Сарина криво усмехнулась и переглянулась с Евой: – Да что Гилгамеш! Утешительного мало: там повсеместно избрали жрецами слуг, тоже мне демократы... Из тех, кто коварством заставил бывших жриц выучить их грамоте да забивать клинья на табличках. Теперь эти паразиты, содрав у женщин письменность, вовсю перешлёпывают историю и религию. Для нас, Великих Матерей напридумывали ругательные слова...Не говоря уже о самом слове Мать... Мало того, что ругаются, так ещё и романы тискают... Переиначивают культуру. Обещают вывести нового человека, который должен звучать гордо... Это наперекор всем нашим поискам правильного генотипа.

Галатея саркастически рассмеялась: – Подумать, какие цацы, кого-то уже не устраивают наши критетии... Вы можете представить себе это их новое чудовище?

Когда остальные поддержали возмущение, Сарина закончила: – Короче, со всеми вытекающими там начинается патриархат. Эволюция на планете ЕАR мира TH делает новый разворот. Кстати, ко всему прочему, борьба за власть идёт вовсю.

Я смотрел на Сэнсю и читал на её лице необъяснимое удовлетворение, которое, как мне казалось, она и старалась скрыть под маской испуга и гнева. В мою душу закрадывались подозрительные и неясные, еще более страшные предчувствия.

– Между прочим, – подала голос Ева, – основой всех своих религий они выбрали пасквиль Михаэля на всех нас. Будто не мы сотворили миры, а кучка мужчин во главе с неким Учителем мужского пола... Причем не миры в безграничном множестве, а один-единственный конечный мир.

Люсик подобрался ко мне и, притворяясь сочувствующим, тихонько прошипел в ухо: – Скажи, возникало у тебя желание предать огню свой памфлет?

– Бывало... – пропыхтел я. Сердце болело видеть в дыму свой собственный труд, так не желал.

– Рукописи не горят! – провозгласил Люцифер и довольно расхохотался.

– Стойте, – вдруг воздела длань осенённая сногсшибательной идеей Сарина. – Я знаю, что делать!

Все взоры обернулись к ней.

Сарина выждала торжественную паузу и произнесла: – Вооружиться! Вот что надо сделать. По крайней мере, хоть что-то интересное.

Ева и Галатея одобрительно закричали: – Правильно! Защитим родной матриархат. Ура!

Сэнсю скептически поджала губы: – Вы только смотрите, девочки, поосторожнее. У них там пушки, а у нас?

– Ха, – уклончиво вмешалась Кибела. – Неужто Великие Матери не найдут на их дурацкие пушки управы похитрее.

Улыбка Сэнсю обострилась.

Сарину снова осенило: – И почему бы не набрать для защиты верных нам мужчин?

И ими заслоняться, – поддержала Галатея. – Кто глупее. Например, Михаэль. Пускай теперь садится и пишет не пасквиль, а правду.

А кто хитрее, – быстро закивала Ева, – вроде Люцифера, – тот пусть вещает.

Нашли же верных мужчин. Ну не дуры ли эти бабы? Доверять Люциферу! А я? Мне-то за что? Выходит, и я Люцифера не лучше, раз они только подлецам и доверяют? Или не только?

На минуточку представилась яркая картинка: Сэнсю хватает меня за крылья, рядит в красное и размахивает мною, как флагом, а неведомый Сейтан перехватывает и тоже мною машет, но уже в качестве плаща тореадора. Какая разница... В голове снова закопошилось нечто неопределенное.

Сарина и Галатея расправили крылья, напялили для верности мужскую одежду и полетели формировать мужской батальон, оставив Еву с Кибелой на посылках.

– Ну что ж... – произнесла Сэнсю. – Я думаю, сделаем небольшой перерыв. Посмотрим, чего добьются посланницы...

* * *

Только присел я, чтобы собраться с мыслями и хоть немного отдохнуть, а тут вызов. Сарина.

– Как ты так шустро обернулась? – поинтересовался я.

– Эйнштейна читал? – выпучила глаза Сарина.

– Ну как же, буквально сию минуту, – пробормотал я. – Едва оторвался.

– Время относительно, – буркнула та. – Неважно.

Первого взгляда на ангелицу оказалось достаточно, чтобы понять: меньше всего Сарину сейчас интересовал генофонд, генотип, воспроизводство, война, мужской батальон и тому подобное. Возбуждена она была запредельно. Я даже испугался, что потрудиться придется изрядно. Но ничего, обошлось. Правда, сброс физического напряжения не привел к эмоциональному удовлетворению. Ей ещё необходимо было высказаться. Я слушал, в свою очередь вытаращив глаза.

