Быстро обнимает Сафи. Крик, всеобщий хохот.
Г о л о с а. Давай концовку.
У а р и.
Общий смех.
В с е. Спасибо тебе, Уари, за хорошую небылицу!
Все поднимаются на курган. Мадинат, Сафи и Муради разводят небольшой костер на вершине кургана. Мари играет на гармошке, все слушают. Кази отходит и стоит в стороне, не спуская глаз с Мадинат.
Н и н а. Кази, почему ты один и такой печальный?
К а з и. Нет, мне хорошо. Посмотри, как красиво огонь освещает Мадину…
Н и н а. Ты смотришь на мою сестру? Может быть, я тебе помешала?
К а з и. Ветка вспыхнула… Теперь она совсем золотая…
Н и н а. Ветка или Мадина?
К а з и. Нина, она вчера долго танцевала с Саудженом?
Н и н а. По часам не смотрела. Я сама танцевала с одним парнем из соседнего села. И знаешь, как он меня называл? «Солнце моей души», «Звезда очей моих»… Правда смешно? Как-то по-старинному.
К а з и. А как Сауджен называл Мадину?
Н и н а. Почем я знаю, мне было не до них. Кази, я хочу тебя спросить… Вот вчера дома спорили, похожа я на Мадину или нет? Как по-твоему?
К а з и. Право, не знаю.
Н и н а. По-моему, нет. И я вовсе не хочу быть на нее похожей. Кази, ну что здесь стоять… Пойдем обойдем вокруг кургана.
К а з и. Пойдем.
Они медленно удаляются.
А в свободное время Мадина что делает? Читает?
Н и н а. Дзыгка[1] кушает!
Пока разговаривали Нина и Кази, Уари, который полулежал около костра, дважды оглядывался на них. Мари все играет. Весь диалог Уари и Сафи идет на фоне музыки.
У а р и (Сафи). Вечная загадка старушки природы.
С а ф и. Ты о чем, Уари?
У а р и. Я о любви говорю. Ну вот эти — молодые, красивые, понятно. А некрасивые? Непривлекательные? Представь, то же самое. Какая-нибудь замухрышка — и вдруг расцветает! Раз в жизни, но цветет, как агава, золотом цветет в синем небе! Один мой приятель влюбился. Я, конечно, проявляю участие и прошу описать ее внешность. «Трудно, — говорит, — и даже невозможно, потому что она слишком замечательная: губки узенькие, глазки маленькие, веснушки яркие, как звезды». Вот ты смеешься, Сафи, а я не понимаю. Смотрит человек на девушку год — ничего, два — ничего, и вдруг веснушки на лице начинают сиять как звезды!
С а ф и. Значит, он в нее влюбился.
У а р и. Я спрашиваю: почему два года не влюблялся, а сегодня влюбился? В какой именно момент наступает обман зрения?
С а ф и. По-моему, в хороший, в счастливый момент, Уари.
У а р и. Знаешь, спой, Сафи, пожалуйста. Ты поешь удачнее, чем говоришь.
С а ф и. Хорошо, я спою. Только скажи: а для тебя все девушки одинаковы? И нет ни одной достойной тебя?
У а р и. Я думаю, есть, и даже не одна. В Орджоникидзе, возможно, даже две найдутся, в Ростове две-три. Ну, а в Москве, может быть, четыре.
С а ф и. Ты всегда шутишь, Уари.
У а р и. Да, часто. Потому что я много серьезного видел. Спой, спой, Сафи…
С а ф и. Хорошо, слушай, Уари.
У а р и. Ах, хорошо поешь, Сафи, прямо в сердце…
Нина и Кази обошли холм, возвращаются с другой стороны.
К а з и. А что ей больше нравится — стихи или проза?
Н и н а. Ну что ты ко мне пристаешь? Спроси у нее самой. И зачем ты потащил меня вокруг этого кургана? Ничего интересного. (Быстро отходит, присоединяется к остальным.)
С кургана спускается З а у р б е к, другие тоже собираются.
К а з и. Ты куда, Заурбек?
З а у р б е к. Спать пора. Завтра рано вставать.
К а з и. Постой, я должен спросить. Заурбек, уступаю я кому-нибудь в работе? Хотя бы самому взрослому. Уступаю? Погоди… Дисциплину я признаю? Погоди. Если я все, понимаешь, все усилия приложу, могу я через два, через три года стать Героем Социалистического Труда? Я обращаюсь к тебе как к старшему партийному товарищу. Какого ты обо мне мнения?
З а у р б е к. Самого хорошего, Кази.
К а з и. Тогда скажи об этом, скажи Мадине, пожалуйста.
З а у р б е к. Мадине?
К а з и. Да, ей. Я тебе все открою: за нее сватаются. Посоветуй ей не выходить за Сауджена. Я моложе Мадины, но вовсе не на три года, а всего на два года и восемь месяцев.
З а у р б е к (улыбнувшись). Значит, я должен идти к ней от тебя сватом. Почему ты меня выбрал?
К а з и. Я хотел просить Уари, но, ты знаешь, он будет смеяться, станет мой рост измерять, давно ли не пью молока, спрашивать… А ты человек серьезный, она тебя уважает.
З а у р б е к. Уважает… Мне очень трудно твое поручение выполнить. Ты и не знаешь, как трудно. И никогда я не умел говорить об этом.
К а з и. Ты попробуй, выйдет. Тогда вместе будем радоваться.
З а у р б е к. За это не ручайся. Нет, Кази, как-нибудь без меня…
К а з и. Она идет сюда… Заклинаю тебя, Заурбек… (Убегает.)
К Заурбеку подходят М а д и н а т и У а р и.
У а р и. Заурбек, Мадина говорит, что ты обиделся и теперь ее избегаешь.
З а у р б е к. Нет, нет, совсем наоборот. То есть я хочу поговорить с Мадиной.
У а р и. Говори, Заурбек, говори. (Тактично отходя, одобряет Заурбека жестами.)
З а у р б е к. Может быть, ты торопишься домой, Мадина?
М а д и н а т. Нет, я не тороплюсь.
З а у р б е к. Я сам не знаю… Может быть, напрасно начал…
М а д и н а т. Я рада говорить с тобой, Заурбек.
З а у р б е к. Тогда… Ты, конечно, знаешь Кази?
М а д и н а т. При чем же тут Кази?
З а у р б е к. Он меня просил, а я не смог отказаться. Кази очень хороший юноша, прекрасный работник… золотое сердце. За тебя сватаются, а он страдает, страдает потому, что любит тебя…
М а д и н а т (рассерженно). Так ты что же, сватаешь меня за Кази? Напрасно взялся за эту работу. Ты плохой сват. Сауджен к отцу настоящего свата, старика Мытыла, прислал. Мытыл, когда хвалит жениха, не заикается, у него речь идет как по маслу. Мытыла сажают за стол, потчуют аракой, вином, пирогами. Ступай, там еще после Мытыла угощенье осталось. Только будешь входить в дом, сват Заурбек, не спотыкнись на пороге. Счастливо. (Быстро идет наверх.)