— А вы что-нибудь знаете о своих родственниках?

— Об отце ничего. Пали я тоже давно не видела, о Гезе кое-что знаю, но мало.

— Я их всех разыскиваю, — сказал ей я.

Жужи снова заплакала, роняя слезы на семейные фотографии.

— Передайте им, когда найдете, что я очень хочу их увидеть, — сказала она, когда я стал прощаться, и склонила голову на плечо мужа.

Приехав в Сомбатхей, я сразу же разыскал дом № 39 по улице Керменди. Заглянув во двор, увидел мужчину, который чинил велосипед. Когда он поднял голову, я сразу же понял, что это тот человек, которого я ищу. Дети Фаркаша очень похожи друг на друга.

Я протянул ему руку.

— Геза Фаркаш, — представился он.

— Педагог?..

— А вы откуда знаете меня?

— Знаю, мне говорила о вас ваша сестренка.

Я рассказал Гезе о цели своего приезда.

Он принес два табурета, предложил мне сесть, сел и сам, а потом, проведя испачканными маслом руками по волосам, спросил:

— Что вам известно о наших?.. С кем вы уже встречались?

Я коротко рассказал ему обо всем.

— Я ведь своего брата Пали никогда и не видел. А что с мамой?

— С ней я пока не встречался.

Мы немного помолчали.

— Как странно получается: я, например, и не собирался разыскивать родного отца, а вот вы, совсем чужой нам человек, стараетесь сделать это.

— Я журналист, и это моя работа.

— Но для меня-то… он какой-никакой, а отец… Я ведь его совсем не знаю… В детстве, правда, мать кое-что говорила…

— И то, наверное, малоприятное.

— Это так. А что другое она могла сказать? Родить шестерых детей и жить фактически без мужа… Мне еще повезло: я недолго прозябал в нищете. До трех лет жил у матери. Она тогда работала в яслях, на окраине города, и я с ней там же был, а потом мать отправила меня к своей сестре в Сомбатхей. Сестра работала в парикмахерской, а муж ее был шофером такси. Своих детей у них не было, и они очень привязались ко мне, жалели меня. С трудностями я встретился позднее. В войну мужа тети забрали на фронт, и оттуда он уже не вернулся. Тетя очень много работала, лишь бы у меня все было. Я ходил в школу.

Потом начались мои беды. Тетя начала часто болеть. Заработок ее становился все меньше и меньше, а вскоре ей вообще пришлось уйти на пенсию по инвалидности. Мы с ней очень боялись, что мне не удастся доучиться до конца. Но все-таки удалось, и в 1953 году я получил аттестат зрелости с отличием. Начал работать, а через год счастье улыбнулось мне: я поступил в Будапештский педагогический институт. Там я получал повышенную стипендию. Восемьсот форинтов в месяц — по тем временам большие деньги. Жил скромно, а половину стипендии посылал домой, матери. Тетя моя получала триста форинтов пенсии, да я отдавал ей часть денег: можно было прожить…

Тем временем к нам из Пешта приехала бабушка. В Пештсентимре у нее был небольшой домик, она его продала, а здесь купила себе маленький домишко. После ее смерти он достался мне по наследству.

— Так вы стали домовладельцем, да?

— Да, но видите, что это за дом. Тесновато нам в нем, все-таки я, жена, трое детишек да еще мать жены с нами живет.

— Сейчас с квартирами всем трудно.

— Да я и не жалуюсь… Через год получу двухкомнатную квартиру со всеми удобствами.

— Расскажите, пожалуйста, еще что-нибудь о своей жизни.

— Институт я заканчивал уже не в Будапеште, а в Печи. Учился хорошо, получал именную стипендию. Получил диплом, несколько лет учительствовал в Шарваре, а два года назад перебрался в Сомбатхей, к себе, так сказать, домой. Я своей жизнью доволен. Жена у меня хорошая, дети — тоже. Живем мы дружно.

— Думаю, что вам хотелось бы встретиться с сестрами, с братьями, с отцом?

Он покраснел:

— Если удастся. Живу я далеко от столицы. Не скрою, иногда я думаю о том, что где-то у меня есть родственники, что хорошо было бы найти их… Иногда вспоминаю о своем детстве, но больше, чем о матери и отце, думаю о своей тете, которая, собственно, и воспитала меня, ее дом стал для меня родным домом… Повидать, конечно, хотелось бы их всех. Братьев увидеть бы… Говорят, мир тесен, а вот видите, Венгрия вроде бы и небольшая страна, а человек человека не может разыскать за целых тридцать лет.