Перво-наперво Сарина и Галатея определили пункты и времена с максимальными демографическими излишком и нехваткой мужчин.

– Причем тут нехватка? – вопрошал я.

– А там возрастает мужская самодостаточность. Не перебивай, – отмахнулась Сарина и стала рассказывать дальше.

Галатея, уверенная в своих красотах, отправилась в Элладу на остров Лесбос, где с огромнейшим удовольствием забыла обо всех своих задачах и стала набирать уже не мужской, а женский батальон Амазонок.

– Представляешь, как Галатее повезло? – горячечно облизывала губы Сарина. – Ей оттуда и улетать не хочется.

Сарине пришлось хуже. Её сначала занесло в Содом. При виде огромной толпы распаленных производителей Великая мать обомлела от нахлынувшего счастья. Сам собой немедленно стал прикидываться результат, который может получиться от слияния ангела с толпой простых смертных. Но не тут-то было.

Начался стриптиз безукоризненно: Сарина сбросила по очереди рубаху и штаны и бросила в публику. Там озверели. Дальше почему-то не заладилось. Едва несчастная добралась до лифчика, послышалось обиженное "У-у-у". Должен заметить, что груди Великих Матерей сильно отличаются от той, которая вошла в легенду со статуей Кибелы Каменного Века. Древний Пикассо там такого наваял, что даже Илиэль обиделся. Но не до такой же степени отталкивает грудь Сарины!

Самооценка её стремительно понеслась вниз. Бедняжка не послушалась интуиции и всё-таки скинула остатки тряпья, всегда готовая на подвиг ради науки. На последнем рывке толпа мужиков расстроилась, а потом деловито и как-то слишком быстро и разочарованно растаяла. Остался один горестный юродивый, называвший себя праведником и почему-то пытавшийся загородить обнаженную Сарину от испарившихся взоров собственным телом.

Она заплакала, но ещё не отчаялась. Правда, нацепить пришлось одежду, одолженную дочерью праведника, потому что мужскую, кроме злосчастного лифчика, толпа буквально растащила по лоскутам. Сарина с трудом уговорила свою самооценку испытать себя ещё разок. Теперь во второй перенаселенной мужчинами точке: Сан-Франциско, начало двадцать первого века, Холлоуиновский карнавал.

Материализовавшись на углу Маркета, Кастро и Семнадцатой, Сарина стала осматриваться. Первое, что увидела ангелица, были парившие вверху резиновые бело-розовые, телесного цвета и коричневые трубочки, надутые на манер воздушных шаров, но длиннее, овальнее и уже.

Возбуждение матери взметнулось и продолжало расти. Окружали её здесь не толпа, а толпы мужчин в странных костюмах. Одни были в женских нарядах, но с бородой и усами, другие – в высоких черных сапогах, но без штанов: разлетавшиеся по ветру плащи кокетливо открывали голые ягодицы. То там, то сям возникали особи с прекрасно развитыми орудиями воспроизводства, зато совершенно без никаких костюмов. На Сарину не обращали внимания.

Мимо пронеслись, обалдело озираясь и явно нервничая, несколько женщин с детьми, явно туристов. Ангелица было ринулась к ним, но и те испуганно шмыгнули прочь. Ветерок донес лишь возглас крошечной девочки: "Мамуля, ты куда меня привела? Это не место для приличных детей".

Бедняжка чуть было снова не заплакала, но тут перед ней с любопытством остановился бородач в джинсах и свитере. Незнакомец улыбнулся и поздоровался. Сарина, недолго думая, стала агитировать его за священную войну с патриархатом, не переставая при этом думать, конечно, об экспериментах с генотипом.

Бородач с улыбкой перебил, назвался Полом и пригласил на дринк в веселый бар с ярко освещенными окнами. Ангелица отметила, что в баре является единственной женщиной. Самооценка постепенно поднималась. Пол раздобыл два стакана с напитками и одно местечко на двоих, где было так тесно, что ничего не оставалось, как начать целоваться. Сарина с тоской подумала о задании, потом, размягченная, уже с благоговением о новом генотипе, потом стала потихоньку прощупывать джинсы бородача и приходить в рабочее настроение. На этом негодяй схватил её за руку и прошептал: "Ты ищешь мужчину?" "Ну да", – как могла, сладострастно простонала Сарина. "Я тоже", – снова шепотом заявил бородач. После чего отшатнулся и мгновенно исчез в толпе.