- Я действительно рад тебя слышать. Но, как я понимаю, просто так бы ты не звонил?

- Конечно! Дэвид, я к тебе с единственным пожеланием: береги жену.

- Что? – голос на другой стороне разговора запнулся. – Тревор, ты о чём? Что-то случилось с Эммой? И откуда такие слова?

- Ничего не случилось. Не нервничай. Просто, подумалось как-то так. Держи её.

- Тревор, у меня холодный пот на лбу выступил. Ты знаешь, как напугать двумя словами! Ты же не случайно мне позвонил это сказать!

- Не случайно. – старик пожевал свои старческие губы. – Тогда, несколько лет назад, когда она вышла из комы, мы, помнишь, к психологу её направили. Потом она перестала её посещать, а недавно мне доложили, что Эмма возобновила сеансы у врача. Я всегда держу руку на пульсе, поэтому звоню тебе. Ты поговори с ней дома, мало ли, что её тревожит?

- Понял. Спасибо, Тревор. Давно?

- Недели две, если не ошибаюсь.

Дэвид немного помолчал и озадаченно произнёс:

- Странно. Неприятно, конечно, узнавать это не от неё.

- Ну, давай. Если что, звони, я остаюсь твоим другом.

- Спасибо.

На том их разговор закончился. Тревор Харрис вернулся к своим делам, а Дэвид Войнс до самого дома обдумывал, что же подтолкнуло его жену снова наведаться к психологу, ипочему она ему ничего об этом не сказала.

Он знал немного больше, чем те неподтверждённые подозрения, в которых ей признался. И знал, что в этом напрямую завязан и Харрис, который иначе не беспокоился бы так о врачах для Эммы и уж тем более не отслеживал бы сегодняшнее её состояние. Ещё тогда Дэвиду не удалось ничего вытрясти из Тревора, слишком уж разный у них уровень. Но немного больше, это далеко не всё, а лишь то, что удалось сложить из ответов команды, из выводов по окончанию расследования. Был какой-то эксперимент по изучению мозга, вот и всё, что он понял. И что именно Эмма стала подопытным кроликом. И тем хуже он себя чувствовал, чем больше понимал, что неравнодушен к ней. Были периоды, когда вообще считал себя слабаком из-за того, что не смог докопаться до истины, просто позволил себе остановиться, выбросить всё из головы и попытаться жить дальше. А кому было бы лучше, продолжи он в этом всём разбираться? У него вряд ли хватило бы сил и возможностей дойти до конца, скорее всего, проснулся бы утром где-нибудь в канаве, а в голове пуля торчит. Потому что, если уж управление захотело что-то оставить в тайне, то так оно и будет.  Надеялся, что когда-нибудь завеса приоткроется, но годы шли, и Дэвид и думать об этом забыл. А теперь…

Прошло два дня с тех пор, как он в последний раз видел жену и говорил с ней, и сейчас Дэвид смотрел на разбитое и окровавленное лицо Рауджа Прости. Сжимая и разжимая кулак, который болел от сильных ударов, Дэвид продолжил задавать вопросы:

- Ничего больше не вспомнил?

Раудж сплюнул окрашенную в красный цвет слюну  и посмотрел на бывшего командира ненавидящим взглядом.

- За что меня? Я всего лишь пешка, работник, выполнявший свои обязанности.

- За то, что мог отказаться. Мог рассказать. Сволочь.

Дэвид сделал шаг по направлению к избитому мужчине и тот предпринял попытку прикрыться руками.

- Не бей. Я не знаю ничего, кроме того, что уже рассказал: ввести в кому в нужный момент, уложить в капсулу, подключить аппарат и следить, чтобы оставалась в таком состоянии. Больше ничего не знаю! Все данные отправлялись прямиком в управление, я даже не видел расшифровки. И по возвращению передо мной не отчитывались. Денег дали и попросили уволиться. Всё!

- Скотина!

- Может быть. – уже спокойно ответил Раудж, поняв, что Дэвид остыл и бить не собирается. – Тревор главный, у него вся информация.

- Кто ещё был в курсе?

- А что, к Тревору ссышь идти? – взбодрился Раудж, но после того, как избивавший глянул на него, снова потерял свою секундную смелость. – Я не знаю. Мне не говорили. Может, Фризмер что-то знает. А может, и нет. Николай точно не в курсе. Слушай, у меня жена с детьми вот-вот вернутся, а мне ещё в порядок себя привести нужно.

Дэвид кивнул и напоследок сказал:

- Только попробуй кому-нибудь! Убью!

- Обещаю. Знаю, что виноват перед Эммой. Но я просто делал свою работу.

- Хреновую ты выбрал работу. И деньги эти… грязные.

