Т е т я Л ю б а (вытаскивает из саквояжа коробку из-под лекарства, достает из нее огромную козью ножку, прикуривает от коптилки). Все мужчины рвутся воевать.
М а т ь (негромко, не отрывая взгляда от коптилки). Вас оденут в теплое, Митя?
О т е ц. Да.
М а т ь (так же). Ведь ужасные… холода. Нужно будет… Я просто не могу ничего придумать… Я сошью Аксюше валенки из одеяла…
А к с ю ш а. Мама… мама, пожалуйста, не сердись… Мама… (отчаянно) мне дадут валенки!
Т е т я Л ю б а (поперхнувшись дымом). Где это дадут?
А к с ю ш а (сбивчиво). Ведь вы же мне сами… ведь я тоже могу… Я пошла и сказала, что знаю немецкий язык… Мама, ну вы же меня сами заставили ходить в немецкую группу! Папа, ну скажи, что мне уже восемнадцать! Тетя Люба, но вы же сами были на фронте!
Т е т я Л ю б а. Что?! Дорогая, я тогда была взрослой! Мне было двадцать два года!
А к с ю ш а. А я комсомолка!
Пауза.
М а т ь (медленно протягивает руку). Покажи мне… что у тебя есть… заявление…
А к с ю ш а (быстро достает из кармана). Вот. Повестка военкомата.
М а т ь (негнущимися пальцами разворачивает листок, читает). Митя, посмотри… Митя! (Изумленно поднимает голову.) Это же почерк… Аксюша, это же почерк… Аксюша, это же твой почерк?
А к с ю ш а. Они просто дали мне бланк. Там народу очень много, они не справляются. Сказали — пиши сама.
Т е т я Л ю б а. Вот вам! Плоды вашего воспитания. (Драматически протягивает руку.)
М а т ь (читает вслух). «Явиться… в шесть часов утра… иметь при себе…».
А к с ю ш а. Папа… Я тоже не хочу, чтобы бои происходили на улицах Москвы. Здесь ведь и твои здания, папа…
Все, не двигаясь, сидят вокруг стола. Щелкает репродуктор. Размеренный голос произносит: «Угроза воздушного нападения миновала. Отбой. Угроза воздушного нападения миновала. Отбой». Медленное затемнение. Зажигается свет. Морозное утро. Штора на окне поднята. Возле окна стоит м а т ь.
Т е т я Л ю б а (сидит на прежнем месте, в руках держит муфту). «Дамская»! Ну и объяснение! Конечно, если в руках винтовка, то муфта… Муфта уже теряет свой смысл.
М а т ь (напевает едва слышно). «Москва моя… страна моя…».
Т е т я Л ю б а. Я надеюсь, что ей выдадут также рукавицы. Если она отморозит руки, то они будут всю жизнь распухать от холода.
М а т ь (так же). «Ты самая любимая…».
Т е т я Л ю б а. Перестань, пожалуйста, это у тебя нервное.
М а т ь. А?
Т е т я Л ю б а. И не стой у окна. Дует. Еще настоишься, когда будешь их встречать.
М а т ь. Выпейте еще чаю, тетя Люба.
Т е т я Л ю б а. Мне нужно пойти прикрепиться в вашу булочную.
М а т ь (не слыша). Вы сегодня побудете у нас?
Т е т я Л ю б а. Да. Мой дом разбомбило.
М а т ь. Что?! (Оборачивается.)
Т е т я Л ю б а. Хоть Аксюша и уверяет, что наш район спокойнее.
М а т ь (быстро). Тетя Люба, значит, вы останетесь со мной? Это хорошо, я рада… Что же вы раньше не сказали?
Т е т я Л ю б а. Я, милая моя, многих вещей еще не сказала. Я просто очень деликатный человек, хоть никто в этом доме меня не ценит.
М а т ь (ходит по комнате, кутаясь в шубу). Не знаю, не знаю, как я должна была поступить с Аксюшей…
Т е т я Л ю б а. Ну конечно, запереть в ванной комнате.
М а т ь (сморщившись). Не нужно так говорить…
Т е т я Л ю б а (непреклонно). И не давать ей читать газет, которые поддерживают боевой дух. (Громко.) Запереть в ванной и кормить копченой колбасой! Чтобы у нее не было никакой настоящей молодости! Ничего, что потом человек вспоминает всю жизнь.