— Теперь, думаю, это удастся.

— Хорошо бы. Вы мне поможете?

— Обязательно.

— К кому вы теперь поедете?

— К Пали. Думаю, мне удастся его найти.

На глаза Гезы навернулись слезы. Я распрощался с ним, оставив его со своими думами, а сам поехал в Будапешт.

Центральное справочное бюро в Будапеште, несмотря на то, что мои сведения были неполными, дало мне справку о том, что Пал Фаркаш живет в девятом районе столицы, на площади Бакач, в доме № 3, работает на Чепельском автомобильном заводе.

Узнав телефон завода, я позвонил и объяснил, что ищу Пала Фаркаша. Меня несколько раз подключали куда-то, переключали, и наконец я услышал в трубке приятный мужской голос:

— Третий моторный… У телефона начальник смены Пал Фаркаш.

Я не поверил своим ушам. Неужели мне так повезло? Дети Фаркаша, жившие в темноте и нищете, стали такими людьми: Янош — подполковник, Эржи — капитан медицинской службы, Золи — сотрудник МВД, Геза — учитель, а пропавший без вести Пали оказался начальником смены такого крупного предприятия… Откровенно говоря, я немного побаивался, не пришлось бы мне разочароваться: ведь Эржи и Золи встречались с Пали последний раз двадцать лет назад. Срок немалый, за это время много воды утекло. Не все было спокойно в стране. Жизнь разбросала людей кого куда.

— Алло! Алло!.. — крикнул я в трубку. — Вы Пал Фаркаш, 1931 года рождения, сын Терезы Хорват?

— Да, это я, а вам что, собственно, товарищ, нужно?

— Я хотел бы с вами поговорить, и по возможности сейчас…

— Приезжайте!

Я сразу же поехал на Чепель. Пали я в цехе не застал.

— Великолепный человек, — сказал о нем начальник цеха, когда я представился. — Он у нас еще и секретарь парторганизации. Более того, член парткома всего завода… Чудесный человек, отличный специалист. Можете у кого угодно спросить, другого о нем не услышите…

И вот на пороге сам Пали. Я бы его узнал и в толпе рабочих: фигура, лоб, нос… Как они все похожи!..

Мы познакомились.

— Времени у меня маловато, — вздохнул он. — Через час мне нужно быть на совещании. — Он смущенно улыбнулся. — Программа у нас сжатая. Предстоит жаркий спор. Обсуждаем условия выполнения зарубежных заказов, дел невпроворот…

— Тогда не будем терять попусту времени, — предложил я.

Мы направились в здание управления, нашли свободную комнату. Когда мы сели, я положил перед Палом фотографии.

Он молча начал разглядывать их. Вот снимок двадцатилетней давности. На нем он изображен с двумя братьями. Остальных он вообще не помнил. Мать помнил довольно смутно.

Я коротко поведал ему все, что уже знал сам.

Лицо у Пала горело. Он забросал меня вопросами, и я едва успевал отвечать ему.

Затем настала моя очередь спрашивать.

— Расскажите, пожалуйста, о своей жизни, — попросил я.

— Она у меня была лучше, чем у моих братьев и сестер. В приюте я провел года два, потом жил «в людях», но из своих хозяев помню только семью парикмахера Гиршингера…

— А когда вас взяли из приюта?

— Помню, однажды за мной пришла мама и забрала меня, чтобы отправить к отцу, который к тому времени женился. Новая жена отца устроила страшный скандал. Она, оказывается, ничего не знала о том, что у него была первая жена, с которой он хоть и не расписывался, но нажил шестерых детей. Я остался жить у отца с мачехой, которая, правда, полюбила меня и заботилась как о родном.

Я уже ходил в школу, как вдруг однажды выяснилось, что я ношу фамилию матери — Хорват. В школе ребята начали меня дразнить. Тогда мачеха упросила отца записать меня на его фамилию, и с 1941 года я стал носить фамилию Фаркаш…

Помню, было мне лет десять. Сижу я как-то дома один. Приходит мама и говорит, чтобы я забирал свои вещички и шел с ней. Но я не хотел идти жить к ней, мне и у отца жилось неплохо. Я заупрямился, и матери пришлось ждать прихода отца. Отец, разумеется, не хотел отдавать меня. Разгорелся скандал, но я все же остался у него…