-Мурата наладили взрывать Нью-Йоркские небоскрёбы с песней "а я маленький такой". Самого же писателя раз сунули в бордель в Махачкале последнего века, устроив драку с горцами. У графа там после стриптиза местной звезды уж так потекло, и, между прочим, далеко не только из носу. Пусть мол знает, как швырять женщин под поезда.

Или затеют дурить Гоголя. Тут больше всех почему-то изощряется Лилит: то в белом, то в любимом чёрном, то разведет возню с великим мявом, то просто покажет нос. Да такой еще нос, о каком не только Даниэль – сам автор не мечтал. Галатея же изображает вурдалака и всё норовит злорадно ткнуть бедолагу обезумевшим от кошачьих страстей лицом в зеркало, где первое, что видит классик у себя на груди, – это огромная звезда Давида. А почему Гоголь сжег только второй том Мертвых душ? На первый огня не хватило? Рукописи не горят?

Стоит ли говорить о том, какое счастье постигло Достоевского: ведь Сарина – не какая-нибудь потешница, а вполне серьёзный человек. Фантазии её хватает лишь на то, чтоб строить рожки или подобную ерунду, иначе бедняге пришлось бы совсем худо. И приходится, стоит только любой из девчонок присоединиться к забаве. Не позавидуешь тогда больной совести. Какие могут быть претензии к Достоевскому? А две убиенные старушки? А зарезанная страдалица? А поруганные дамские образы? А близкие женщины самого писателя? Явные неполадки со слабым полом, вот наши насмешницы и мстят. Кто во что.

Из мужчин дольше всех у них в любимцах продержался Булгаков. И вдруг – гром средь ясного неба. По какому-то пустячному, на мой взгляд, поводу. Первой, как всегда, возмутилась Сарина: – Почему Маргарите на балу целовали коленку!

И завелась, и выкатила глаза, и пошла, и поехала: – Это на ведьмовском шабаше-то? Бедную женщину раздели догола, чтоб целовать какую-то коленку? Мало разочарований несчастной досталось до того?

Сарину мгновенно поддержала Ева: – Типичный мужской шовинизм. Интересно, а если б там выставили голого дядьку, он бы тоже принял, как должное, целование коленки?

Галатея вроде согласилась, а вроде и стала уводить в сторону: – Какому идиоту пришло бы в голову выставлять это голое уродство?

Лилит мгновенно встала грудью на защиту мужчин, но тоном плакальщицы: – Девочки, ведь мы их такими сотворили... Мы не имеем права критиковать свою работу...

Сарина стала разоряться, что либо все одеты, либо наоборот. Дескать, нечего рядить одних во фрачные пары, а других – лишь в драные цветочные туфельки. Такого наговорила, что сама запуталась в собственных губах.

Лилит, тем временем, стала жалобно просить тоненьким голоском: – Девочки, я так люблю Булгакова... Пожалуйста, давайте не будем его обижать...

– Разве мы кого обижаем? – искренне удивилась Ева.

А Галатея хмыкнула: – Подумаешь, какие цацы. Уже и пошутить нельзя?

Сарина тем и выпуталась, что набросилась на Лилит: – Где твое чувство юмора!

Голосок Лилит задрожал: – Если это мы шутим, то очень зло.

– Как будто добро и зло не одно и то же, – тут же оборонила Ева.

Кибела молчала. Умная она женщина, всегда знает, как себя вести. Я думаю, это качество Кибела переняла от самой главной Великой Матери – Сэнсю.

В первых частях своей рукописи – каюсь! – я изобразил Сэнсю мужчиной, Учителем, Духом, но был не прав. Как выяснилось впоследствии, даже крамолен.

С какой стороны ни взирай, главенствуют во всем женщины. Матриархат, как показывает история, – это единственно правильное устройство общества. А патриархат, опять же, откуда ни плюнь, – моя собственная грешная выдумка, кощунственный вымысел наивного романтика. Не бывает, потому что быть не может. Не должно.

По логике, мужчины не способны на тонкие материи, которыми занимаются женщины, да и не для того их, то есть, нас создавали. Всякие там психологические теории и исследования, работы по развитию генотипа и накоплению генофонда, а так же духовные изыски, сентименты, манеры, любовь, альтруизм и сострадание, – это всё не про нас.