Была ещё мысль «а не съездить ли мне в какой-нибудь молл?», но побоялась: а вдруг я действительно схожу с ума и голос – лишь первая ласточка? Поэтому я предпочла остаться дома и никуда не выезжать самой, пока не поговорю со своим доктором. Примерно так же прошли эти четыре дня, в которые я старалась вести себя со своей семьёй, словно ничего необычного не произошло.

            И вот, наконец, я сижу в её кабинете, в котором ничего не изменилось за прошедшие годы. Тот же приятный полумрак, расслабляющее мягкое кресло, располагающая улыбка немолодой женщины, искреннее желание помочь в её глазах, от которого слова сами начинают литься потоком  - неудержимым, не замечающим на своём пути никаких преград  ни в виде удивления на лице доктора, ни в виде её просьб остановиться и кое-что пояснить, ни в виде быстро строчащего карандаша в её руке, оставляющего пометки на страницах моей истории болезни.  И мне было так жаль, так обидно, что в конце отведённого мне часа, после того, как я перед ней вывернула душу наизнанку, она сказала:

            - Эмма, Вы не волнуйтесь. Я не вижу у Вас ни признаков шизофрении, ни какого-либо другого психического заболевания. Самое большее, что я могу предположить – Вы находитесь в состоянии крайнего нервного истощения, поддались депрессии, отсюда и слуховая галлюцинация. Я пропишу вам антидепрессанты и настаиваю на том, чтобы мы продолжили наши встречи – один раз в неделю….

            - Два! – прервала я её. Конечно, пусть я и была разочарована, но в то же время, кого не обрадует новость о том, что ты нормальный человек, просто немного устал. Поэтому я поспешила воспользоваться её мягкостью и выпросила для себя два сеанса в неделю. Это было в пятницу. А в следующий раз я должна буду прийти к ней в понедельник.

            В выходные мы решили навестить моих родителей. Идея исходила от меня – просто я старалась ухватиться за как можно большее из того, что крепкими нитями меня привязывало к этому миру, миру реальных, любимых мною людей. Пусть все они соберутся вместе – Дженни, Дэвид и мама с папой. Пусть я буду видеть их, и тогда мне будет намного легче.

            - Ты какая-то грустная, - прошептал мне на ухо Дэвид во дворе родительского дома. Отец и Дженни занимались барбекю, мама проверяла, готов ли её коронный лимонный пирог, а мы с Дэвидом сидели, накрывшись пледом, на качеле.

            Я повернула к нему голову и поразилась: какими родными стали для меня его черты, какое спокойствие я испытываю рядом с ним. Он - не просто стена, за которой можно укрыться от любых невзгод, он – это те самые руки, которые вытянут тебя из любого дерьма  и станут всем, чем только ни пожелаешь.  Я уткнулась носом в его плечо и прошептала:

            - Спасибо!

            - За что? – спросил он, обнимая меня.

            - За всё. Я люблю тебя. Я очень рада, что ты вошёл в мою жизнь. Даже не могу себе представить, что было бы со мной сейчас, если бы ты не уволился и не вернулся бы сюда.

            - Когда ты так говоришь, меня начинает охватывать лёгкое беспокойство. Эмма, с тобой точно всё в порядке? – Дэвид немного отстранился, чтобы заглянуть в мои глаза.

            - Конечно, любимый. О чём ты?! Просто захотелось тебе сказать, как я дорожу тем, что у меня сейчас есть, и как благодарна тебе за то, что именно ты и привнёс это всё в мою жизнь.

            Я улыбнулась, Дэвид прижался губами к моему лбу и ещё сильнее сжал меня в своих объятиях. И так я сидела, наслаждаясь его силой и надёжностью, до тех самых пор, пока мама не позвала нас за стол.

            А потом наступил понедельник.

