В 1945 году отец получил в наследство полдома в Шорокшарах, и мы переехали туда из Уйпешта. В 1947 году я устроился учеником на электроламповый завод. Проработал там полгода, а когда однажды мастер за какую-то мелочь дал мне оплеуху, я ушел с завода. Устроился на Чепельский комбинат учеником токаря. Учился я хорошо и быстро овладел специальностью. Помните, в ту пору в газетах много писали об ударниках-токарях?

— Как же, Имре Муска, Эде Хорват…

— Обо мне тогда тоже в газетах писали, я выполнял норму на девятьсот — тысячу процентов. В 1951 году меня забрали в армию. Отслужил я, как положено, три года, демобилизовался и вернулся на Чепель. Попросился на самую сложную работу, но мне не доверили. Тогда я подал на расчет, но меня не отпустили с завода. Потом я все же перешел на другой завод, но мне там не понравилось.

Отец тогда работал на автомобильном заводе, и я пошел туда. Вот уже двенадцать лет, как я работаю на одном месте… Стал начальником смены. В 1951 году женился. Имею двоих сыновей. Жена работает в системе здравоохранения…

— Вы, я слышал, секретарь парторганизации?

— Да. В армии я вступил в партию. После контрреволюционного мятежа стал членом завкома. В 1957 году меня избрали в профком. Четыре года подряд уже возглавляю парторганизацию…

— С Эржи, Золи и Янчи вы встречались в 1948 году. А сейчас вы их узнали бы?

— Думаю, что узнал бы. Фотографии воскресили кое-что в памяти.

— Скажите, а вам не кажется странным, что большинство членов вашей семьи живет в Будапеште и вы все же не встретились?

— Да, это действительно странно. Может, мы, не узнавая друг друга, сколько раз проходили мимо.

— А мать свою вы узнали бы?

— Может быть…

— А где теперь живет ваш отец, чем он занимается, вы знаете?

— Да, в Шорокшарах. Он на пенсии…

— Вы у него были?

— Был. Не хотелось бы мне оказаться в его шкуре…

— Почему же?

— Да из-за его прошлого.

— А он вам не рассказывал о ваших братьях и сестрах?

— Очень мало. А о матери, сами понимаете, что он может сказать?

Вынув блокнот, Пал Фаркаш спросил у меня адреса родственников, записал их, потом снова попросил у меня фотографии. Долго рассматривал их, а затем, словно обращаясь к самому себе, сказал:

— Встретимся, скоро мы встретимся…

Я попрощался с Пали, который торопился на совещание, и поехал на встречу с матерью Фаркашей, Терезой Хорват.

Она жила на пятом этаже современного дома по улице Капога, в двухкомнатной квартире. Эту квартиру получила Эржи, вернувшись из Кореи. Когда Эржи вышла замуж и ушла жить к мужу, в квартире остались только мать и Аранка.

Дверь мне открыла Аранка. Мать сидела в комнате, держа на коленях внучку, дочку Эржи. Девочка играла с куклой. Отослав малышку в другую комнату, Тереза выслушала меня, а затем по моей просьбе рассказала о своей жизни.

Родилась она в 1907 году в Сомбатхее. В их семье было одиннадцать детей, шестеро из них умерли в детском возрасте. Когда Терезе было семь лет, родители ее развелись. Отец ее, алкоголик, умер в 1916 году. Жить в провинции тогда было трудно, и мать с детьми в надежде на лучшую жизнь переехала в Пешт. Мать купила себе овощную палатку, начала торговать зеленью. Затем овощную палатку она сменила на кондитерскую. Ни та, ни другая хорошего дохода не дали. Семья еле-еле сводила концы с концами…

Я с интересом ждал, когда Тереза заговорит о своих детях, о незаконном браке, о том, как ее родные дети попали в приют. Но, она, рассказав, как жила до замужества, вышла на кухню, чтобы сварить кофе.

Когда она вернулась, я тихо попросил:

— Расскажите, как вы жили потом.

Но старушка молчала. И тут я вспомнил, как ее дети говорили, что старуха в последние годы стала плохо слышать. Я, уже громче, повторил свою просьбу.

Она нахмурила лоб и, опустив глаза, тихо проговорила:

— Жив ли этот человек?.. — Она помолчала немного, а затем продолжала: — Красивый был парень. Может, другого такого и не было больше во всем Пеште. Мы с ним часто развлекаться ходили. Хорошо он играл на скрипке, хотя сам был простым солдатом…

— Почему же вы с ним не поженились?

