Победа! Великая Победа над немецко-фашистскими ордами!

Целый месяц, не зная отдыха и передышки, мы готовились к Параду. И вот настал этот торжественный час. Мы вышли на площадь. Как назло, с самого утра зарядил дождь. Перед мавзолеем выстроились колонны, участники Парада со своими боевыми знаменами. Дождь не мог погасить наше радостное настроение. Наша колонна второго Белорусского фронта стояла перед самим мавзолеем. Над Спасскими воротами медленно двигались стрелки часов. Тысячи гостей со всего мира заняли места вдоль Кремлевской стены. Мы мокли под дождем и с нетерпением ждали начала церемонии. Взоры были обращены к мавзолею. Еще немного, и на трибуне появится великий вождь, которому мы беспредельно верили, на кого всю войну надеялись.

Я стоял в первом ряду нашей роты и с трепетом ждал этого момента. Ведь до сих пор я еще ни разу не видел живого Сталина, только его изображения на фотографиях и в бронзовых изваяниях, гипсе, камне. Каков он — человек, перед которым все преклонялись, кого боялись? Я был одет в парадный мундир, в стальной каске, с клинком на боку, как все наши офицеры. На площади выстроились полки всех фронтов, сражавшихся на необъятных полях сражений. Впереди стояли знаменосцы с овеянными славой боевыми знаменами. Четыре года мы ждали этого часа. Наконец-то исполнилась самая большая, заветная мечта фронтовиков, всего народа. Казалось, отныне воцарится вечный мир и никогда больше не возникнут войны, не поднимет голову фашизм. Отныне люди станут добрее, лучше, душевнее. Человеческая вражда, злость, подозрительность, кровавые конфликты, все плохое уйдет в область предания, забудется кровавое прошлое репрессии, аресты, расстрелы невинных людей, наветы, клевета, доносы, беззаконие, несправедливость…

Мы стояли перед нашей святыней, Кремлевской стеной и мавзолеем. А дождь не переставал. Спасибо каскам, которые нас немного выручали от дождя. Но все равно мы промокли насквозь. Но не беда! Праздник-то какой!

Скоро, еще немного и стрелки курантов приблизятся к десяти. Скоро начнется Парад Победы!

Загремела бурными аплодисментами вся площадь. Появился на трибуне мавзолея маленький человек в мундире генералиссимуса. Вот впервые я его увидел живым, подвижным, улыбающимся. Нет, он не выглядел богатырем, красавцем, каким его изображали в кино и на огромных полотнищах, в скульптурах — невысокого роста, коренастый человек, с седыми усами, суровым лицом, с черными, чуть прищуренными глазами. В моем представлении «мудрый вождь и отец народов» должен выглядеть бы выше ростом, более внушительным и не таким старым. Я увидел до обидного простого, земного человека и, кажется, был немного разочарован…

Поднявшись на трибуну, он вскинул руку, помахал, вызвав этим восторженные аплодисменты, бурю приветствий. Добродушная и какая-то суровая улыбка бродила по его лицу. Он остановился посреди трибуны, по обеим сторонам выстроились его соратники, почти все в одинаковых шляпах, а генералы и маршалы в защитного цвета плащах-дождевиках. Такие плащи высшие чины носили в последние месяцы войны на фронте.

Один он — генералиссимус — стоял без плаща, в своем сверкавшем кителе и высокой фуражке, которая делала его несколько выше, да и не очень привычно сидел на нем новый мундир.

Его суровый взор был обращен на воинов, стоявших на площади. Улыбка блуждала по его лицу. Он испытывал большое удовлетворение, видя перед собой столько взволнованного народа, таких отважных воинов! То и дело посматривал на небо, не прекращается ли дождь. Но понимал, что такому празднику дождь не помеха.

Кто-то из его помощников услужливо поднес вождю длинный плащ — неудобно ведь мокнуть под дождем, — но он строго глянул на помощника, затем перевел взор на колонны промокших воинов — и махнул рукой: мол, не надо, вон солдаты и офицеры мои стоят под дождем без плащей, и я, их великий вождь, тоже постою без плаща.

