Григорий Полянкер

Возвращение из ада

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Как я чуть было не стал учителем

Должен признаться, что я и поныне краснею, когда приходится заполнять очередную анкету, а именно — графу об образовании.

Я указываю, в каком году завершил учебу — окончил педагогический институт, филологический факультет, и чуть было не стал учителем, — но защищать диплом мне так и не довелось.

Скажите на милость, что же это за учитель без диплома? Кто такого пустит на порог школы?

Но я остался без диплома на всю жизнь.

По какой причине, спросите?

Тут требуется объяснение.

Было это задолго до Отечественной войны. Я перешагнул рубеж своего двадцатилетия в небезызвестные тридцатые годы. К тому времени я уже имел кое-какие успехи — написал и издал несколько сборников рассказов, очерков и даже повесть. Конечно же, от этого пребывал на седьмом небе и решил, что такие достижения в творчестве вполне заменят мне диплом… Так, по крайней мере, я думал. Однако мое институтское начальство рассуждало иначе, и мне пришлось, как и всем студентам, засучив рукава, садиться писать дипломную работу.

Что поделаешь, такова студенческая жизнь — нужно посещать лекции, сдавать зачеты и экзамены, и к тому еще пройти педагогическую практику — провести в школе показательные уроки и получить за них положительную оценку преподавателей.

Еще бы — ты же собирался стать учителем!

Все бы ничего, если б на меня не обрушилась масса других, не институтских дел. Как раз в это время мне пришлось выехать с бригадой молодых писателей на строительство Днепрогэса, познакомиться с энтузиастами трудового фронта и написать о них несколько очерков. Готовился срочно какой-то сборник о героях пятилетки, и издатели нас подхлестывали — у них срывался план. Затем предстоит поездка на литературные выступления в подшефные колхозы Таврии, — об этом уже давно обещано и откладывать тоже нельзя.

Где уж тут заниматься дипломной работой?

А в деканате заявили: вам нужно провести в одной из образцовых киевских школ показательный урок на тему «Владимир Маяковский — поэт и человек». Урок состоится в десятом классе, день уже назначен, так что, сами понимаете, здесь не до шуток!

Ранним осенним солнечным утром я с трепетом шагал в тридцать третью школу. Иного выхода у меня не было. В институте и без этого набралось немало грехов: пропускал занятия, опаздывал на лекции, несвоевременно сдавал зачеты… Надо было как-то ликвидировать «хвосты». Вот я и отправился на свой первый урок.

Шел я не один. Меня сопровождали двое известных преподавателей — то ли кандидаты, то ли доценты. Им надлежало оценить мой урок, одним словом, вынести приговор — определить, гожусь ли я в учителя и можно ли мне поручить обучение детей в школе. Следом за нами шел еще целый эскорт моих однокурсников и друзей, им нетерпелось послушать, что я буду говорить, как у меня пройдет первый урок. Ведь скоро настанет и их черед, им тоже придется проводить показательные уроки в школе, а кто не знает, что на чужой голове легче учиться стричь?!

Не могу сказать, что я очень радовался такой шумной компании. Но что я мог делать? Бог с ними, решил я, пусть идут, пусть станут свидетелями моего провала.

Я старался взять себя в руки, успокоиться, делал вид, что на душе у меня весело. Пытался даже шутить, зубоскалить, смеяться. Но когда подошел к широким ступеням, ведущим в просторный вестибюль школы, приблизился к классу и услышал страшный гул, свист, шум учеников, меня охватил невыразимый страх.

Смогу ли я справиться с этой крикливой оравой? Как можно проводить в такой обстановке урок? С чего начинать и как их успокоить?!

Тревожные мысли охватили меня в эту минуту, и я, собравшись с духом, смело вошел в класс. За мной последовали все сопровождающие.

Ученики притихли, увидев необычных гостей, а среди них сурового директора и завуча. Постепенно расселись за парты и с удивлением начали изучать меня. Шепотом перебрасывались репликами, показывая пальцами в мою сторону. Как положено, достали свои тетради, ручки и приготовились слушать.

