Марта быстро взбирается в кузов.

Л е й т е н а н т. Все, конечно, вам ясно?

М а р т а. Да.

Л е й т е н а н т (берет с платформы газика рупор и моток провода). Готовьтесь. (Отходит.)

Ш о ф е р. Товарищ лейтенант…

Л е й т е н а н т. За руль. В случае чего…

Ш о ф е р. Товарищ лейтенант, вы же…

Л е й т е н а н т (продевая руку в моток провода). За руль!

Ш о ф е р (умоляюще). Товарищ лейтенант…

Л е й т е н а н т. Все! (Пригнувшись и разматывая провод, уходит.)

Ш о ф е р. Эх, курьи ножки…

М а р т а (обернувшись). Что?

Ш о ф е р. Да с рупором пошел! Чтобы голос от нас отвести, на ничейную землю.

М а р т а. Вам же было приказано: за руль.

Ш о ф е р. А ты молчи! «Чуть западнее нас…». Что ты понимаешь.

М а р т а. Вы на меня голос не повышайте. Я понимаю только одно: если бы я была здоровым и сильным мужчиной, как он, я бы… на опушечке не отсиживалась.

Ш о ф е р (сплевывает, в сердцах). Ты, видно, и вправду немка.

М а р т а. Да! Немка! И поэтому я говорить им буду!

Ш о ф е р (отступая). Ну… Ну…

М а р т а. Я сражаюсь как могу, и все должны, все! Все! Не должно быть покоя, хлеба, сала, пока вот так…

Л е й т е н а н т (быстро вбегает, вскакивает на платформу). Приготовились!

Шофер скрывается за платформой, там, где предполагается кабина газика.

М а р т а. Есть!

Л е й т е н а н т. Давай!

М а р т а (говорит в микрофон, издалека доносится ее голос, усиленный установленным рупором). Дойтше Зольдатен! Геноссен! Их бин айне дойтше… (Ее голос заглушается бешеной стрельбой автоматов.)

Л е й т е н а н т. Давай! Давай!

М а р т а. Варум зухен зи тот ин руссише вальдер?!

Разрыв снаряда. Потом ближе. Марта продолжает говорить в грохоте обстрела. Ее голоса почти не слышно.

Л е й т е н а н т (кричит). Стой! Рупор сняли! (Выпрыгивает из машины, бежит к кулисам.)

Ш о ф е р (выскакивает из-за газика). Куда?!

Л е й т е н а н т (на ходу). За руль! Пристрелят!

Ш о ф е р (догоняет его). Я… я пойду!

Л е й т е н а н т. За руль! Хочешь, чтобы и ее… как Герберта?.. За руль — и полный ход отсюда!

М а р т а (вскакивает, кричит). Дойтше зольдатен! Нихт шиссен!

Взрыв. Темнота. Тишина. Затем снова медленно возникает свет.

Платформа газика чуть сдвинута, как будто это уже другое место, другая стоянка после бешеной езды под обстрелом. На платформе, скорчившись, спит  л е й т е н а н т. Приткнувшись у колеса, сидят  М а р т а  и  ш о ф е р.

Ш о ф е р. Вот так оно и приключилось с нашим Гер… бертом. Хороший был парнишка, хоть и немец.

М а р т а. Нельзя говорить «хоть». Это неправильно — «хоть».

Ш о ф е р. Эх, Марта, нам сейчас не до тонкостей. Гм…

М а р т а (опускает голову). Я помню только… Нет, я ничего не помню. Наверное, только так кажется. Какой-то высокий серый дом… коричневая тяжелая дверь с блестящей ручкой, звериная лапа держит шар… Я, кажется, спала. Отец меня нес на руках. Потом — смешная деревенька, солнце и снова ночь, лес… вот как сейчас. И все. Может быть, я сама все это придумала, когда родители рассказывали мне, как они перешли границу.

Ш о ф е р. Ага, вот, значит, чего. Партийные?

М а р т а. Конечно. Помню, как я пошла в первый класс и ребята смеялись. Я все слова коверкала. Дома мы говорили только по-немецки.

Ш о ф е р (сочувственно кивает головой). Ну и ну!

М а р т а. Как я хотела быть русской! Как не выносила этого смеха!