Мы заметили этот жест и были в восторге — какой великий полководец командовал нами! — сама скромность и доброта! Пожалуй, не меньше Суворова любит своих солдат. Это он привел страну к победе. Окончилась война, теперь мы разойдемся по домам, к мирному, созидательному труду, возьмемся дружно и восстановим нашу страну, сделаем ее еще краше, богаче. Залечим раны, и начнется новая жизнь. Весь мир нам позавидует…

Бьют Кремлевские куранты. Трубачи трубят: «Слушайте все!»

Наступает торжественная тишина на площади. Из Спасских ворот выехал на белом коне маршал Жуков, слышен цокот конских копыт. Навстречу несется на вороном коне командующий парадом Рокоссовский. Застыли в торжественном напряжении колонны всех двенадцати фронтов. Все следят за необычной церемонией. Сталин чуть придвинулся к барьеру трибуны и наблюдает за двумя прославленными маршалами, которые встретились в центре площади, перед мавзолеем. На губах Сталина появилась улыбка, заиграла на седых усах, которые вождь то и дело слегка пощипывает. Его лицо выражает полное удовлетворение. Он доволен своими солдатами, пристально смотрит на взволнованных маршалов — Жукова и Рокоссовского.

Вождь любуется героями Отечественной войны, слушает внимательно, как Рокоссовский отдает рапорт принимающему Парад Победы и как Жуков провозглашает здравицу в честь воинов-победителей.

Громовое «ура!» катится по Красной площади, всеобщий восторг нарастает с новой силой, гул носится, как разбушевавшееся море.

Дождь, как на грех, все усиливается, но какое это имеет значение для присутствующих — еще никогда здесь не было такого триумфального праздника — может, с 1812 года.

Да, отныне в стране начнется новая эра. Народ не будет знать о голоде и нужде, люди станут счастливыми. Никогда не померкнет слава победителей. Они будут пользоваться особым вниманием и почетом.

Жуков закончил свою проникновенную речь, произнесенную на высокой трибуне. Снова прогремело могучее «ура!» Полуторатысячный сводный оркестр грянул церемониальный марш, дирижирует прославленный военный дирижер генерал Чернецкий…

Затихает марш. Слышна дробь барабанов. Это шагает по площади колонна суворовцев. Вот двинулась необычная колонна. Двести солдат. Они несут приспущенные флаги и штандарты разгромленной фашистской армии, несут штандарт, под которым Адольф Гитлер намеревался выйти на Красную площадь, когда его воинство возьмет столицу…

Под гул барабанов солдаты с захваченными в боях вражескими знаменами и штандартами, приближаясь к мавзолею, замедляют шаг, поворачиваются вправо и швыряют трофеи к подножью мавзолея…

Идут и идут стройным чеканным шагом колонны за колоннами.

Мы проходим с обнаженными саблями мимо трибуны, исполненные невыразимой гордостью оттого, что дожили до этого славного дня.

Гремит медь огромного оркестра. Сечет дождь, но все же радостно и приятно на душе. Мы твердо чеканим шаг. Гордо шагаем по Красной площади, мимо трибуны мавзолея и смотрим на невысокого человека с седыми усами, с помятым землистым, усталым лицом. Он улыбается, машет нам рукой. Кажется, он взглянул на меня пронизывающим взглядом…

И я очнулся. Открыл глаза. Где я нахожусь? Почему мне так душно? Нечем дышать. Хочу двинуться, но не могу, стою в этом адском ящике и не могу повернуться. Как я сюда попал? Кто меня тут заточил? Так это был сон? Мне это все почудилось?!.

Да, я вспомнил. То было давно, а теперь я заключенный, узник, меня затолкнули в живую могилу, и мне почему-то вдруг пришел на память незабываемый Парад Победы… Только что он прошел перед моими глазами. Мне улыбнулся вождь. Как же он это допустил? И я снова подумал, что Сталин не знает, что в стране творится, от него тщательно все это скрывают. Если бы ему можно было сообщить, рассказать, что вокруг творится!

Стены этого чудовищного здания все скрывают. Никто никогда не узнает, какие преступления тут совершаются. Здесь были разбиты сотни тысяч человеческих судеб. Вероятно, и меня ждет такой же конец. Я погибну, и никто никогда не узнает правду о моей смерти. Здесь никто не говорит, никто ни за что не отвечает. Даже через годы родные, друзья, близкие не смогут отыскать моей могилы.