Мой эскорт тоже занял места на задних партах, стараясь не мешать проведению урока.

Я стоял неуверенно за столом, рассматривал классный журнал, но строчки, буквы, фамилии слились в одно пятно и я ничего не видел. Напрасно старался собраться с мыслями, пока подходил к этому столу, из головы все начисто вылетело, и я не мог найти нужных слов.

В классе воцарилась напряженная тишина. На меня были устремлены лукавые взоры учеников, которые не намного моложе меня; я поймал на себе несколько улыбчивых смущенных взглядов девчонок и не знаю, почему смутился, почувствовал, как румянец заливает щеки, — такие красавицы, ну просто невесты!..

Да, нелегко молодому учителю выстоять целый час перед такими симпатичными ученицами.

Время шло, пора бы начинать урок, тем более что мои консультанты уже начали нервничать.

Произведения Маяковского, его творчество я знал хорошо и потому не захватил с собой ни книг поэта, ни материалов о нем; конспекты, бумажки с цитатами, шпаргалки — я считал лишними. Мне не раз приходилось выступать на литературных вечерах, читать свои произведения перед различными аудиториями, и это у меня получалось как будто неплохо, даже срывались аплодисменты. Надо только взять себя в руки и держаться смелее.

Мертвая тишина, прекратился кашель, шепот, хихиканье, и я, наконец, решился, ринулся, словно пловец, в морскую пучину.

Сам поразился: с первых же фраз установился контакт между мною и учениками.

Я старался не смотреть на своих преподавателей. Один скептический взгляд может сокрушить меня и испортить все дело.

Громко чеканя каждое слово, рассказывал я о Маяковском, декламировал отдельные строфы и видел, как ученики, позабыв обо всем на свете, поедают меня глазами, слушают с небывалым напряжением.

Мои слова вызвали у них интерес, ребята становились все внимательнее, и это вдохновляло меня — значит, дело пошло на лад. Стало быть, урок идет не так уж плохо, а я-то боялся…

Увлекшись, я не заметил, что времени уже не осталось, а о творчестве славного поэта почти ничего не сказано. О, ужас! Прозвучал звонок в коридоре, и слышится шум вырвавшихся на волю учеников из соседних классов.

Холодок прошел у меня по спине. Я не рассчитал времени. Успел изложить лишь половину материала и остановился на полпути — теперь ни туда, ни сюда… Сейчас орава моих учеников ринется к выходу и…

Но что это? Никто из ребят не поднимается с места, даже не шелохнется. Сидят и так же внимательно слушают мой рассказ.

Когда я все же как-то довел до конца урок, случилось что-то невероятное — класс разразился громкими аплодисментами. Ученики смотрели на меня сияющими глазами, я был в восторге. Урок, судя по всему, удался. Все в ажуре! Меня окружила толпа ребят, одна из девчонок подала мне цветок, и я растерялся, не зная, брать его или сделать вид, что не заметил… Ученики забрасывали меня вопросами, я рассеянно что-то им отвечал. Мне не терпелось вырваться из их окружения, подойти к моим учителям, услышать от них доброе слово: ведь они были свидетелями того, как мне аплодировали.

Я быстренько распрощался со своими благодарными слушателями и направился в другой конец коридора, где меня ожидали преподаватели и сокурсники. Увы! У них были каменные лица. Они смотрели на меня с участием, словно я совершил преступление. Ни улыбок, ни восторга.

Что случилось? Почему у всех такие недобрые глаза?

Я опешил. Чем они недовольны?

Особенно злое выражение было на лице Элеоноры Давидовны, невысокой, полной женщины со жгуче-черными глазами, которые вообще редко улыбались.

— Не думала, что вы так опростоволоситесь… На что это похоже? Разве ж это урок? Не урок, а черт знает что — выступление на сцене!.. Литературный концерт, но ни в коем случае не урок… К педагогике это не имеет никакого отношения.