— Сначала моя мать возражала против этого, а потом он сам не захотел. А дети рождались каждый год: шесть лет — шестеро детей. Один за другим. В небольшой комнате мы жили ввосьмером. Янош денег мне почти никогда не давал, и мы с ним из-за этого часто ругались. Однажды я так рассердилась, что схватила самого маленького, это был Геза, и побежала к матери. Когда вернулась домой, оказалось, что Фаркаш за это время успел сдать всех детей в приют.

— А вы не пытались забрать детишек из приюта? — спросил я.

— Я бросилась туда, но было уже поздно. Воспитательница сказала, что детей мне никто обратно не даст, так как средств к существованию у меня никаких нет…

Женщина долго молчала. Молчал и я, невольно думая о том, как тяжело жилось простым людям в монархистской Венгрии.

— Янош Фаркаш, сдав детей в приют, — продолжала Тереза, — бросил меня. Я переехала к своей матери, устроилась на работу. Три года проработала в детских яслях. Вместе со мной был Геза, позже я его отправила к своей сестре в Сомбатхей…

Затем жила, переходя с работы на работу. После войны работала погонщицей, землекопом, на кожевенном заводе спину гнула, была поденщицей…

Было и у меня желание зажить нормальной жизнью, как живут другие люди. Познакомилась с мужчиной, родила от него Аранку, но и на этот раз жизнь не улыбнулась мне. Начала я ездить и навещать своих детей, которых судьба разбросала но всей стране. Сердце кровью обливалось, когда я видела, в каких условиях они живут. Но что могла я сделать?.. Постепенно они один за другим освобождались от работы «в людях». Как обрадовалась я, когда однажды собрались около меня четверо из них!

Тетушка Тереза взяла на руки внучку, приласкала ее, а я попробовал сосчитать, сколько же у нее теперь внуков. Оказалось, одиннадцать человек. Мучить женщину дальнейшими расспросами мне не хотелось: жизнь и так не баловала ее.

Распрощавшись, я поехал в Шорокшары, чтобы встретиться с отцом детей, судьба которых так заинтересовала меня. Предупреждать его о своем приезде я не стал.

Когда я подошел к калитке дома, на меня залаяла собака и на ее лай вышел высокий седоволосый мужчина. Он прикрикнул на пса и подошел совсем близко ко мне. Я узнал его сразу. Все дети Фаркаша очень похожи на отца, от матери они почти никаких черт не унаследовали.

— Мне нужен Янош Фаркаш, — произнес я, глядя на него в упор.

Мужчина смерил меня взглядом с ног до головы и, словно почувствовав что-то, даже немного изменился в лице.

— Это я… — произнес он слегка дрожащим голосом. — Если позволите, по какому делу?

Я представился.

Из дома в этот момент вышла женщина, ведя за руку мальчика лет пяти.

— Если можно, я хотел бы побеседовать с вами, так сказать, с глазу на глаз…

Фаркаш пригласил меня войти, и мы сели на скамейку во дворе.

— Я решил написать историю вашей семьи… — начал я.

— Какой семьи?

— Семьи Фаркашей, — уточнил я.

Пожилой седоволосый мужчина уронил голову на грудь. Уставившись в землю, он молчал. Мальчик подбежал к нему и вскарабкался на колени.

— Иди побегай, — тихо вымолвил Фаркаш и легонько подтолкнул мальчишку.

Вынув из кармана фотографии его детей, я протянул их ему:

— Вот ваши дети. Эржи, Золи, Янчи, Геза, Жужи…

Фаркаш весь как-то вдруг съежился. Лицо его сильно покраснело, на глаза набежали слезы.

Я начал рассказывать все, что знал об их жизни.

Старик молча перебирал фотографии и тихо плакал.

Я замолчал, чтобы дать ему возможность хоть немного успокоиться. Когда он перестал плакать, я спросил:

— Если бы вы на улице встретились со своими детьми, узнали бы вы их?

— Нет… — со вздохом ответил он.

Жена Фаркаша подошла к нам, и он протянул ей фотографии. Женщина посмотрела снимки и, отдав их мужу, пошла в дом, чтобы не мешать нашему разговору.