- Да не в деньгах было дело. Я приказ получил, я должен был его выполнить.

- Придурок ты, Раудж. Ты не обязан был.

С теми словами Дэвид покинул дом Рауджа Прости. К кому следующему? К Фризмеру? Ещё несколько лет назад Дэвид понял, что Марк, как и он, был в полном неведении. Может, догадывался, но боялся даже озвучить свои предположения, и тогда так и не удалось его разговорить. Марк оказался тем ещё трусом. Тревор… только как к нему добраться? Можно, конечно, договориться о встрече, но разговор с ним никак не будет похож на тот, что только что он провёл с доком. Не тот человек, Тревор, не тот. Придётся не бить, а просить. Гадко! Очень гадко было у Дэвида на душе. И волнение за жену, за дочь – он боялся, как мальчишка, боялся звонить жене даже, чтоб просто спросить, как она там. Боялся, что не остыла, что не простит. Боялся услышать, что уже переехала. Он дочери звонил, придумал глупую отмазку, почему его нет дома,  так и понял, что Эмма пока ещё никуда не уехала. Но вернуться домой самому… хочется, но стыдно смотреть ей в глаза. Стыдно за то, что не уберёг,  что никто не наказан за то, что с ней сделали. Какой же ты мужик после этого, спрашивал Дэвид сам себя. Твою жену использовали, а ты предпочёл всё забыть, не копать, решил, что укутаешь её теплом и заботой, на том и точку можно поставить. Сам себя тряпкой считал.

На следующий день, чистый, в новой одежде и с заклеенными рассечениями на костяшках кулаков, Дэвид вошёл в кабинет Тревора. Пропуск в управление он попросил выписать другого бывшего коллегу, чтобы сохранить элемент внезапности.

Когда он вошёл в кабинет Тревора, улыбнулся: тот был удивлён.

- Ну, здравствуй, Дэвид.

- И тебе не хворать.

- Неожиданно, - старик по привычке откинулся на спинку стула.

- Рассказывай. – бросил мужчина без ненужных приветствий, усаживаясь в кресло перед огромным столом.

Если бы Дэвид совершенно точно не был уверен в том, что всю эту кашу старик и заварил, подумал бы, что ошибся дверью – такое озадаченное и удивлённое выражение лица он увидел напротив себя.

- Дэвид, сынок, ты, никак, с допросом ко мне?

- Да. Только допрос – то слишком громко. Тревор, мне плевать на ваши исследования. Единственное, что меня волнует – Эмма. Мы поговорили с ней после твоего звонка. Результат, знаешь, какой? Мы разошлись, точнее, она решила уехать от меня.

- Печально.

- Да. Но я хочу её вернуть. И, повторюсь, мне плевать на исследования, я хочу, чтоб ты рассказал мне, что побудило тебя думать, что она меня бросит.

- А разве я так сказал?

- Ты именно это имел в виду. Тревор, как другу мне, если и в самом деле меня таковым считаешь. Хоть, что-то я стал в этом сомневаться.

Харрис сложил кисти рук в намасте и, полуприкрыв глаза, ответил:

- Я за всю свою жизнь любил только одну женщину – свою жену. Уже тридцать лет, как её нет рядом. После её смерти, да и, что греха таить, я изменял ей и при её жизни, было достаточно у меня женщин. Пока я мог. Но только она одна вызывала во мне настоящие чувства. Если бы я мог её воскресить или вернуть время…

- При чём тут твоя жена?

- Ни при чём, сынок, ни при чём. Кроме того, что есть у твоей Эммы один секрет – тайная любовь.

- Что? – Дэвид до скрежета в зубах сжал челюсти. – Ну ты и…

- Кто? Гад? Сволочь? Ты не рыпайся, сынок, сядь и слушай: причины, по которым я выбрал Эмму, тебя не касаются. Тебе важно знать вот что – с её помощью мы создали параллельную реальность. Параллельный мир. Не совсем физический. И она там была – мы сделали так, чтобы она туда попала. И там, в том мире, она встретила одного мужчину…

Спустя час Дэвид вышел из кабинета Тревора совсем разбитый и опустошённый. Поверить в то, что любимая женщина до сих пор лелеет в памяти не твой образ, а образ другого, до которого тебе не дотянуться? Что ищет возможность вернуться туда? Бросить тебя, ребёнка, и уйти навсегда, потому что возврата уже не будет? И ты ничего не можешь сделать. Или можешь? Но если за столько лет не забыла, если ты не смог его затмить, что сможешь сделать теперь, когда в дополнение ко всему ещё и виноват перед ней?  Может, отпустить? Дать ей шанс на счастье? Она его заслужила.