М а т ь (останавливается). Выпейте еще чаю, тетя Люба.
Т е т я Л ю б а (вытаскивает из коробки козью ножку, закуривает). И скажи мне спасибо, что я им не объяснила, откуда взялась копченая колбаса.
М а т ь (растерявшись). Из магазина…
Т е т я Л ю б а. Нет, моя дорогая. Это донорский паек. Сдавать кровь очень полезно для твоего здоровья.
М а т ь. Откуда вы знаете?!
Т е т я Л ю б а. Видела тебя в очереди.
Пауза.
М а т ь. Тетя Люба… у вас есть еще такая? (Показывает на козью ножку.)
Т е т я Л ю б а. Еще чего! Пьешь, куришь… Нет у меня больше. Это мне один раненый навертел, я сама не умею.
М а т ь. Раненый?!
Т е т я Л ю б а. А почему такое изумление? Ты что же, не читаешь газет? И для чего ты стала донором? Для копченой колбасы?
М а т ь. Нет, я… я просто спросила… что за раненые, откуда?
Т е т я Л ю б а. Из госпиталя. Как раз напротив донорского пункта, Где я тебя углядела.
М а т ь. Значит, вы там работаете?
Т е т я Л ю б а. Представь себе, решила тряхнуть стариной. (Тушит самокрутку, встает.) Теперь, когда газеты полны стихов… Мне как-то не захотелось получать иждивенческую карточку. (Накидывает поверх шляпы платок, завязывает поплотнее.)
Мать молча, задумчиво смотрит на тетю Любу.
Трое из миллионов
Пусть простится автору, что в основу сюжета пьесы положен случай, происшедший на фронте тысячу раз и рассказанный тысячу раз.
Л е й т е н а н т.
Ш о ф е р.
М а р т а.
Они — л е й т е н а н т и ш о ф е р — выходят одновременно из противоположных кулис, два человека среднего возраста, идут навстречу, как обычные прохожие на улице. Вот-вот минуют друг друга, почти не взглянув, но тот, что немного повыше, вдруг останавливается. Тут же останавливается и оборачивается второй.
Ш о ф е р. Товарищ лейтенант!
Л е й т е н а н т (смотрит). Да. Я так и подумал.
Ш о ф е р. Вот курьи ножки!
Л е й т е н а н т. Курьи ножки…
Пауза. Со слабой улыбкой приглядываются друг к другу.
Ш о ф е р (широко размахнувшись, протягивает руку). Ну, лейтенант…
Л е й т е н а н т (пожимает протянутую руку). Не шуми. Вон паренек как посмотрел. Лейтенант — и в старой кепке, в нечищеных ботинках! С этими вот… волосами. (На секунду снимает кепку, голова почти лысая.)
Ш о ф е р. Ну и ну! А когда это я вас, товарищ лейтенант, в чищеных ботинках видел? Тогда…
Л е й т е н а н т. Все равно. Не удивляй паренька.
Ш о ф е р (весело). Ну, чепуха, станет на нас паренек оглядываться! Тут кругом… есть на что поглядеть.
Л е й т е н а н т. Пожалуй, верно. (Улыбается.)
Ш о ф е р (мягко). А ладонь-то у вас… сухая.
Л е й т е н а н т. Да. Вот оно как.
Ш о ф е р. В порядке, значит?
Л е й т е н а н т (вдруг погрустнев). В полном…
Ш о ф е р. Что? Не так, что ль, чего я сказал?
Л е й т е н а н т. Все так.
Ш о ф е р. Значит, порядок. И хочется мне от радости орать, что старого, боевого…
Л е й т е н а н т. Ты как же, все шоферишь?
Ш о ф е р. Нет. Начальствую теперь. Над автопарком. В начальство вышел, курьи ножки.
Л е й т е н а н т. Курьи ножки…
Ш о ф е р. Вот что: рад я, товарищ лейтенант. Только говорить как-то не решаюсь. Знал бы причину моей радости тот паренек, может, действительно на нас оглянулся бы.
Л е й т е н а н т. Нет. Нас вон сколько кругом таких ходит.
Ш о ф е р. Да я говорю, знал бы он…
Л е й т е н а н т. Знать тут особенно нечего. Просто у тебя хорошая память.