            К Дженнифер мне назначено на одиннадцать дня, это хорошо, потому что я смогу не говорить Дэвиду о том, что хожу к ней снова. Конечно, он бы не стал меня ругать или возражать, просто не хочется его беспокоить. Знаю, что он примет на свой счёт то, что, по каким бы то ни было причинам,  я чувствую необходимость посещать эти сеансы.  Я приехала в её офис минут за пятнадцать до назначенного мне времени, присела в кресле в комнате ожидания, где помощница Дженнифер, как всегда ослепительно улыбаясь, предложила мне чашку травяного чая.  Я думала, что Дженнифер занята с пациентом, но после того, как я отказалась от чая, Алексис – та самая помощница – предложила мне пройти в кабинет. Попутно она сказала, что Дженнифер заболела, но, чтобы не подводить своих пациентов, она попросила своего друга и коллегу побеседовать с нами.

            Немного расстроенная таким поворотом дел и тем, что вместо того, чтобы двигаться дальше, мне придётся сегодня снова повторять всё то, что уже слышала Дженнифер, я прошла в кабинет. Опять я уйду отсюда с заверениями о том, что просто переутомилась или же впала в депрессию вместо реального понимания ситуации. За прошедшие выходные ни разу я больше  не услышала такого родного и любимого голоса. Поэтому можно было бы успокоиться и поверить в депрессию. Можно было бы купить в аптеке те антидепрессанты, которые мне выписала Дженнифер. Можно было бы начать глотать их и продолжать жить, как раньше. Но я не купила таблетки, а рецепт  спрятала в коробке со своими личными вещами, куда Дэвид не имеет обыкновения заглядывать. Потому что я точно знаю, что никакой депрессии и никакого переутомления у меня нет. Им просто неоткуда взяться – настолько я довольна своей теперешней жизнью.  Была довольна до прошлого понедельника.

            На том самом месте, на котором всегда я видела Дженнифер, сидел мужчина невзрачной внешности. Он оторвал свой взгляд от бумаг, которые тщательно изучал, когда я вошла, и поздоровался, одновременно кивнув подбородком в сторону знакомого кресла:

            - Миссис Войнс, Эмма. Я доктор Смит, можете называть меня Джеком. Даже лучше Джеком – так мы с вами скорее установим доверительную атмосферу между нами, и вам будет легче раскрыться. Присаживайтесь удобнее.

            Пока я, внимательно глядя в его глаза, усаживалась в кресле для пациентов, он вернулся глазами к бумагам в жёлтой папке. Оказалось, это моя папка, потому что Джек Смит сказал, перебирая в руках эти бумаги:

            - Очень интересный случай! Я немного подготовился к вашему визиту – почитал записи Дженнифер. Не могу не согласиться с её выводами о том, что это не более, чем результат БДР, но меня интересует другое – почему вы не рассказали об этом своему доктору раньше, когда начали заниматься с ней? – мужчина оторвался от записей и поднял на меня цепкий взгляд светло-серых глаз.

            Он терпеливо ждал, когда я начну ему отвечать и, видимо, не сомневался в том, что я сейчас, как на духу, выложу ему всё, что меня мучит, беспокоит и волнует. Но мне это делать вовсе не хотелось. И не потому, что его лицо, совершенно отличное от мягкого и понимающего лица Дженнифер, с которой волей-неволей хотелось делиться переживаниями,   производило на меня отталкивающее впечатление.  Нет,  Джек Смит не был уродом, и даже его нельзя было назвать некрасивым мужчиной. Просто невзрачный и обыкновенный – обыкновенные волосы чёрного цвета с начинающейся на висках сединой, гармонировавшей с цветом глаз. Обыкновенный нос, рот и обыкновенный высокий лоб. Но… Но Джек Смит? Ребята, ничего нелепее вы не могли придумать.

            - Меня совершенно не беспокоило то, что во время комы мне снился этот сон. О чём было рассказывать? Джек, тогда я действительно была в депрессии, но она была вызвана выходом из комы и тем, что я так много всего потеряла из того, к чему стремилась. Крах надежд, карьеры – я же хотела закончить её на высокой ноте, понимаете? Разве меня в то время мог волновать какой-то сон?

               - Наверное, вы правы.  – согласился он, кивая и опуская глаза в бумаги. – Опишите мне голос, если сможете.

            - Я услышала слова…

            - Слова записаны в вашей истории. Но мне важно то, как вы его слышали. Опишите, насколько сможете точно, что предшествовало ему, как звучал, где?