Ш о ф е р. Ты, Марта, говоришь так, будто ребята со зла…

М а р т а. Нет. Это на самом деле было смешно. Но я этого не понимала, пока не научилась говорить, как они. Как вы…

Ш о ф е р. Э, в разговоре ли дело…

М а р т а. И в разговоре тоже. Язык помогает понять. Поэтому я сейчас здесь.

Ш о ф е р. Много ли они поняли из того, что ты сказала?

М а р т а. У меня есть еще отличный помощник — жизнь. Жизнь подтвердит им мои слова. Тем, кто еще не понял.

Ш о ф е р (вздохнув). Выходит, ты русская. По всему выходит.

М а р т а. Нет. Это я только в школе мечтала. А потом… в июне, я стала немкой. Я виновата. Я виновата!

Ш о ф е р. Да что ты, Марта. И помнишь-то всего серый дом.

М а р т а. Виновата! Люди убивают друг друга! Немецкая Марта виновата перед русской Мартой!

Ш о ф е р. Ну ладно, ладно… на-ка вот, хлебушка поешь, успокойся.

М а р т а. Нет.

Ш о ф е р. Чего — нет? Чего ты тут мне фанатика представляешь? Теперь силенки нужны. Вот они — в нашем хлебушке.

М а р т а. Я не поэтому… я…

Ш о ф е р. Потом разберемся. Бери-ка, ешь. Оформляй скелет. Ну?!

Марта секунду смотрит на него, потом берет хлеб и начинает торопливо жевать.

(С жалостью глядя на нее.) Ты где в школе-то училась?

М а р т а (перестав жевать). В Ленинграде.

Ш о ф е р (встает). Гм… да. (Снимает с себя куртку, осторожно набрасывает на лейтенанта.)

Лейтенант закашливается во сне.

М а р т а (тихо). Что это… с ним?

Ш о ф е р. А ничего.

М а р т а. Он кашляет… как-то странно.

Ш о ф е р. Может, приснилось чего. Ты ешь, ешь.

М а р т а. Скажите…

Ш о ф е р. Чего сказать?

М а р т а. Он болен?

Ш о ф е р. Да нет.

М а р т а. Это что… он только сегодня так кашляет?

Ш о ф е р. Я не женщина. Внимания не обращал.

М а р т а. Странный какой кашель.

Ш о ф е р. Чудная ты, Марта. На фронте, в ситуации вроде разбираешься, а на кашель внимание обращаешь.

М а р т а. Чудно другое: скажем, на фронте умереть от воспаления легких.

Ш о ф е р. Нет у него никакого воспаления. Давай ешь и спать ложись. Недолго уж осталось…

М а р т а. Откуда вы знаете, что это не воспаление?

Ш о ф е р (хочет отойти). Прямо мушиная липучка.

М а р т а. Вернусь в штаб, доложу.

Ш о ф е р (быстро). Нечего докладывать. Нормально кашляет человек, и все. Воздух тут такой, болота кругом.

М а р т а. Вы не кашляете. Я не кашляю.

Ш о ф е р. Эх, курь… (Обрывает.) Иди, значит, в кабину. Все же там теплее.

М а р т а (настойчиво). Почему он кашляет?

Ш о ф е р. Ну кашляет! Имеет право! Иди в кабину.

М а р т а. Не пойду.

Ш о ф е р. Это почему же?

М а р т а. Не хочу. Имею право. Почему он не пошел?

Ш о ф е р. Ему там душно.

М а р т а. Что?

Ш о ф е р (растерянно и сердито). А, надоели вы с этими разговорчиками! Пойду и лягу, чем вас, чертей, уговаривать…

М а р т а. Скажите! Ну пожалуйста… (Негромко.) Очень прошу. Мне показалось, что-то я сделала не так.

Ш о ф е р (решившись, безнадежно махнув рукой). У него ранение было. Пол-легкого нету. Знают они, в штабе-то. Он там им голову заморочил, пока хоть сюда, на этот газик, добился назначения. В госпитале-то ему дали чистую. И не приставай ты больше. Ни ко мне, ни к нему… со своим знакомым лейтенантом. (Уходит за газик.)

Марта сидит неподвижно, дожевывая хлеб. Лейтенант снова закашливается, тихо стонет, пытаясь во сне натянуть повыше куртку. Марта, обернувшись, смотрит на него. Затем поднимается, подходит к платформе, снимает ватник и укрывает им лейтенанта. Сама остается в пестрой кофточке с короткими рукавами.

Л е й т е н а н т (в полусне). А?.. А?.. Кто?..